Вынужденная мера

Наконец я позвонил Льюису Карру, профессору клинической медицины из бостонской Мемориальной больницы. В регистратуре не сразу нашли его, а когда отыскали, Льюис, по своему обыкновению, резко буркнул в трубку:

– Карр у телефона.

– Лью, это Джон Берри.

– Привет, Джон, что у тебя на уме?

В этом был весь Карр. Большинство врачей соблюдает некий ритуал телефонного общения: сначала – вопрос о самочувствии, потом – о работе и, наконец, о семье. Но Льюис не придерживался заведенного порядка. И не только в телефонных разговорах.

– Я звоню насчет Карен Рэндэлл.

– А что такое? – Его голос зазвучал настороженно. Похоже, в Мемориалке не было охотников обсуждать эту тему.

– Расскажи все, что знаешь о ней. Может, слышал что-нибудь?

– Понимаешь, Джон, её папаша – большая шишка. Поэтому я знаю все и не знаю ничего. Кто интересуется ею?

– Я.

– Лично ты?

– Вот именно.

– С какой стати?

– Я дружен с Артом Ли.

– Так его замели? Я слышал об этом, но не поверил. Мне всегда казалось, что Ли слишком умен, чтобы…

– Лью, что произошло вчера вечером?

Карр вздохнул.

– Господи, тут такое творится. Поганые дела. Амбулаторное отделение гудит как улей.

– Что ты имеешь в виду?

– Сейчас я не могу говорить об этом, – сказал Карр. – Лучше приезжай ко мне.

– Хорошо, – ответил я. – Где тело? У вас?

– Нет, в Городской.

– Вскрытие уже было?

– Понятия не имею.

– Ладно, я загляну к тебе через несколько часов. Можно раздобыть её историю болезни?

– Сомневаюсь. Сейчас она у старика.

– Хорошо, до встречи.

Я повесил трубку, опустил в щель телефона ещё один десятицентовик и позвонил в морг Городской больницы. Секретарша подтвердила, что тело у них. Секретаршу звали Элис, и она страдала гипотиреозом, поэтому голос её звучал так, словно она проглотила контрабас.

– Вскрытие уже было? – спросил я.

– Вот-вот начнется.

– Не могли бы они немного подождать? Я хотел бы присутствовать.

– Едва ли это возможно, – протрубила Элис. – Тут какой-то непоседа из Мемориалки. Ему не терпится взяться за нож, так что поторопитесь.

Я сказал, что уже выезжаю, и повесил трубку.

5

Многие бостонцы свято верят, что в их городе можно получить лучшее в мире медицинское обслуживание. Эта точка зрения укоренилась в умах горожан так прочно, что почти никто не берется оспаривать её.

Зато вопрос о том, какая же из городских больниц лучше других, служит предметом нескончаемых и жарких дебатов. Главных претендентов на первое место в Бостоне три: Общая, Бригхэмская и Мемориальная больницы. Патриоты Мемориалки скажут вам, что Общая слишком большая, а Бригхэмская – слишком маленькая; Общая – чисто клиническая, и это плохо, а Бригхэмская – строго научная, и это тоже плохо; в Общей пренебрегают хирургией и предпочитают лекарства, а в Бригхэмской – наоборот. И, наконец, вам торжественно заявят, что персонал Общей и Бригхэмской в подметки не годится врачам и медсестрам Мемориалки, в которой работают высокоученые и умные люди.

Но любой, кто от нечего делать расставляет бостонские больницы по ступенькам пьедестала, наверняка поместит Городскую где-то возле самого подножия. Я подъехал к ней, миновав здание торгового центра – самого внушительного строения в районе, который политиканы величают Новым Бостоном и который представляет собой лес небоскребов, приютивших гостиницы и магазины и разделенных небольшими площадями с фонтанами и обширными пустырями без фонтанов, придающими этим местам «современный облик».

Городская больница стоит на расстоянии короткого, но волнующего пешего перехода от района красных фонарей, далеко не нового и не современного на вид, но весьма оживленного и исполняющего свое предназначение так же исправно, как, скажем, стоматологическая поликлиника.

Район красных фонарей расположен на краю негритянских трущоб Роксбери и соседствует с бостонским Сити. Пробираясь по нему и лавируя между притонами, я раздумывал о том, как же бесконечно далеко отсюда до вотчины Рэндэллов.

Рэндэллы, разумеется, практикуют в Мемориалке. В Бостоне хорошо знают этот старинный род, в котором почти наверняка был хотя бы один скрюченный морской болезнью пилигрим, приплывший на «Мейфлауэре» и внесший свой вклад в генофонд семейства. Доподлинно известно, что Уилсон Рэндэлл пал в бою на Маячном холме в 1776 году.

Лекарская династия Рэндэллов существует уже несколько столетий. В отрезок времени, именуемый новейшей историей, это семейство облагодетельствовало общество целым сонмищем знаменитых врачей. В начале века виднейшим нейрохирургом страны считался Джошуа Рэндэлл, который сыграл в развитии этой области медицины не менее важную роль, чем сам великий Кашинг. Джошуа был строгим догматиком. Во всяком случае, так гласило бытующее в среде врачей совершенно недостоверное предание о нем.

Подобно большинству хирургов того времени, Джошуа Рэндэлл заставлял своих стажеров давать обет безбрачия. Один из его ассистентов надул старика и женился. Через несколько месяцев Джошуа узнал об этом и созвал всех своих стажеров. Выстроив их в шеренгу, он сказал: «Доктор Джонс, будьте любезны сделать шаг вперед».

Проштрафившийся врач, дрожа, вышел из строя, и Рэндэлл заявил ему: «Насколько я понимаю, вы завели жену?» Причем произнес он это таким тоном, будто ставил диагноз.

«Да, сэр», – ответил напуганный стажер.

«Можете ли вы сказать что-нибудь в свое оправдание, прежде чем я уволю вас?»

Молодой врач подумал с минуту и ответил:

«Да, сэр. Я могу клятвенно обещать вам, что этого больше не повторится».

Если верить преданию, этот ответ так развеселил Рэндэлла, что в конце концов он сменил гнев на милость и оставил стажера в своей команде.

Следующим знаменитым Рэндэллом стал Уинтроп, специалист по операциям на грудной клетке. Джей Ди Рэндэлл, отец Карен, был кардиохирургом, большим мастером вживлять искусственные сердечные клапаны. Мы с ним не знакомы, но пару раз я видел его воочию. Он был суровым мужем патриархального обличья, с жесткими седыми волосами и начальственной повадкой. Стажеры, которые обучались у Рэндэлла, боялись и ненавидели его.

Брат Джей Ди, Питер, был терапевтом и практиковал неподалеку от Общественного парка. Модный врач, весьма изысканный джентльмен и, вероятно, неплохой знаток своего дела. Впрочем, это лишь мое предположение.

У Джей Ди был сын, брат Карен, который учился в медицинской школе Гарварда. Год назад ходили слухи, что парня вот-вот отчислят, но потом все наладилось.

В каком-нибудь другом городе и в другие времена такая приверженность юноши семейным традициям могла бы показаться странной, но только не в Бостоне. В семьях здешних состоятельных старожилов уже давно бытует убеждение, что на свете есть лишь два достойных внимания поприща – медицина и право. Ну, разве что ещё преподавательская деятельность. Тоже весьма почетное занятие, если, конечно, вы – профессор Гарварда.