Выруба

Шайба пришел со свитой молодых, которые принесли в солдатских котлах жареную картошку, вареный минтай, жареные куски свинины, соленые огурцы, а ещё масло, хлеб и какие-то серые яйца, тоже вареные. Хором, поздравив дембеля Павлова, они испарились.

Старшина Перов обещал играть и петь всю ночь («Щас бы мне гитару в руки!»). Тоже мне подарок — куда бы он делся?!

Аким принес «Командирские» часы с фосфорным циферблатом и боевую гранату РПГ в масляной бумаге с запалом — пригодится.

— Ты где её взял? — спросил Лёха.

— Это малоебущий фактор, — несколько уклончиво ответил Аким. — Владей — пригодится!

Леха был растроган поздравлениями ребят, а Перов уже разливал водку по кружкам.

Первым встал Аким:

— Лёха! Мы поздравляем тебя с окончанием службы! Я скажу так, как ты любишь! Вот мы: я, Шайба, Мамонт — прослужили с тобой год. (Вова — месяц, но без пиздюлей). Короче, братан, — всего тебе на гражданке! Чтобы всё было ништяк и в ёлочку. Ты пиз-дастый пацан, и я…, мы — обещаем тебе, что ТВОЯ Рота Связи — не ударит в грязь лицом, потому что, брат, мы и есть — ТВОЯ Рота Связи! Давай, братишка, чтобы у тебя всё было по уму, и чтобы хуй стоял и деньги были!

Парни с удовольствием встали и выпили за Это! У Лехе от таких слов навернулись слезы на глаза, но он смог сдержаться! Выпив, закурил, иногда мотая головой — отгоняя налетевшую грусть. Вот! Ради Этого — стоит служить!

Помолчали, покурили, стали успокаиваться.

Чтобы снять напряжение, Мамонт обратился к Акиму:

— Ты, это, как на губу-то попал? Мы же ещё вчера утром виделись.

Аким понял, что надо действительно немного всех отвлечь, поэтому стал рассказывать, как можно подробней:

— Да это ни я попал — это Калач попал. Позавчера вечером, в городе, в каком-то кабаке, пьяный наш капитан Калачников кому-то ударил сильно кулаком в лицо. Вызвали патруль — его забрали. Посадили на губу. Вчера утром он звонит мне в штаб и говорит: «Приди — дело есть». Само собой, я пришел.

— Ты мне друг? — спрашивает он.

«Нухуя себе вопросы!» — думаю я, и отвечаю:

— Конечно, друг!

— Тогда, — говорит, — выручай! Мне, — говорит, — срочно свалить надо в город — посиди за меня.

— То есть? — не понял я. — Как я буду на офицерской губе сидеть?

— Я тебе свой китель отдам. Мужикам я уже сказал, что ты будешь за меня — всё будет, как положено. Главное, чтобы вечером на разводе численность совпадала. В наряде «свои» (Кореша его из мотопехотного полка) — не сдадут. Я договорился. Завтра наши заступают — тоже не сдадут — я всё решу, а потом вернусь, когда наши сдаваться будут.

То есть получалось, что сидеть мне два дня и две ночи. Ну, и что мне было делать? Я, конечно, согласился. В случае чего, думаю, — у наших отпрошусь тебя проводить и к утречку вернусь.

Вчера вечером, на разводе — всё спокойно — все сделали вид, что я капитан Калачников. Китель, правда, великоват, и сапоги и брюки — не офицерские. Но «свои» — «не заметили». Вечером и ночью — преферанс, пивка попил с офицерами. У них — не гауптвахта, а санаторий. Еда домашняя — жены приносят. Красота. Всех по имени-отчеству. Они меня тоже по имени — Валерий Иванович — я же Калачников. Сегодня — наш полк заступил — на разводе промолчали. Я думал, ещё ночь придется сидеть, и стал придумывать, чтобы такое придумать, чтобы дежурный отпустил — молодой, ублюдок, ссыт всего. Боялся, что тебя не провожу. Вариантов много разных свалить, но Калача подводить не хотелось — надо было что-то решать. Но к моему счастью, с проверкой приехал Утаганов. Дежурный по караулу — обосрался! Увидел «уазик» Утаганова, прилетел в офицерскую половину, и заныл:

— Пиздец мне! Калачников подвел! Пиздец мне!

