Высокий блондин без ботинок
Шрифт:
— Мама, пойми: я очень люблю и уважаю тебя, но я не должен устраивать свою жизнь в угоду тебе. Я многого лишился из-за семейного бизнеса, и ты это знаешь, но моя личная жизнь — это моя личная жизнь.
— Не говори так, словно ты несчастен! — воскликнула Антония.
— Я счастлив, и не мешай моему счастью!
— Я же воспитывала тебя в любви к семье, — всхлипнула Антония, сдерживая дыхание.
— Мама, не начинай! Я хочу семью… вернее, раньше хотел, но было некогда. Твой гениальный мальчик оказался не таким уж и гениальным, и груз ответственности еще и за собственную семью мне не потянуть.
— Дорогой мой, прости! —
Марк обнял мать, стараясь успокоить. Уж он-то знал, что все это напускное. Высохнут слезы, и Антония не сможет без всей этой роскоши, без прислуги, без ежедневных омолаживающих ванн с козьим молоком, без собственного самолета и огромного поместья, содержание которого Марку обходилось в кругленькую сумму. Он знал и другое: что сам бы никогда не допустил, чтобы у его матери опустилась планка жизненного уровня. Поэтому у нее будет все, что было, и даже больше.
— Сын, неужели ты никого не любишь? — спросила Антония.
— Что значит любовь? — спросил он. — Как было у вас с отцом?
— Горе мне горе! Сын в тридцать пять лет спрашивает, что такое любовь!! Да это жизнь и смерть в одном флаконе! Это когда думаешь только об одном человеке, хочешь быть с ним двадцать пять часов в сутки, дышать одним воздухом, спать в одной кровати, целовать каждую клеточку его тела! Смотреть и не насмотреться, слушать и не наслушаться! — кричала Антония, возбужденно бегая по гостиной, размахивая руками.
Марк задумчиво следил за ней глазами.
— Знаешь, мам, если это действительно так, то я с уверенностью могу сказать, что я не влюблен. Более того, и никогда не был влюблен.
— А твои юношеские страсти?
— На одну ночь, — ответил Марк, — может, я не способен любить? Ну, это чувство заменено у меня чем-то другим…
— Это очень грустно слышать, сын…
— Прости, что огорчаю тебя!
— Почему на свете не осталось умных женщин? — задала риторический вопрос Антония, женщина невысокая, поджарая, с красивым, благородно состарившимся лицом.
— Почему нет? — переспросил Марк.
— Скольких красивых женщин я видела рядом с тобой, и ни одна не смогла тебя зацепить… Эх, куда делись благородные девицы?!
— Я в этом не виноват! — поднял руки Марко, смеясь.
— Смейся… смейся… может, и на моей улице будет праздник, — глубокомысленно заявила Антония, — клянусь, отолью из золота бюст невестки — женщины, на которой ты женишься!
— Ты только им об этом не говори, а то и так отбоя от желающих нет, — глаза Марко смеялись и искрились.
— Ах ты, бабник! — покачала головой Антония. — Ладно, принимай душ, а я потом зайду пожелать тебе спокойной ночи.
— Мама, я не маленький, ты сама мне все время об этом напоминаешь.
— Не учи мать! Я соскучилась! — сказала как отрезала Антония и удалилась в свои покои.
Марк лежал на своей огромной кровати и слушал тишину. Иногда ему хотелось все бросить и удрать куда-нибудь, где он будет недоступен и по сотовой связи, и по Интернету, и уж тем более куда не доходят письма. Несколько месяцев его пугала бессонница, он никому об этом не говорил, не хотел расстраивать мать. Антония была единственная женщина, которой он дорожил в
своей жизни.Мать постучала к нему в спальню и бесшумно вошла, не дожидаясь приглашения. Она невольно залюбовалась своим сыном. На черном шелковом белье, в черной пижаме его шея, кисти рук и красивое лицо напоминали античные статуи, высеченные из белого мрамора. Его черные ресницы дрогнули, и Марк открыл глаза.
— Привет… — прошептал он.
Антония присела на краешек кровати и взяла его руку в свою.
— У меня к тебе есть разговор…
— Слушаю тебя.
— Я познакомилась с одной женщиной, она очень интеллигентна и умна, прекрасно говорит по-английски, мы с ней стали как подруги.
— Я рад за тебя.
— Они состоятельные люди… ну не как мы, конечно, но ведь это не главное, так ведь?
— Для чего?
Антония замялась.
Марк почувствовал подвох.
— Говори прямо, что ты хочешь.
— Ты проницателен и прямолинеен, как отец, — поджала губы Антония, но в ее устах это не прозвучало комплиментом.
— Надежда Борисовна, так зовут эту женщину, так же, как и я, одна воспитывает дочь.
Марко дернулся, словно его ударили, но цепкая рука мамы не отпустила его, и она нервно затараторила:
— Девушка — красавица, молодая, знает язык, умница, из приличной семьи. Что тебе еще надо?
— Мне? — удивился Марк. — Мне вообще ничего не надо.
— Вот и я о том же, что, если ты все равно не влюблен и никогда не был влюблен, где гарантия, что когда-нибудь влюбишься? Нет ее, я имею в виду гарантию! Поэтому женись на порядочной девушке, и нарожайте мне внуков!
— Знаешь, мама, у меня даже нет сил спорить… — произнес Марк.
— А и не надо! Я уже обо всем договорилась!
— Правда? — делано удивился Марк.
— Да, Вика, так ее зовут, тебя видела, ты ей очень понравился, и она не против познакомиться, — похлопала его по руке Антония, словно ставя точку в разговоре.
— Правда? — снова спросил Марк.
— Что ты заладил? Завтра в обед вы встретитесь в нашем ресторане, ты сам все увидишь. И это очень хорошо, что у тебя нет сил спорить и сопротивляться. Спокойной ночи, Марк! — помахала ему рукой Антония и, не дожидаясь ответа, убежала из комнаты.
«Хитра… ничего не скажешь», — подумал Марк, которого мать сватала уже не в первый раз. Она скоро станет профессионалом в этом деле.
Глава 4
Марк сидел в своем ресторане средиземноморской кухни. В большом аквариуме, установленном посередине зала, плавали рыбы и ползали раки. Помещение просторного и оригинально оформленного ресторана прекрасно кондиционировалось. Белоснежные скатерти, строгая бело-черная форма официантов создавали приятное впечатление и не раздражали зрительные рецепторы яркостью и пестротой. Это заведение было для респектабельных солидных людей, здесь имелись даже комнаты для деловых переговоров. Марк с удивлением ощущал свое ровное сердцебиение, понимая, что он абсолютно спокоен, а ведь сейчас ему предстояла встреча со своей будущей женой, по версии его матери. Марк усмехнулся. По большому счету на ком жениться, ему было все равно. Раз пришло время и так надо, а все женщины одинаковы, то ему было без разницы… почти. Все-таки не хотелось, чтобы появилась какая-нибудь отвратительная каракатица… Он поднял глаза и увидел официантку, направляющуюся к нему с высокой шатенкой в брючном костюме.