Высоцкий

Лежу на сгибе бытия, На полдороге к бездне, – И вся история моя – История болезни.

Из этой строфы-зерна на сгибе семьдесят пятого – семьдесят шестого годов разворачивается песенная трилогия. Может быть, это даже поэма – только о публикации думать не приходится. Да и непонятно, где и кому можно спеть полностью такое сочинение. Получилось не «ад-чистилище-рай», а сплошной ад в трех видах. Первая часть медицинский осмотр:

Я взят в тиски, я в клещи взят – По мне елозят, егозят, Всё вызнать, выведать хотят, Всё пробуют на ощупь, – Тут не пройдут и пять минут, Как душу вынут, изомнут, Всю испоганят, изорвут, Ужмут и прополощут.

Во второй песне описан прием у психиатра. Эта сцена решена в шутейном, комическом ключе:

«Доктор, мы здесь с глазу на глаз – Отвечай же мне, будь скор: Или будет мне диагноз, Или будет приговор?» И нависло остриё, И поежилась бумага, – Доктор действовал во благо, Жалко – благо не мое…

За такие шуточки, впрочем, срок полагается. И напророчить себе беду, сделать сказку былью можно запросто. Будь ты хоть трижды Высоцкий, а интеллигентный психиатр, если ему дадут указание, оформит тебе положенный диагноз, потом придет домой, нальет рюмочку и, включив магнитофон, прослушает соответствующую песню с большим удовольствием и пониманием. И никак он не согласится с авторской оговоркой: «Эти строки не про вас, а про других врачей». Твоими же словами из более ранней песни, уже перешедшей в ранг неофициальной классики, ответит: «Это ж про меня, про нас про всех, какие, к черту, волки!» И с чего это некоторые доброжелатели решили, что хорошее знание творчества Высоцкого во властных кругах сулит какие-то выгоды или хотя бы поблажки автору? Хватит, насочинял достаточно, можно уже дать ему какое-нибудь успокоительное, чтобы утих окончательно.

Об этом – третья песня, где от имени беспощадно-циничного врача подводится безнадежный философский итог:

«Вы огорчаться не должны – Для вас покой полезней, – Ведь вся история страны – История болезни. У человечества всего – То колики, то рези, – И вся история его – История болезни. Живет больное всё бодрей, Все злей и бесполезней – И наслаждается своей Историей болезни…»

Всю трилогию показал пока только Вадиму, а на публику еще не выносил. И не только из соображений осторожности. В Институте хирургии имени Вишневского попробовал было завести разговор, прочитал четыре строки «Лежу на сгибе бытия…», посмотрел на доброжелательные, но слегка озадаченные лица (все-таки люди привыкли с Высоцким смеяться, а не плакать) – и оборвал себя: ладно, кроме истории болезни есть еще и история здоровья. И концерт пошел своим чередом. Наверное, все-таки не стоит нагружать людей неразрешимыми проблемами. К тому же такие развернутые сочинения лучше не слушателям адресовать, а читателям. Чтобы тот, кто способен вытянуть подобную нагрузку, вступал в контакт с автором один да один.

Но сколько ни переводи свои недуги в символический план, организм подчиняется вполне земным, физическим законам. Удары сыплются с неизменным постоянством, и защиты нет от них никакой. Одной истории с «Мистером Мак-Кинли» достаточно, чтобы в гроб вогнать даже абсолютно здорового человека. Пригласили в фильм ни много ни мало – в качестве Автора. Билл Сигер гуляет в кадре, поет баллады, а на их фоне сюжетик развивается с Банионисом и прочими. Ну, автор и постарался, сочинил свой «фильм в фильме». «Мистерия Хиппи» – это целая сжатая опера. Сукин сын Ермаш, номенклатурный шкода, именно эту оперу первым делом и порубил. И Леонов тоже, говорят, против Высоцкого в принципе. А, больно даже вспоминать эти девять баллад, из которых в картину вошли только подсокращенные «Манекены» и «Уход в рай». Куда теперь девать свои ампутированные органы?

Все труднее находить способы подзаправиться новой энергией. Народная любовь, живая реакция аудитории – источник мощный, без него бы Высоцкий давно сгорел, испепелил себя дотла, но только этого источника мало. Это не жадность, не зазнайство. Просто энергия, полученная из зала, из искренних признаний слушателей и собирателей песен, тут же уходит на новую работу – для себя, для чистого эгоистического удовольствия ничего урвать не удается.

То же с дружескими связями. Не умеет он близкими людьми питаться, использовать их. Так уж он устроен: сколько взял – столько тут же и отдал. Семьи в нормальном смысле слова Бог не дал. «Мы бездомны, бесчинны, бессемейны, нищи» – это Блок и о нем сказал.

Женщины? Нет уже того азарта, чтобы их добиваться, а они – народ чуткий, мгновенно реагируют на недостаток искреннего к ним внимания. «Нет, ты представляешь, у них теперь мода такая – не дать самому Высоцкому» – это бон-мо он отпустил недавно и повторяет время от времени в мужских разговорах. Но про себя-то понимает, что с этих – пусть порой довольно милых – дурочек, очарованных его славой, и взять особенно нечего… Да и по природе своей он не донжуан-потребитель, а скорее отчаянно-жертвенный Дон Гуан. Если еще и блеснет любовь улыбкою прощальной, то шаги Командора настигнут неминуемо…

В общем, все меньше остается в жизни того, что помогает не умирать. И новую энергию удается извлечь только путем саморазрушения. Иван-царевич летел на какой-то огромной птице и подкармливал ее собственным мясом – кстати, годится для песни эта сюжетная подробность. Во время адских почечных болей прошлой осенью кто-то (не будем уточнять, кто) предложил Высоцкому попробовать амфитамины – стимуляторы такие, спортсмены к ним прибегают иногда. Настоящим наркотиком это даже не считается. От болей помогло, а потом оказалось, что и зеленого змия можно такой инъекцией выгонять… Нет, всё в рамках разумного. Читали мы Булгакова рассказ – «Морфий», написанный, надо полагать, на основе собственного опыта. Не стал же Михаил Афанасьевич наркоманом, взял себя в руки. А тут даже не о морфии речь, а о медикаменте практически безобидном..

От Бодайбо до Монреаля

И опять от всего помогает отвлечься очередное путешествие. Первого апреля они с Мариной отправляются по накатанному маршруту. На этот раз почему-то в глаза бросается обилие бездомных собак – сугубо отечественная особенность, зарубежные псины все в ошейниках и при хозяевах:

Едешь хозяином ты вдоль земли – Скажем, в Великие Луки, – А под колеса снуют кобели И попадаются суки. Их на дороге размазавши в слизь, Что вы за чушь создадите? Вы поощряете сюрреализм, Милый товарищ водитель.

От этих злых, усталых строк воображение сворачивает в совсем другую сторону, и «собачья» тема довольно скоро обретет иное решение:

Куда ни втисну душу я, куда себя ни дену, Со мною пес – Судьба моя, беспомощна, больна, – Я гнал ее каменьями, но жмется пес к колену – Глядит, глаза навыкате, и с языка – слюна.

В Минске встретились с Алесем Адамовичем, получили от него в подарок «Хатынскую повесть». Тоже человеку несладко: войну с цензурой ведет постоянную, и побед в ней не больше, чем потерь.