Высокое Искусство

— Невозможно, — тихо вымолвил, наконец, старый повелитель. — Картина даже не закончена. Но если ты права…

— Я права, — с непоколебимой уверенностью вымолвила женщина. — Хель и та, что называла себя Герионом, один и тот же человек. И когда я это поняла…

— Что же тогда случилось? — поощрил герцог.

— Мне стало по-настоящему страшно.

— Флесса, сейчас не время шутить, — голос герцога снова обрел неприятную мягкость, почти задушевность.

— Это не шутка. Прежде все было ясно. Вот человек, чья жизнь нужна семье. Его следует найти, определить его пользу, извлечь ее. Но теперь…

Флесса склонила голову, медленно покачала ей из стороны в сторону, чувствуя, как неудобный воротник платья тесно облегает шею, как удавка.

— Мне стало страшно. Это… что-то совсем иное. Не наше. Не человеческое. То, с чем нельзя связываться. Ни в коем случае.

— Любовь и страх. Какая отвратительная комбинация, — пробурчал герцог. Он был сердит, недоволен, и в то же время Флесса чувствовала, что гнев отца сместился, перешел на какой-то иной объект помимо разочаровавшей наследницы.

— Так чего же все-таки больше в твоем решении? Зова сердца, желания сохранить ей жизнь? Или этого… страха?

— Не знаю, — прямо и твердо сказала Флесса.

— Дочь моя, ты умножаешь сущности без необходимости. Самое простое объяснение — родственные связи. Пращур и потомок.

— Нет, — с той же уверенностью отрезала Флесса. — Портрет был написан больше четырех веков назад. Почти двадцать поколений, за это время фамильные черты размываются, теряют подобие. А они не просто похожи, отец, повторю, это один и тот же человек.

— Или в их семье, как у вырожденцев с Сальтолучарда, принято не разбавлять кровь, беря супругов из других фамилий, — герцог поднял руку, останавливая возражение дочери. — Или случай наделил дальнего отпрыска внешностью предка, такое бывает исключительно редко, но все же бывает

— Отец…

— Помолчи, Флесса, — герцог сжал раскрытую ладонь в кулак, обрывая дочь. — Я не сказал, что ты не права. Я сказал «если ты права». Так вот… если ты не ошибаешься…

Он замолчал и долго думал, снова прикрыв глаза тяжелыми веками, словно бойницы крепкими ставнями. А затем проинес, в то мгновение, когда Флесса уже исчерпала запас терпения и готова была заговорить сама:

— Я по-прежнему тобой недоволен. Решение отпустить Хель продиктовано сердцем и должно было оказаться крайне глупым. Но если ты не ошиблась… насчет картины… Быть может, твой выбор оказался мудр. И единственно верен.

Флесса задержала дыхание, пытаясь остаться бесстрастной, сдержанной. Получилось не очень хорошо. И женщина подумала, что воистину, сегодня исторический день, великий день. В том числе и потому, что впервые в жизни она говорит с отцом как равный с равным. У одного больше власти, у другой меньше, однако оба — аусф, владетель настоящий и владетель будущий. И речь их соответствует положению.

— Очень давно, когда я был юным, в Малэрсиде появилась одна… старая женщина. Колдунья. Она была очень слабой магичкой и занималась не столько волшбой, сколько собиранием знаний. Как бродячие сказители, менестрели, которые обмениваются песнями, историями. Или монахи, что день-деньской переписывают разные книги. Эта женщина была для магической гильдии как монах для Церкви, только искала она не потерянные свитки и редкие апокрифы, а… сказки.

— Сказки? — недоверчиво переспросила Флесса.

— Да. Каждый цех, каждое ремесло имеют свои легенды, сказания, байки, что редко выходят за пределы круга посвященных. Оказалось, есть свои легенды и у магов. Та волшебница много лет собирала их, описывала и пополняла гильдейскую библиотеку. Особой пользы от магички не было, но ссориться с колдунами из-за одной старухи нет смысла. Эта братия злопамятна и тщательно ведет списки обид. Так что отец принял ее, оказал умеренные почести, дозволил жить в замке невозбранно, сколько вздумается.

