Вышибая двери
Шрифт:
— Да… охранником… в дискотеку… Мне, с сегодняшнего утра, уже полтинник. Так-то, Максим.
Как он все-таки похож на Юрия Сенкевича! Тот же спокойный, тяжеловатый взгляд, та же неспешная пластика. Спрашиваю, не родственник ли.
— Нет, но я хорошо его знал. Нам многие говорили о том, что мы похожи. Он умер в шестьдесят шесть… Так вот, Максим… В Германии живешь…
Глаза Саши «Сенкевича» теплеют еще больше.
Он резко поворачивается к молодому усачу:
— Визитку.
Тот, слегка поперхнувшись кофе, отрицательно качает головой и выразительно смотрит.
— Дай ему визитку, я сказал.
Усатый нехотя лезет в сумку и протягивает мне
— Здорово! Так вы же и есть самый главный охранник Российской Федерации!
— Точно, Максим. Спасибо тебе.
— Да за что же?
— Вырастешь до моих лет — поймешь…
Официант приносит счет. Со вздохом, неспешно собирается Александр, суетится неприятный тип, проверяя наличие своего портмоне, третий спутник уже ждет их у двери.
Саша хлопает меня по плечу:
— Ну, если что, звони, Максим.
— Обязательно.
— И знаешь, — говорит он мне на ухо, — найди хорошую девушку, трахни ее, и пускай она родит тебе сына. Вот увидишь, я чувствую — у тебя будет сын.
Дверь за моими случайными собеседниками закрывается. Я переглядываюсь с официантом. Он пожимает плечами. Всякое бывает на свете.
Докурив последнюю сигарету, выхожу на морозный воздух. Иду по направлению к «Таганской», когда глаз вдруг ловит летящую сзади быструю тень. Резко оборачиваюсь и… спиной врезаюсь в другого нападающего. Чувствую легкий удар в бедро и вижу, как мой мобильный телефон, описав широкую дугу, падает и разваливается пополам. Разворачиваюсь к ним, готовясь отстаивать свои двести евро, но тут же слышу торопливый говорок:
— Извините, пожалуйста, мы сейчас все поправим, ваш телефон…
Двое молодых, спортивного вида парней подбирают вещи и суют мне в руки. Меня интересуют не столько деньги, сколько мобильник, куда забиты все московские адреса и телефоны. А вот и он, целый, собранный и даже заботливо вытертый платком. Парни, еще раз извинившись, продолжают неспешный бег. Ну ладно, бывает. Наслушался сказок о криминальной Москве, вот и мерещится теперь. Я оглядываю утоптанный снег, проверяю карманы. Нет, всё на месте.
Мягко шурша, захлопываются двери поезда в метро. Я сижу, улыбаясь, в пустом вагоне и думаю о том, какие странные и удивительные перипетии вплетаются в мою жизнь. Решаю еще раз взглянуть на визитку Александра, лезу в карман… Визитки там нет. Обыскиваю все карманы: вот карточки, вот проездной на метро, вот пятьдесят рублей сдачи… Визитки нет.
И только по возвращении домой, за кружкой горячего кофе, я вдруг задумался — а куда, собственно, бежали, сшибая прохожих на своем пути, те два спортивных молодых человека? И нужен ли, с определенной точки зрения, случайному гражданину Германии прямой телефон начальника управления Генерального штаба Российской Федерации?
Да и с моей точки зрения не нужен. Разве что… не с ним, а с дядей Сашей, похожим на Сенкевича, я бы выпил еще раз с удовольствием.
* * *
Йозеф во время драки вцепился в рекламные буклетики двумя руками и стоял в сторонке!
«…Макс, он болтает чушь, все время дергает кассиршу вопросами, типа «А сколько людей еще внутри, а когда мы закроемся, а почему до сих пор свет
не включили?»!»«…Макс, с этим надо что-то делать, люди смеются над ним и называют его Винни-Пухом!»
«…Макс, не можешь ли ты меня с ним больше в пару не ставить?! Я его убью когда-нибудь: он постоянно пытается командовать, кричит, что работает дольше всех и поэтому он твой заместитель!»
Каждый раз, когда я приезжаю в танцхаус, на меня вываливается ворох таких жалоб. Йозеф — мальчишка. Йозеф — лентяй. Йозеф снова дразнил девчонок возле дверей. Йозефу на все наплевать.
Есть люди большие и толстые, сложения неуклюжего, но в то же время удивительно гармоничные в своей телесной нелепости. Словно аккуратно скатанные снеговики. Йозеф именно таков. Нижний шар в его основании настолько массивен, что его обладатель мог бы быть прекрасным вратарем в хоккее: однажды сев в ворота, он таскал бы их за собой. Средний шар несколько наползает на нижний, поскольку Йозеф любит поесть (привлекает сам процесс) и пиво (оно его веселит). Самый верхний шарик небольшой, увенчан агрессивной стрижкой а-ля викинг: бритые виски и небольшой гребень посередине. Физиономия Йозефа совсем мальчишеская, пухлая, озорная. По моему настоянию он отрастил бакенбарды, но, кажется, получилось еще хуже: на полудетском лице в сочетании с гордо вздернутым носиком и капризным ртом бакенбарды смотрятся так, будто он их украл. Такой вот двадцатишестилетний пацан-переросток.
Среда. Незаметно подъехав к клубу, я наблюдаю за входом. Там обширным пятном чернеет фигура Йозефа, на фоне которой быстро мелькают разноцветные блестки крутящихся вокруг него разряженных девиц.
— …Не-е-ет, без паспорта нельзя… А когда ты родилась? Быстро, не задумываясь говори… Не-е-ет… Принесешь паспорт, тогда пущу…
Голоногие девицы, приехавшие в танцхаус из соседнего города, стоя на холодном ветру, обреченно переглядываются и как по команде начинают строить глазки:
— Ну, в виде исключения… один раз… мы недолго…
Йозеф сияет от удовольствия. Ему хочется растянуть эти сладкие мгновения.
— Не-е-ет… Не имею права…
Наконец рыжая девка, встав на цыпочки, целует Йозефа в круглую, по-детски розовую щеку. Йозеф снисходительно и словно ненароком прихватывает ее за талию и скользит ладонью по открытому животику.
— Не-е-ет… Не просите…
Чувства меры у Йозефа нет. Девки, обломившись и уже начиная сатанеть, отходят к перилам. Пора вмешиваться. Посмеиваясь, несколько раз жму на газ. «Коник» ревет на холостом ходу. Йозеф сдувается в размерах, а замерзшие полуголые девки подпрыгивают, как воробьи на жердочке: появилась возможность наябедничать. Я поднимаюсь к дверям. По физиономии Йозефа (чует уже, что нашкодил) и по выражению расширенных адреналином девичьих глаз понимаю, что снова прервал любительскую постановку классической пьесы «Неприступный Йозеф и его голодные рабыни». Девки в поисках справедливости кидаются ко мне, как оголодавшие курицы к разносчику корма. Йозеф несколько смущен.
— Слушай, Йозеф, надоело уже. Ты же знаешь, югендлиши до восемнадцати лет имеют право заходить в клуб и оставаться там до двенадцати часов.
— Да, но эти… они итальянки к тому же… от них всегда…
— А тебе какое дело, что мы итальянки?! — уперев одну руку в бок, а другой яростно размахивая, с чисто неаполитанским колоритом кричит рыжая, и ее национальная принадлежность уже не оставляет сомнений.
Девчонки гордо шествуют внутрь, не забывая по дороге скорчить рожицу в адрес Йозефа. Надувшись на меня (такую игру испортил!), он односложно отвечает на вопросы.