Выстрел на окраине

Лес кончился, дорога пошла поровнее. Машина въехала в какое-то село, остановилась у белевшего тесовым навесом колодца.

Валиев пошел через улицу; офицеры повыпрыгивали из кузова, обступили Меженцева.

— Ждать велел, — пожал плечами лейтенант. — Дальше поедем.

Огней в домах не было, но село еще не спало. Под гармонику где-то приплясывали, донесся игривый девичий смех, прямо по дороге, покачиваясь, шли двое подвыпивших. Неприятное чувство настороженности, которое всегда поначалу охватывает человека ночью в незнакомом месте, сразу исчезло.

Подгулявшая пара меж тем поравнялась с офицерами. Один визгливым бабьим голосом пытался затянуть «Шумел камыш», второй, останавливая его, захлебывался счастливым пьяным смехом:

— Митька, ну, брось!.. Брось!

Офицеры посторонились; незадачливый певец, раскачивая плохо державшейся на плечах головой, ткнулся Бухалову в грудь.

— Закурить есть?

Это был Чугаев, а его «компаньон» — капитан Лобов. Продолжая покачиваться, майор быстрым шепотом предостерег:

— Если приведет нескольких человек — не ездить. Могут завезти в лес и попытаются ограбить. Он знает, что у вас деньги. Тогда брать на месте. Мы недалеко. В общем, действовать по обстановке. Мы — в Горяевке...

И, пьяно мотнувшись, повис у Лобова на плечах.

— Сенька, гуляем!

Окно в доме напротив засветилось, хлопнула калитка. Валиев вернулся в сопровождении молодого парня, скупо распорядился:

— Садись.

— Может, еще кого взять? — недовольно спросил бухгалтер. — Проваландаемся всю ночь!

— Не надо, начальник, — успокоил Валиев. — Нас двое, вас четверо: сразу накидаем.

— Далеко еще?

— Теперь рядом.

Считая объяснение законченным, Валиев хлопнул дверцей кабины, белая рубашка парня в одно мгновение перенеслась в кузов.

В темноте исчезла крайняя изба, потянуло свежестью.

Пильщиков и Лебедь пытались разговаривать с новым попутчиком, знающим, кажется, только два слова «да» и «нет»; Бухалов, держа на коленях портфель, вновь обретший свою условную ценность, сидел на запасном скате, вглядывался в темень. Напряженный слух улавливал далекий шумок мотора...

Машина внезапно остановилась, мигнув красным бортовым огоньком; в тишине громко прозвучал голос Валиева:

— Стой тут. Погляжу, как ехать.

Он взял вправо от дороги, уменьшаясь с каждым шагом, через минуту исчез совершенно.

— Доехали, что ли? — спросил Лебедь.

— Свернем — и все, — ломающимся баском отозвался парень.

Послышались тяжелые шаги. Вынырнувший из темноты Валиев крикнул:

— Давай за мной.

Машина свернула, осторожно, точно ощупывая почву, пошла под уклон. Воспользоваться фонариком было невозможно, но предупредить Чугаева о повороте необходимо во что бы то ни стало. Бухалов чиркнул спичкой, золотистый огонек затрепетал у папироски. Парень прикрикнул:

— Не балуй!

— Курить, что ли, нельзя? — буркнул капитан.

— Здесь не надо. — Ломающийся басок прозвучал твердо.

Машина круто наклонилась — люди в кузове скатились к самой кабине, — потом, отбросив всех назад, так же круто начала подниматься вверх. Лебедь ушиб колено и азартно чертыхался. Остальные, чтобы не вывалиться, крепко держались за борта.

Подъем кончился, машина уткнулась в опушку леска, остановилась.

Парень спрыгнул, вслед за ним повыпрыгивали и офицеры.

— Тут ждите, — отрывисто сказал Валиев. — Сейчас принесем. Огонь не зажигать.

Фигуры татарина и рослого молчаливого парня смутно мелькнули между деревьями, исчезли — темный лес словно поглотил их.

Ночь была тихая, теплая, кротко мерцали крупные сентябрьские звезды. Некоторое время, удаляясь, доносился сухой хруст валежника, потом умолк и этот последний звук...

Офицеры зашли за машину, прислушались. За оврагом, то затихая, то снова явственнее, урчал мотор. Было похоже, что машина то уходила, то снова возвращалась, кружила на месте.

— Досада! — огорченно вырвалось у Бухалова. — Ну-ка, попробуем!

Прикрываясь обступившими его товарищами, он несколько раз мигнул фонариком и, до предела напрягая слух, закрыл глаза. Сигнализация, предпринятая с явным риском, ничего не дала: звук мотора удалялся и наконец затих вовсе.

— Ну, что делать! — философски спокойно констатировал Бухалов. — Значит, так: подождем, пока принесут все, что есть, потом действуем. Валиева берем мы с Пильщиковым, парень — ваш. Будьте осторожны: у Валиева пистолет, может, есть оружие и у того. Начинаем по моему сигналу, как условились. Ну, все!

— Идут! — возбужденно предупредил Меженцев.

Донесся треск сучьев, на опушке показалось странное темное чудовище, в котором не сразу можно было узнать согнувшихся под тяжестью Валиева и парня. Хрипло дыша, они дошли до машины, осторожно опустили на землю тускло отливавший алюминиевой краской мотор.

— С ума сойти! — искренне поразился Меженцев. — Триста килограммов!

— Здоровый, черт! — вытирая рукавом рубашки лоб, согласился тяжело дышащий татарин.

Парень стоял в сторонке, ровно и глубоко дыша.

— Хлопцы, а ну в кузов! — захлопотал Меженцев.

— Погоди, — остановил его отдышавшийся Валиев. — Давай про цену толковать.

— Сколько? — выдвинулся вперед со своим портфелем Бухалов.

— Моя цена — четыре тысячи, — объявил Валиев.

— Две, — твердо сказал бухгалтер.

— Шутишь, начальник, — засмеялся татарин. — Смотри какой: ночью видно — совсем новый!

— Две.

— Ай, какой жадный! Давай без торговли — три.

— Две.

— Даром совсем хочешь? — Валиев начал сердиться. — Зачем зря говоришь!

— Директор больше не разрешит, — пояснил бухгалтер сознательно, в надежде, что их все-таки найдут, оттягивая время. — Не могу больше.

— Директор понимает, Горка говорил! — кипятился Валиев. — Ты не понимаешь!

— Ну, давай за две с половиной, — пошел на компромисс Меженцев.

— А вас я просил бы не вмешиваться! — раздраженно оборвал бухгалтер. — За финансовую сторону отвечаю я.

— Да ведь, Сергей Петрович, — начал оправдываться шофер, — во как мотор надо, позарез!

Вступились грузчики, начавшие уговаривать Валиева; немного побурчав, тот сдался, махнул рукой: