Высшая раса
Шрифт:
– Заболтались мы с вами, – Хильшер поднялся. – Идите и за фон Либенфельса не переживайте. Дитрих отыщет его, даже если для этого придется перевернуть всю Верхнюю Австрию! Спокойной ночи, бригаденфюрер!
– Спокойной ночи!
Верхняя Австрия, окрестности замка Шаунберг
4 августа 1945 года, 4:46 – 5:00
Петр проснулся от холода. Костер на ночь не оставляли, боясь этим выдать себя, а морозец на австрийские земли в это утро заглянул явно откуда-то с севера.
Небо было уже серое, предрассветное, а на
Поняв, что заснуть всё равно не получится, капитан выбрался из-под плащ-палатки. Так стало еще холоднее, по телу пробежала ледяная волна, а изо рта вырывались облачка пара.
Солдатам холод не мешал. Сразу с нескольких сторон доносился сочный храп.
Усмехнувшись про себя, Петр двинулся туда, где должен быть пленник, – проверить, как выполняется приказ. В том, что не спят те, кто охраняет подходы к лагерю, он не сомневался, а вот стража фон Либенфельса внушала некоторые опасения…
У дерева, к которому должен быть привязан пленник, было пусто. Висели какие-то обрывки, а рядом сидел и беспардонно дрых часовой!
– Встать! – рявкнул Петр так, что парня подбросило почти на метр. Он бестолково оглянулся, схватился за автомат, да так и замер с раскрытым ртом, уставившись на опустевшее дерево. В глазах солдата стоял ужас.
– Подъем! – пронесся над спящими крик. Зашевелились неподвижные фигуры, послышались зевки и утробное кряхтенье.
– Давно спишь? – поинтересовался Петр с ледяной вежливостью. Лицо бойца от осознания совершенного промаха стало серым.
– Никак нет, – ответил он, судорожно дергая кадыком. – Я сменился в четыре…
Петр посмотрел на часы. Судя по времени, фон Либенфельс не мог уйти далеко. Капитан обернулся, выискивая кого-то среди просыпающихся разведчиков. За спиной его бормотал проштрафившийся часовой:
– Товарищ капитан! Он так смотрел… смотрел так. Я не мог отвести взгляда… и пошевелиться не мог, а потом уснул!
В голосе этом было искреннее горе и настоящее раскаяние, но Петру было не до него.
– Что такоэ? – спросил подскочивший Сиркисян.
– Пленник сбежал, – коротко ответил Петр и, заметив среди солдат невозмутимое лицо с узкими глазами, крикнул: – Эй, Моносов, подойди!.
Рядовой вытянулся перед командиром, лихо отдал честь.
– Ты у нас лучший следопыт? – спросил Петр, строго глядя на разведчика. – Сможешь по следам определить, куда немец пошел?
– Обижаете, товарищ капитан, – в темных глазах мелькнули смешливые искорки. – Разрешите приступить?
Петр кивнул, и выходец из сибирских лесов направился к дереву. Некоторое время ходил вокруг него, почти упершись в землю носом, словно охотничья собака.
– Перетер веревку, гад, – заметил он, поднимая обрывки пут. Оставалось только удивляться, как пленник, не особенно сильный на вид, так легко от них избавился.
– Туда он пошел, – сказал наконец следопыт. – На север!
– Что? – Петр не поверил, что пленник настолько плохо ориентируется на местности, чтобы двинуться в противоположную от замка сторону.
– Ну да, – несколько недоуменно посмотрел на капитана Моносов.
– За
ним! – приказал Петр и сдернул с плеча автомат. – Еще двое со мной, остальным – ждать здесь.Они пошли, почти побежали, меж деревьев. Вел быстрый и юркий, словно белка, сибиряк, за спиной слегка шуршали ветвями не проснувшиеся окончательно разведчики.
След вывел к Дунаю и пошел по самой кромке берега. Под ногами захрустел песок. От воды тянуло холодом, и над самой речной поверхностью плыл легкий туман.
– Стоп, а это что? – спросил Петр, указывая на плывущий метрах в десяти от берега темный бугорок.
– Да это человек, – ответил Моносов, присмотревшись.
– А черт! – Петр рванул с плеча автомат, швырнул в руки все еще ничего не понимающих солдат.
Вода в первый момент показалась обжигающе холодной. Капитан судорожно выдохнул и изо всех сил поплыл, зная, что только движение способно его согреть.
Ухватился за мокрый воротник вчера еще вполне приличного костюма и потащил тело недавнего пленника к берегу. До него было не так далеко, но намокшая одежда и сапоги тянули ко дну, и совершенно не вовремя начались судороги в ногах.
Отплевываясь и фыркая, словно тюлень, выполз Петр на мелководье, и тут его подхватили под руки. Тело фон Либенфельса подняли и вытащили на берег. Руки и ноги немца бессильно свисали, лицо было синюшно-белым.
– Ух, какой холодный, – озадаченно сказал один из солдат. – Никак, помер уже…
– Не может быть! – прохрипел Петр, поднимаясь на ноги. – Искусственное дыхание, срочно…
Но все попытки оживить фон Либенфельса оказались бесполезны. Труп оставался трупом, безо всяких следов дыхания и сердцебиения.
– Как? – вопрошал Петр, в отчаянии воздевая руки к небу. – Как можно здесь утонуть? Он что, совсем плавать не умел? А как тогда умудрился в воду попасть?
– Я думаю, – сказал осторожно Моносов, – что он убил себя сам.
– Как это?
– Фриц этот был хоть и сумасшедший, но не дурак, – с серьезным видом сказал солдат, и Петр не нашелся, что ему ответить. – Он понял, что не выдержит и всё нам расскажет, а сбежать силенок не хватит. Вот и утопил сам себя. Отошел как мог далеко, влез в воду, и всё!
– Но это невозможно!
– Почему? – сибиряк вздохнул. – Только для этого надо очень сильную волю иметь, а она у вражины этого, судя по всему, была…
Петр с яростью посмотрел на армана, кардинальным образом ускользнувшего от допроса. На мертвом лице, казалось, застыла пренебрежительная усмешка.
– И что тэпэрь? – подошел лейтенант Сиркисян.
– Как и решили! – ответил Петр зло. – Будем искать!
Он поднялся и побрел в сторону лагеря. Утренний холодок пробрался под намокшую одежду и стремился, похоже, достичь внутренностей. За рекой орала какая-то птица. Над Дунаем потихоньку наступало утро.
Верхняя Австрия, замок Шаунберг
4 августа 1945 года, 7:19 – 7:35
Бригаденфюрер Беккер чувствовал себя так, словно проскакал на лошади от французского Бреста до Урала. Пульсирующая, дергающая боль прочно поселилась не только в ягодицах и ногах, но и в животе, груди, голове и даже руках.