Вымпел мертвых. Балтийские стражи

Получившие же пощечину и очухавшиеся итальянцы вернулись спустя всего пол часа. Причем пехота вернулась не одна, а в компании с дюжиной горных пушек, что, открыто расположившись километрах в полутора от их линии обороны, принялись методично посылать на головы защитников Асэба один снаряд за другим. К своему несчастью вражеские артиллеристы знать не знали, что имелось в закромах обороняющейся стороны и потому изрядно растерялись, когда среди их орудий поднялся фонтан из песка с камнями от накрывшего одну из батарей 120-мм фугасного снаряда. Взятые трофеями еще у японцев тяжелые 120-мм осадные пушки, наконец, смогли показать себя во всей красе. По два таких орудия оказались размещены с северной и западной сторон города, и теперь одна из этих пар показывала свое превосходство над орудиями итальянских горных батарей. Вести контрбатарейную борьбу против столь тяжелых аргументов итальянские артиллеристы посчитали слишком глупым занятием и постарались как можно быстрее покинуть свои позиции, но вывести они смогли лишь пять орудий. Остальные же оказались либо разбиты, либо брошены своими расчетами на растерзание врагу. Уж слишком большой деморализующий эффект оказывали тяжелые фугасные снаряды рвущиеся в каких-то десятках метров от тебя или разносящие в клочья соседнее орудие вместе со всем расчетом.

И пусть до первой мировой войны было еще 18 лет, солдаты 1-го африканского полка уже сейчас на собственной шкуре смогли прочувствовать хотя бы часть ее ужасов. Еще трижды командиры бросали в бой своих людей в попытке прорвать оборону абиссинцев. Но каждый раз несшие непомерно большие потери пехотные цепи рассыпались под градом пуль, и уцелевшие солдаты поворачивали назад, стремясь как можно быстрее отбежать подальше от верной смерти, границы которой обозначали тела их менее удачливых предшественников, густо устлавших собой подходы к окопам противника.

Лишь пятая по счету попытка штурма, в которую пустили остатки всех трех батальонов под прикрытием вернувшейся на поле боя артиллерии, увенчалась относительным успехом. Успехом - потому что итальянцы все таки смогли достичь окопы, в которых засели абиссинцы. Относительным - потому что достигли их только солдаты прореженной третьей и четвертой цепей, которых на подходе встретили вылетевшие из висевшей над полем боя дымовой завесы, словно черти из табакерки, абиссинцы. Встречный штыковой бой и последующая всеобщая рубка стала последним этапом сухопутной части операции по возвращению контроля над Асэбом. Из всего 1-го полка отступить от города смогли чуть более двух с половиной сотен солдат и офицеров, да еще с сотню набралось из состава 8-й и 11-й горных батарей, вывезших на двоих всего два уцелевших орудия. Остальные же навсегда остались лежать в эритрейской земле, поскольку разгоряченные боем и потерями абиссинцы пленных не брали. Однако и защитникам города этот бой дался не легко. Только погибших набралось 183 человека, да еще под три сотни оказались ранены и далеко не всех из них возможно было спасти даже с учетом помощи врачей с русских кораблей, к которым можно было бы обратиться за содействием лишь после ухода итальянского флота. Сам же Иван оказался больше в роли статиста. Все его действия сводились лишь к тому, чтобы отдавать команды на открытие и прекращение огня. Даже в штыковую атаку переломившую хребет итальянского соединения местные пошли по приказу своих командиров, а не непонятного русского, который даже не умел держать в руках ни меч, ни саблю, ни винтовку.

Узнав к вечеру о фиаско пехотного полка, вице-адмирал Каневаро, честно признаваясь себе, осознавал, что с превеликим удовольствием ушел бы от этого трижды проклятого порта этой же ночью. Но за столь короткое время уцелевшая пехота никак не успевала вернуться к месту высадки и погрузиться обратно на войсковой транспорт. Оставалось ждать наступления нового дня, да молиться, чтобы у противника все же закончились самоходные мины, каждую ночь сокращавшие силы его эскадры на один вымпел.

Вот только сбыться надеждам и чаяниям командующего итальянской эскадры было не суждено. Снятых с итальянских кораблей самоходных мин хватило бы еще на три полноценных ночных рейда оставшейся пары катеров. К тому же, в связи со значительным сокращением количества потенциальных целей, риск повреждения одного из крупных кораблей эскадры многократно возрастал, потому на якорь было решено встать поближе к берегу, создав сторожевую завесу из всех имевшихся в наличии шлюпок и катеров. Вот только плавсредств имелось катастрофически мало для предполагаемого охранного периметра. В результате, расстояние между шлюпками достигало двух-трех сотен метров и никак не связанные друг с другом они вдобавок расплылись за ночь, предоставив катерникам возможность безнаказанно осуществить очередной налет.

Если можно так сказать, этой ночью удача изменила итальянской эскадре. Обе выпущенных мины нашли свои цели, и одной из них стал старичок "Аффондаторе". Построенный на тех же принципах что и некогда находившаяся под командой Иениша "Русалка", он отличался лишь вдвое большими размерами, да несколько более высоким бортом. Живучесть же корабля при получении подводной пробоины была столь же низкой что и у русской броненосной лодки. Единственное, что удалось сделать команде - подвести быстро садящийся в воду корабль как можно ближе к берегу. К утру все желающие могли наблюдать за торчащими над водой мачтами, трубами и надстройками под завязку забитых моряками.