Ему офицеры говорят, дескать, чего ты орешь — первый раз что ли? Ну, посидишь пару-тройку дней, зато Калач будет тебе лучший друг. А дежурный всё нервничает — не хочется ему париться и, как я думаю, свою биографию чернить. Чуть не плачет. Ко мне подошел, спрашивает:

— Ты понимаешь, что тебе теперь пиздец?

— Понимаю, — отвечаю я. — Что поделаешь? — Приказ. На то я и солдат, чтобы стойко выносить все тяготы воинской службы, как сказано в Уставе. И перед лицом своих товарищей, не уронить честь Советского Солдата! Встретить опасность с открытым забралом! — Издеваюсь!

— Я посмотрю, как ты сейчас запоешь! — говорит он мне. И бежит докладывать к Утаганову, переходя на строевой шаг перед капитаном.

Офицеры (а мы в это время сидели в курилке) смотрят на меня и говорят:

— Ну, парень, ты конечно молодец, что за своего шефа так впрягаешься, но, если честно сказать, тебе сейчас не поздоровится.

— А что делать? — отвечаю я, сидя рядом в капитанском кителе и наравне со всеми затягиваясь «пшеничной» сигареткой с фильтром.

— Ох, Валерка, Валерка… — мычат они, но тут раздается команда «Строиться». — Прощай, «капитан»! — говорят они мне, грустно улыбаясь, и встают, похлопывая по плечу.

Я тоже встаю в строй.

Утаганов меня уже давно приметил в офицерском строю, но молчит. Наверное, хочет узнать — за кого я тут чалюсь? Проводит перекличку. Доходит очередь до Калача:

— Капитан Калачников!

— Я! — отвечаю я.

Утаганов, даже не взглянув на меня, продолжает:

— Старший лейтенант Каримов!

— Я!

— Повезло! — шепчут мне офицеры.

— Отставить разговоры! — командует Утаганов.

Все затыкаются.

После развода, Утаганов о чем-то поговорил с начальником караула и уехал. Через час привезли бухого в жопу Калача, а меня отпустили. И вот я здесь, я — в бархатных штанах!

— Я знал, что ты появишься! — с удовольствием подчеркнул Лёха. — Иначе бы, ты был не ты.

— Спасибо, друг, — улыбаясь, говорит Аким. — Неужели же я бы пропусти момент увидеть тебя в твоем идиотском, петушином костюме, в котором ты собираешься ехать домой.

— Чёй-то он идиотский?

— А «чёй-то он петушиный» — ты не спрашиваешь? — моментально реагирует Аким, и все смеются.

Леха Павлов в охапку сгребает Акима.

— Блядь, поосторожней, бегемот — кости сломаешь! — пытается вырваться Аким, но Леха кулаком, не сильно и не зло, давит в щеку Акима и говорит:

— Я тебе уже как год должен был все кости переломать!

— А-га, был один такой — сломал мне нос, — сдавленно отвечает Аким. — Так мы его с Шайбой чуть не зачуханили.

Леха отпустил друга.

— Кого вы чуть не зачуханили?

— Ты чё — не в курсе что ли? — удивляясь, спрашивает Аким. — Шайба, он чё — не в курсе что ли?

— А кто ему рассказывал? — говорит Шайба.

— Леха, завязывай, — все знают, — обращается Аким к Лёхе.

— Чего знают-то? — не понимает Леха. — Хоть в последний вечер посвятите меня — дурака.