Высокое Искусство

— Рубка из-за головы, по пятьдесят ударов справа и слева.

Когда, несмотря на осенний холодок в нетопленном доме, рубаха ученицы промокла почти насквозь, Чертежник, наконец, соизволил вернуться к перемещениям. Елена шагала по осточертевшим лучам осточертевшей звезды, выполняя заученные и осточертевшие последовательности ударов Отрабатывала простейшие комбинации «парирование — контрудар», на которых строилось все фехтовальное искусство «городского боя». Воздух в зале словно сгустился, насквозь пропитался кислым запахом пота и растревоженной пыли. Фигуэредо выпучил и без того казавшиеся жабьми глаза, отбивая палкой ритм то по собственной ладони, то по рукам ученицы. Не настолько сильно, чтобы лишить подвижности, но достаточно, чтобы на уровне рефлексов запоминала прямую связь между ошибкой и болью.

— Достаточно, — смилостивился, наконец, Фигуэредо, и Елена замерла, опираясь на палку.

Как обычно, женщина потеряла счет времени — в зале не было ничего, что позволяло бы отмерять время, ни песочных часов, ни простенькой клепсидры. Даже звон городских колоколов увязал в толстых стенах дома. Продолжительность каждого урока Чертежник определял произвольно, руководствуясь собственными соображениями, определить срок Елена могла только по окончании, выйдя на улицу. Это могло быть и несколько минут (что, правда, случалось редко), и два-три часа, до самой полуночной стражи, так что возвращаться домой приходилось в самую темную и опасную пору суток.

— Защиты, — отрывисто приказал Чертежник, выбирая тренировочный меч для себя. — Как принимается удар лезвие в лезвие? — спросил он, взвешивая в руке такую же палку как у Елены, словно держал ее в первый раз.

— Под прямым углом, строго, не заваливая клинок, — буквально отлетело от зубов женщины, Елена без команды стала в положение защиты, заложив правую руку за спину. Чертежник с самого начала тренировал ее как обоеручного фехтовальщика, как для большего неудобства соперников, так и в компенсацию перелома, который немного сковал подвижность главной руки.

— Поясни.

— Лезвие одного клинка и линия, поперечно проходящая через лезвия другого, всегда образуют прямой угол.

— Почему? — Фигуэредо обозначил финт справа и, когда ученица развернула клинок вертикально, острием вниз, ударил по-настоящему, с другой стороны. Елена почувствовала, что катастрофически теряет дыхание, парировать и говорить одновременно казалось адски тяжело.

— Потому что… иначе защита… слабее…

— Именно. Как у тебя сейчас, — следующий удар Чертежника легко продавил защиту Елены, да так, что ученица получила в лоб концом собственного клинка. Не сильно, однако болезненно и весьма поучительно.

— Дальше! Быстрее! — прикрикнул Фигуэредо.

Механически отражая все ускоряющиеся атаки наставника, Елена вспомнила давний поединок с Каем, на три раунда, в первый день. Или второй? Временами все случившееся на далеком севере казалось нереальным, как сон или воспоминания глубокого старика о событиях юности.

Да, настоящий бой оказался далек от спортивного фехтования, начиная с веса оружия и заканчивая главной проблемой — неизбежностью ответного удара. Несколько месяцев Чертежник буквально выколачивал из ученицы рефлекс спортсмена — уколоть первым, не заботясь о защите. На дорожке это приносило очко, в жизни регулярно заканчивалось контратакой пусть даже раненого соперника [26] .

26

Поэтому до трети дуэлей во Франции XVI–XVII века заканчивались взаимными увечьями или убийством. В настоящем бою противник может упасть замертво от удачного попадания, а может и не упасть. Британская криминальная статистика XVIII века регулярно описывала как в ходе уличной поножовщины люди, получив смертельные раны наподобие укола в сердце, не только оставались на ногах, но и какое-то время активно дрались.

— Посредственно, — заключил, наконец, Фигуэредо. Как обычно, без особых эмоций, констатируя очевидный для себя факт. — Все как я и говорил, от одного солдата ты теперь отобьешься. Но не более. Удара боишься, моргаешь. Плохо.

