Выше стен

Раздвигаю кусты, судорожно вдыхаю и хриплю:

— Девчонки, я хотела вам кое-что сказать… — Я встаю между Кэт и ее подружками и быстро опускаюсь на колени.

Брюкам хана, недоумение на размалеванных опухших лицах девочек непередаваемо, но мне вдруг становится легко. Что бы ни творилось в душе у Свята, сделав это, я все равно стала ближе к нему. Стала красивее.

— Ты чего? — Кэт хихикает. — Молиться на меня собралась?

— Нет, Кэт. Официально, при свидетелях, признаю: я проиграла.

Физиономию Кэт перекашивает от удивления, а потом — от облегчения и превосходства, нарисованные брови ползут вверх.

— Да ла-а-адно, Гафарова, че так сразу-то? Время еще есть. Ты же с ним типа даже гуляла, и он, с твоих слов, был не против отдаться… Я уже приготовилась полюбоваться на его задницу на видео, а ты тут несешь какую-то хрень.

— Он погулял со мной пару раз и сказал, что я — не его уровень. Не приплетай его, Кэт. И… прости меня. За все.

— Стоп! — Кэт разворачивается к притихшим Миле и Даше. — Девки, снимайте быстрее! Не видите: эта звезда мне проспорила и извиняется за гнилой базар!

Мила вытягивает из кармана джинсов телефон и наводит на действо бесстрастный глаз камеры.

— Извиняйся громче, ну! — командует Кэт, замахивается и лупит меня по щеке. — Кто там взял твой кошелек?

Я отшатываюсь, сжимаю зубы и терплю — ненавижу несправедливость, но она всегда побеждает.

И я прошу прощения у подлой воровки за то, что когда-то назвала вещи своими именами:

— Катюх, я была не права. Я сама его где-то посеяла. Прости, пожалуйста. Мне жаль.

— Так-то лучше. Уродка! — В лицо прилетает плевок, а под дых — удар носком грязной кроссовки. — Че стоите? Типа вас она не бесит, не?

Я скрючиваюсь и накрываю руками голову.

Меня били, били много раз — мне не привыкать к пинкам и ударам. Только очень жалко пальто — красивое, дорогое, уютное. Придется постараться, чтобы восстановить его первоначальный вид. Но я не вылетаю из реальности, адекватно воспринимаю происходящее и вопреки всему улыбаюсь.

Еще раз смачно харкнув, Кэт заканчивает показательное выступление и, удовлетворенно гогоча, в сопровождении свиты отваливает.

Сажусь на задницу и стираю с губы соленую кровь.

Вот он — социум. Жизнь как она есть. Можно истратить на реабилитацию и крутых психотерапевтов еще не один миллион, но бабочка не прилетит и не спасет, а тот, кто ею казался, равнодушно пройдет мимо. Так происходило всегда. Разве что трепещущие крылышки не были такими ослепительно красивыми.

Меня трясет от невыплеснувшегося адреналина и смертельной тоски.

Зачем я вообще кого-то обвиняла в краже?

Недавно ради Свята я тоже взяла кое-что без спроса.

И даже если бы представился шанс отмотать назад, я бы все равно сделала это.

Потому что ему больше никто не мог помочь.

***

Спотыкаясь, я плетусь вдоль ровных белых заборчиков и смотрю в небеса — за их голубоватым легким газом спрятался неведомый космос. Эмоции и мотивы людей — тот же космос, и я никогда не научусь их распознавать.

Синяки и ссадины на теле наливаются болью. Я устала и хочу домой — на огромную, пустую, понятную планету, где камни были злом, а красота — добром.

Вламываюсь в гостиную и, не разуваясь, спешу в ванную. Счищаю с дорогого черного драпа листья и землю, замываю потеки и пятна. К счастью, мама занята приготовлениями к открытию и до позднего вечера пробудет в салоне, а у меня есть возможность привести в порядок пальто. Я верну его владельцу в целости и сохранности, когда он выйдет из тени. Мы с братом станем большими друзьями, и он меня защитит — раз уж Свят не захотел.

Мама возвращается за полночь — уставшая и счастливая, но вид бледного существа, выплывшего из потемок, пугает ее и мгновенно стирает улыбку. Кэт не оставила на лице синяков, но мама все равно улавливает мой настрой и с порога учиняет допрос:

— Ради бога, скажи, что стряслось? Проблемы с ребятами? Тебя обидел парень?

— Ничего. — Я равнодушно пожимаю плечами, выворачиваюсь из цепких рук, ухожу на кухню и наполняю стакан холодной водой.

— Регина, пожалуйста. Мне жаль, что сегодня не получилось остаться с тобой… — продолжает преследовать мама, но я огрызаюсь:

— У всех нормальных людей бывают проблемы. Они справляются, ма. И если я «совершенно нормальная», то тоже справлюсь, разве нет?!.

***

Остаток недели проходит в делах. Мама разрывается между поставщиками, рекламщиками, прессой и мной — но я не прошу участия. Отсиживаюсь в комнате и шью — за эти дни гардероб пополнился платьем из зеленого струящегося шифона и винтажных шелковых кружев. В такие вещи облачаются только по случаю важных торжественных мероприятий, и я, несмотря на неудачи и распухшие от слез глаза, верю, что когда-нибудь обязательно примерю его и буду в нем самой счастливой.

Каждое утро я упорно наношу яркий макияж, надеваю самые безумные вещи и иду в колледж. Отстегиваю Кэт тысячу рублей, занимаю место на галерке, вытягиваю ноги и смотрю на осень, то плачущую, то сияющую за окном.

Про меня ходят слухи. Стараниями Кэт только слепой не увидел чертову запись моего унижения, и даже те, кто не интересовался мной, теперь уверены, что «Гафарова — чмо и не следит за языком, а Святоша Рябинин послал ее из-за венерической болезни».

В меня тычут пальцами, обзывают шалавой, ставят подножки и противно ржут вслед.

Но мне нравится версия большинства — в ней не упоминается спор, и статус Свята не пошатнулся. Сам же он закинул мой контакт в черный список и остался на недосягаемой высоте.

Мир тесен: я часто замечаю его у корпусов — издали, со спины, вполоборота, но спасаюсь от невыносимой боли бегством. Падаю в бездну и, чем слабее становлюсь, тем сильнее и изощреннее надо мной издеваются.

Я больше не могу открыть рот, чтобы нормально ответить, забываю родной язык, значение слов, интонации, звуки, теряю себя…

Снова стало сложно ориентироваться в пространстве — иногда паника скручивает внутренности прямо посреди проверенного маршрута, и я долго не могу отыскать ни балкона, ни цветов, ни граффити на стене дома, где живет Святослав.

Но я выше всех сплетен и упрямо прихожу в колледж. В надежде мельком увидеть его, задохнуться и захотеть жить.

***

Сквозь слои ваты и облаков пробивается мамин восторженный возглас, звуки поцелуев и грохот чемоданов. Приехал Андрей, но ранний час, осенний дождь и суббота напрочь лишают меня воли. Отворачиваюсь к стене и с удовольствием окунаюсь в недосмотренный сон — красивый и намного ярче яви.