Высший пилотаж

К счастью, в этом спокойном жилище страшная волосатая нога с синяком на большом пальце не объявилась ни разу. И вообще, Маша не помнит, чтобы сюда хоть раз приходили мужчины...

Позже, уже спустя годы, они завели новую киску, трехцветную Пуську. Так и коротали дни втроем.

Мама невесело шутила:

— Бабье царство. Три девицы под окном...

Глава 9

НЕ СТАТЬ ПЕШКЕ КОРОЛЕВОЙ

— Почему вы плачете?

— Машеньке разрешено.

Бездумно произнесла эту фразу — и опомнилась.

Детское видение растворилось, как дымок, оставив после себя лишь тяжесть в груди да мокрые дорожки слез на щеках. Остальное — по-прежнему.

Дача. Электрический свет. Летчик. Он улыбается так, будто у него совсем ничего не болит. А ведь падал-то небось с большей высоты, чем балкон восьмого этажа! Крепкий народ мужчины.

А вот ей — больно. Правда, непонятно где. Везде. И хочется, чтобы кто-нибудь пожалел.

Нет, не кто-нибудь. А именно он, Иоанн Соколов. Или... папа.

Откуда Иоанн догадался о Машином желании?

— Машеньке разрешено, — ласково подтвердил он. — Хорошей девочке все разрешено. Ничего, поплачь!

Слезы от этого полились пуще прежнего. А ведь это стыдно! И потом... нос покраснеет и распухнет. И глаза станут как у кролика.

И вообще: с ума она, что ли, сошла? Больной все еще на полу, а она тут разнюнилась.

— Давайте-ка на диван, я вам помогу. Спать пора, вам нужен покой.

— Кто это сказал?

— Ну... он, — кивнула Мария на дверь, за которой скрылся побитый Белецкий.

— А! Ему, конечно, виднее.

— Все-таки биолог. Понимает.

— Да, понимает. У него, как я видел, вообще губа не дура. Красивую девушку, к примеру, на коленках подержать...

— То есть... вы, значит, видели? А сказали — ничего не помните!

— Да так... мельком... будто сквозь туман!

— Туман, — укоризненно покачала головой Мария. — Сами же и напускаете туману! Не морочьте мне голову. Я не совсем еще идиотка.

— Не совсем, — насмешливо согласился он.

— Ладно. — Как ни старалась Маша, но рассердиться на него не смогла. — Сверху вниз вы хорошо умеете скакать — что с неба, что с кровати. А обратно взобраться я вам все-таки помогу.

— А я помогу мне помогать. Ноги-то у меня в порядке.

— Я заметила. Каратист. Ну, раз-два — взяли!

— Спасибо. А ты спишь наверху? Спальня там, на втором этаже?

— Н-нет...

До Иоанна наконец дошло:

— Боже мой! Так я занял единственное в доме ложе! Дама — на полу! Дудки, так не пойдет.

— Пойдет. Не вздумайте опять спрыгнуть! Для одного дня это уже слишком. Будете лежать как миленький где вам велено.

— Ты за кого меня принимаешь, Машенька?

— А мы что, уже на «ты»?

— Я — да. И ты, кстати, не возражала.

— Разве? Я не заметила.

— Ты плакала.

— Теперь успокоилась, как видите. Так что давайте...

— Давай.

— Ну хорошо. Давай не спорь. Я пока что тут хозяйка.

— Знаешь поговорку: «Хозяин — раб гостя»? Обожаю спать на полу. Это мое любимое занятие.

— Тогда я вовсе не лягу.

— Тогда я тоже.

— Ты уже лежишь.

— Но не сплю. И не усну. Буду бдеть. Итак, чем займемся? Порешаем задачки по аэродинамике?

— Я в физике полный ноль. Как говорила наша учительница — «торричеллиева пустота».

— Зачем же тут все эти книжки?

— Отцовские.

— Вот как... А мне показалось — мы родственные души.

— Родственные? Уволь! Порхать где-то там? — Она подняла пальчик к потолку.

Опять — вспышка памяти. Балкон. Восьмой этаж. Неподвижная Белоснежка в луже крови. Теперь-то Маша отлично понимала, что то был не клюквенный кисель...

Отец укладывает в чемодан шахматную доску... Он уходит навсегда. Дочь так и не успела по-настоящему узнать его, а ведь он любил маленькую Марию... Он построил для нее этот пряничный домик.

Взгляд упал на голые ноги летчика. Гладкие, не волосатые. Не страшные. Но разглядывать их неприлично.

— Накройся. Простудишься.

А он не сводит глаз с ее плеч. И это тоже неприлично. Маша поднимает с пола брезентовую ветровку, но Иоанн останавливает ее:

— А ты не накрывайся. По крайней мере, этим бронежилетом.

— Почему?

— Это кощунство. Брезент и ты — две вещи несовместимые.

— Комплимент?

— Вот еще! Святая правда!

— А если мне холодно?

— Найди что-нибудь другое.

Легко сказать! Маша обвела взглядом дощатые стены с вбитыми гвоздиками, на которых был развешан весь ее скудный гардероб. Она и вообще-то не могла похвастаться большим количеством туалетов, а сюда, на дачу, привезла все самое старенькое. Не красоваться здесь собиралась, а возиться в земле. Вот этот цветастый сарафанчик, что сейчас на ней, — самый изысканный из всех нарядов. Остальное — либо изношено, либо вышло из моды.

— Что же ты? — напомнил Иоанн. — Накинь шаль какую-нибудь. Тебе пойдет кружевная шаль.

— У меня нет... здесь. Не взяла из Москвы.

Будут лишние деньги — она обязательно приобретет себе такую: огромную, с кистями. Только где их взять, лишние-то? И так они с мамой едва сводят концы с концами.

Кружевная шаль... Какое баловство... В голову почему-то лезли строчки дурацкого романса, где-то случайно услышанного:

Ему бы быть смелей, ему бы быть упрямей,

Ему б сорвать с меня фисташковую шаль.

Зачем, скажи, зачем мы время потеряли?

И я ему вчера

Не отдалась.

Как жаль!

Однако действительно становилось зябко.

По простоте душевной, совершенно без задней мысли, Мария нашла такой выход из положения, которому позавидовала бы самая искусная кокетка.

Она распустила косу!