Герцог нахмурился, Флесса дипломатично отвернулась, как бы случайно, сообразив, что упоминание отца не добавило правителю хорошего настроения. Слишком многое встало между пращуром и потомком. На мгновение остро захотелось спросить — правда ли, что молодой претендент убил старика собственноручно, не только освобождая корону, но и мстя за некую страшную обиду. Но, разумеется, Флесса мгновенно придушила неуместное желание.

— Поначалу я думал, она ищет в Малэрсиде новые знания, все так думали. Но со временем понял, что все ошибаются. Старуха не подбирала крохи полузабытых баек. Она скрывалась. Точнее — пережидала, надеясь, что пройдет время и о ней забудут.

— Кто забудет?

— Ее гильдия.

— Это она рассказала?

— Не сразу. Не все. Обмолвками, урывками. Мы с ней общались… долго. Она тосковала по прежней жизни, а у меня… — герцог мучительно скривился, будто переживая заново унижения молодости. — Не было друзей. Так сошлись два изгоя, которые стали часто разговаривать. Она привила мне вкус и любовь к чтению. Показала, как можно выписывать книги из Мильвесса, заказывать копии у переписчиков. Иногда она теряла осторожность и упоминала что-нибудь из прежней жизни. Так я понял, что в своих поисках волшебница нашла нечто очень, очень старое. Очень важное. И очень опасное. Поначалу она не поняла, с чем столкнулась, поделилась тайной с кем-то из своих. Затем осознала и бросила все, бежала на край света. Надеялась, что про нее забудут. Казалось, ее надежды сбылись, три года магичка тихо, незаметно прожила в Малэрсиде. Однако колдуны не забыли. Однажды за ней… пришли.

— Маги?

— Да. Они забрали ее. Больше о старухе никто не слышал. Вместе с магичкой исчезли все ее записи, в том числе и большая книга над которой работала старуха. Однако никто не знал, что я прочитал эту книгу.

— Прочитал? — не удержалась от возгласа Флесса. Больно уж не вязался львиный облик гордого правителя с образом юноши, читающего тайком секретные записи.

— Да. Я тайком изучал записи колдуньи… В нашем роду некогда были маги, я надеялся, что, быть может, сумею пробудить дар. Стану…

Он оборвал себя на полуслове.

— Сейчас, спустя десятилетия, вижу, как смешна была моя скрытность. Магичка наверняка все понимала и знала. Но старой волшебнице хотелось, чтобы труд ее жизни оценил хоть кто-то. Она позволяла мне считать себя хитрым и ловким. Поэтому, когда гильдейские маги забрали старуху и все ее записи, толика знаний осталась… здесь.

Герцог коснулся пальцем виска под короткой седой прядью волос.

— Что это было? — захваченная открывающимися тайнами Флесса увлеклась настолько, что позволила себе торопить отца, но старый правитель лишь снисходительно улыбнулся.

— Что это была за книга?

Герцог полуприкрыл глаза и помолчал, будто смотрел в прошлое, общался без слов с призраками.

— Летопись четырехсотлетней давности. История одного мага, его рабочие заметки, которые перемежались короткими сообщениями о жизни, событиях, расходах. Что-то среднее между наставлением для учеников, бухгалтерской книгой и дневником.

— Должно быть, та летопись очень ценна для магов. Часть их истории?

— Да. Но ее подлинная ценность заключалась в ином. Автор застал Бедствие, он воочию наблюдал крушение старого мира. Колдун видел и подробно записал, как на самом деле погибла великая Империя, что правила Ойкуменой полторы тысячи лет. Оригинал был утрачен давным-давно. С книги успели сделать несколько копий, однако и с ними время обошлось жестоко. Считалось, что завершающая часть эпического труда потеряна безвозвратно. Но собирательница сказаний добилась невозможного. Она восстановила отсутствующую часть, почти целиком. Поспешила разделить счастье удачливого исследователя с братьями и сестрами по цеху. Слишком поздно поняла, что в действительности имела несчастье узнать.