Вторая мина поразила "Каио Дуилио" в пострадавшую днем носовую оконечность, отчего броненосец еще сильнее сел носом и получил заметный крен на левый борт. Тонуть он все же не собирался, но и двигаться теперь приходилось со скоростью не более 5 узлов.

Естественно, с такими потерями и повреждениями нечего было и мечтать о продолжении операции. Наоборот, предстояло сильно задуматься о том, как вообще унести ноги обратно в Массауа, поскольку круживший вне зоны досягаемости орудий вражеский минный крейсер тонко намекал, что почувствовавший кровь хищник просто так не отстанет. И даже направить последний целый минный крейсер, чтобы отогнать наглеца, было никак нельзя, поскольку вооружение противника не оставило бы "Конфьенца" ни одного шанса на выживание.

Вот и Иениш был полностью солидарен с невеселыми мыслями итальянского вице-адмирала. После учиненного эскадрой разгрома двух его сильнейших батарей береговой обороны, отпускать их без прощального пинка виделось в корне неверным. За последние два дня погибло четырнадцать его людей и свыше полутора сотен местных при обстрелах порта и Батарейного острова, еще две сотни сложили голову в боях с итальянской пехотой, а количество раненых теснящихся в бывшей казарме превосходило все мыслимые пределы.

Два 152-мм орудия батареи N1 оказались сильно повреждены, а два оставшихся требовали возведения новых оснований. К тому же, снарядов к ним оставалось не более трех десятков. Причем, одно орудие оказалось уничтожено вместе со всем расчетом прямым попаданием десятидюймового снаряда. Батарея N3 также лишилась двух орудий, но поскольку рядом с ними никого не находилось, на острове обошлись лишь десятком раненых и контуженных. Естественно, выстраивая защиту порта на скорую руку, он не ожидал каких-либо чудес и понимал, что возьмись итальянцы за них всерьез, потери будут неизбежны. Но одно дело планировать и совсем другое смотреть на лица погибших людей, что доверили тебе свои жизни. Тем более что коллектив то был все еще весьма небольшой - чуть больше двух сотен человек, не считая союзников.

Выступившие ночью на пять баллов катерники, несомненно, сполна отплатили за павших товарищей и честно заработали свои премии, но у итальянцев все еще оставалось несколько кораблей, так что принявший в кильватер оба катера и взявший на борт все оставшиеся самоходные мины "Полярный лис" пристроился вслед едва ковыляющей итальянской эскадре в ожидании очередной ночи. Обогнать противника с наступлением темноты и выпустить по курсу его движения катера виделось наиболее разумной и осуществимой идеей, поскольку его минный крейсер хоть и мог держаться на плаву, а также не потерял в скорости, внешне представлял собой скорбное зрелище. Обгоревший, покрытый пробоинами, с разорванным местами бортом, он вряд ли мог внушить трепет и ужас даже тем остаткам вражеской эскадры, что держали курс к Массауа. Все же у итальянцев оставался еще совершенно не пострадавший броненосный крейсер и отремонтированный на скорую руку силами экипажа бронепалубный "Джованни Бозан", компанию которым могли составить два минных крейсера. Вот и выходило, что вся тяжесть окончательного решения вопроса итальянской эскадры ложилась на плечи самых маленьких и слабых вымпелов собранного им с бора по сосенке флота. Впрочем, эти крохи уже не раз доказывали делом, что способны очень болезненно кусать и теперь им предстояло продемонстрировать свои возможности хотя бы еще один раз.

Развязка затянувшейся трагедии итальянской эскадры случилась в первую же ночь обратного пути. Сперва, получил мину в борт и ушел на дно шедший головным "Джованни Бозан". Не спасли ни редкие уцелевшие прожектора, ни напрягающие слипающиеся глаза матросы. Рассмотреть в кромешной тьме низкий силуэт небольшого катера на расстоянии в пол километра оказалось выше их сил. Зато медленно плетущиеся и обозначенные ходовыми огнями итальянские корабли представляли собой отличную мишень для набивших руку и глаз миноносников. Стоило закончиться свалке, образовавшейся из-за начала спасательных работ, как разлетевшийся над морем звук подрыва возвестил о начале очередных бедствий. На сей раз досталось остававшемуся все это время целехоньким "Марко Поло". Учитывая, что именно он подошел к гибнущему бронепалубнику и принялся снимать с него людей, удерживаясь машинами на месте, броненосный крейсер превратился в идеальную мишень, чем и не преминул воспользоваться Георгий Керн.

Спустя два часа имевший солидный крен на левый борт и плетущийся со скоростью 8 узлов "Марко Поло" получил еще одну мину отправившую его на дно Красного моря вместе с большей частью экипажа и спасенных с "Джованни Бозан" моряков. Уцелеть удалось лишь четырем десяткам матросов успевших спустить пару шлюпок, которых на следующий день подобрал проходивший мимо английский пароход.

Активно же сопротивляющийся поступлению воды "Каио Дуилио" дотянул до самого утра, но в конечном итоге все же был посажен командой на мель во избежание окончательной гибели корабля. С ним же остался "Монзамбано", чьи повреждения не позволяли идти с большой скоростью, а то, что именно в ней заключается единственная возможность спасения оставшихся кораблей, было ясно, как божий день.