Выравнивая сбившееся дыхание, Елена подумала, было, возразить, однако сдержалась. Обширная практика указывала на бесполезность оправданий и возражений. Еще у нее начиналась головная боль и слегка подташнивало. Тренироваться в постоянном сумраке было тяжело и технически, и психологически. Но Чертежник был неумолим — боец редко выбирает место для схватки, он вынужден биться там, куда заводит судьба. Не готов к драке на темной улице без фонарей, считай, не готов ни к чему.

— Что ж, придется глядеть в воду, — загадочно пообещал Чертежник. — Положи меч. Время дышать.

Елена сунула в стойку деревянный инструмент и без команды опять стала в центр звезды. Пришло время того, что наставник именовал «чесать кожу костями». Вообще методология Чертежника оставляла немало вопросов. С одной стороны Елена понимала, что до методов рационального познания и научной организации учебного процесса здесь еще несколько веков. С другой… все равно было странно. Например, Шаги Чертежник начал показывать сразу, а вот правильное дыхание — спустя больше полугода. Тогда мастер кинул ей старую кольчугу (правильно ее надеть и зашнуровать оказалось тем еще квестом), немного погонял уже второй по счету палкой. И наглядно продемонстрировал, что в мало-мальски тяжелой броне, к тому же в рваном ритме боя, когда движения не совпадают с вдохом-выдохом, привычное дыхание грудью работает плохо, да и брюшное не намного лучше.

И фехтмейстер начал учить Елену иному способу, довольно странному, абсолютно противоестественному, но… в то же время рабочему и действенному. Словами это было трудноописуемо, такое можно было лишь показать. Суть методики заключалась в том, что лошадь запрягалась позади телеги, то есть не дыхание питало движения, а наоборот, каждое движение, в особенности плечевого пояса, действовало подобно насосу, оно массировало легкие, растягивало их как мехи для новой порции воздуха. Движения при этом действительно напоминали расчесывание костями изнутри. На следующей стадии к работе подключался и таз с бедрами, это уже называлось просто и грубо — «дыхание жопой» [27] .

27

Вполне реальная практика, называется «скелетное дыхание», но Елена, понятное дело, этого не знает.

По личным ощущениям весь цикл дыхательных упражнений занимал минут пятнадцать, он начинался с «вихляний» на месте, а затем переходил в шаги по всей звезде. Со стороны это было похоже не то на пляску сумасшедшего брейк-дансера, не то на вычурную спортивную ходьбу. В целом помогало, однако Елене никак не удавалось достичь постоянства процесса, прочувствовать его и сделать неотъемлемым элементом любого поединка. Это злило и снова заставляло чувствовать ущербность.

— Все, закончили, подбери деревяшку, — для разнообразия Чертежник ударил палкой в пол, гулко и резко, так, что Елена вздрогнула.

— Ты по-прежнему боишься удара.

Елена смолчала, подумав, что вот уж чего не боится точно, так это ударов, благо стараниями Чертежника и его палки ученица их получила уже сотни.

— Когда в рожу летит клинок, ты моргаешь. Иногда чуть отворачиваешься, откидываешь голову. Это плохо. Но исправимо. Обычно надевают очки или маску из прутьев, чтобы кидать потом в лицо всякую гадость. Есть способ лучше.

Чертежник продемонстрировал монету, обычный грошик, отполированный до стирания чеканки. Маленький кружок светлого металла в длинных пальцах мастера.

— Смотри, запоминай, будешь делать сама.

Легким движением пальцев Чертежник отправил монетку Елене, та поймала столь же экономно и легко.

— Возьмешь ковш или ведро, — указал мастер. — Не важно, главное, чтобы голова пролезла. Нальешь воды. Теплой для начала. На дно бадейки кинешь деньгу.

Он сопровождал каждую фразу соответствующими жестами, словно не надеялся на разум ученицы. Елена сжимала в пальцах грошик и удивлялась, монета казалась прохладной, словно и не лежала в гульфике рядом с телом. Как будто у Чертежника вообще не было собственной температуры.