Высоко в небеса: 100 рассказов
Шрифт:
— На дорожку!
Теперь даже более удачливый из двух, внезапно оживший, обнаружил в руке кружку. Ее заботливо вложили туда со словами:
— Ну давай же… рассказывай…
— Что случилось, а?
Тело стащили со стойки, поминки временно отменили и в комнате остались только американец, врач, ожившая жертва катастрофы и двое забулдыг. Было слышно, как на улице укладывают тяжелораненого в автомобиль «нашего доброго друга».
Доктор сказал:
— Допейте пиво, мистер…
— Макгвайр, — сказал американец.
— Святые угодники, да он ирландец!
Нет, думал американец, растерянно глядя вокруг, на живого велосипедиста, на залитый кровью
— Доктор, — услышал он свой голос, кладя мелочь на стойку, — часто у вас сталкиваются автомобили?
— Только не в нашем городе! — Доктор скорбно кивнул на восток. — За этим езжайте в Дублин.
Они вместе пошли к дверям. Доктор взял американца под руку, словно надеясь последним советом уберечь его от беды. Ведомый врачом, тот чувствовал, как внутри у него переливается крепкий портер, и старался приноравливать шаг к этому обстоятельству.
Доктор шептал на ухо:
— Послушайте, мистер Макгвайр, вы ведь недавно в Ирландии? Тогда запоминайте! В таком тумане, да еще в Мэйнут, надо ехать на полной скорости! Чтобы грохот стоял на всю округу! Почему? Пусть коровы и велосипедисты брызнут с дороги!.. Поедете медленно — задавите не один десяток, прежде чем они догадаются, что к чему. И еще: увидите машину, сразу гасите фары. Лучше и безопаснее разъехаться в темноте. Проклятые огни только слепят глаза, сколько народу из-за них гибнет — не сосчитать. Ясно? Две вещи: скорость и гасить фары, как только завидите встречного.
В дверях американец кивнул. За его спиной более везучий участник аварии, устроившись поудобнее, смаковал портер и потихоньку, вдумчиво начинал рассказ:
— Так вот, еду я домой, ни о чем таком не думаю, под горочку…
Снаружи постанывал на заднем сиденье второй участник.
Доктор давал последнее напутствие:
— Обязательно надевайте кепку, если выходите ночью. Чтобы голова меньше болела, если столкнетесь с Келли, или Мораном, или еще с кем из наших лихачей. Они-то непрошибаемые с рождения, да еще накачаются в стельку. Так что для пешеходов в Ирландии тоже есть правила, и первое — быть в кепке!
Американец непроизвольно полез под сиденье, вытащил твидовое кепи, купленное сегодня в Дублине, и надел. Взглянул на клубящийся туман. Вслушался в дорогу, тихую-тихую, но все же не такую и тихую. Он видел сотни неведомых миль, тысячи перекрестков в густом тумане, а на них — тысячи призраков в твидовых кепках и серых шарфах, летящих по воздуху, горланящих песни и распространяющих запах крепкого портера.
Он сморгнул. Призраки исчезли. Дорога лежала пустая, тихая и зловещая.
Глубоко вздохнув и закрыв глаза, американец по фамилии Макгвайр включил зажигание и нажал на стартер.
1958
The Great Collision of Monday Last [138]
Стихи
Вначале дело шло к тому, что на бумагу просто-напросто ляжет очередное стихотворение. Но потом Дэвид взял его в оборот, стал расхаживать по комнате и при этом бормотал себе под нос еще более истово, чем в прежние годы, удручавшие мизерными гонорарами. Он так самозабвенно шлифовал поэтические грани, что Лиза почувствовала себя забытой, ненужной, отодвинутой в сторону — ей оставалось только дожидаться, пока он закончит творить и снова обратит на
нее внимание.138
Входит в «Ирландский цикл» и «Зелёные тени, белый кит». Другие названия: Столкновение в понедельник; The Collision of Monday
И вот наконец получилось.
На обороте старого конверта еще не высохли чернила, а Дэвид, лихорадочно поблескивая воспаленными глазами, уже протягивал ей написанное. Она прочла.
— Дэвид… — прошептала она.
От сопереживания у нее тоже задрожали руки.
— Неплохо, верно? — вскричал он. — Чертовски хорошо!
Их скромный домишко закружился вокруг Лизы деревянным вихрем. Она вчитывалась в эти строки, и ей казалось, что слова плавятся и перетекают в живую природу. Бумажный прямоугольник превратился в залитое солнцем окно, за которым вставал незнакомый, ослепительный, янтарный мир! Мысли закачались, как невидимый маятник. Она испуганно вскрикнула и ухватилась за выступ этого окна, чтобы не рухнуть вниз головой в трехмерную невозможность!
— Дэвид, как свежо, как прекрасно… даже страшно.
У нее возникло такое чувство, будто ее сложенные пригоршней ладони держат столбик света: пройди его насквозь — и попадешь в необъятные просторы пения, красок, неизведанных ощущений. Каким-то чудом Дэвид поймал, стреножил и удержал реальность, субстанцию, атомы — взял их в бумажный плен одним росчерком пера!
Он поведал о влажной зелени долины, где тянется вверх эвкалиптовая роща и птицы раскачиваются на ветках. А в чашах цветов жужжат моторчики пчел.
— Блестяще, Дэвид. Лучшее из того, что ты написал!
В тот же миг ее захлестнула внезапная идея, от которой еще сильнее застучало сердце. Ей неудержимо захотелось спуститься в долину и сравнить это тихое место с тем, что описано в стихотворении. Она взяла Дэвида под руку:
— Милый, давай прогуляемся… прямо сейчас.
Окрыленный, Дэвид не стал спорить, и они вдвоем, оставив позади одиноко стоящий среди холмов домик, двинулись по дороге. На полпути она почему-то передумала и захотела вернуться, но прогнала эту мысль, тряхнув своей прекрасной, точеной головкой. В конце тропинки почему-то сгустился зловещий полумрак, неожиданный для этого времени суток. Чтобы скрыть тревогу, она старалась говорить непринужденным тоном:
— Ты так долго бился над этими великолепными стихами. Я всегда знала, что твои труды увенчаются успехом. Чувствую, этот момент настал.
— Благодаря терпению моей жены, — сказал он.
Тропа обогнула высокий утес, и на землю пурпурной завесой упали сумерки.
— Дэвид! — В непрошеной темноте она стиснула его руку и крепко прижалась к нему. — Что произошло? Куда подевалась долина?
— Да вот же она!
— Но почему здесь так темно?
— Хм… да… пожалуй… — Он растерялся.
— Цветы исчезли.
— Не может быть, я их видел сегодня утром!
— И описал в стихотворении. А где дикий виноград?
— Должен быть на месте. Еще и часу не прошло. А ведь и вправду темнеет. Давай-ка поворачивать к дому. — Он и сам оробел, вглядываясь в едва брезжущий свет.
— Я ничего не узнаю, Дэвид. Травы нет, деревья исчезли, и кусты, и лоза, все исчезло!
Она затихла, и тут на них обрушились неестественное молчание равнодушного пространства, непонятное безвременье, безветрие, тягостное и пугающее ощущение пустоты, словно вокруг кто-то прошелся гигантским пылесосом.