Выстрел с Невы: рассказы о Великом Октябре

Катерина долго провожала глазами уходящие к Зимнему отряды красногвардейцев и солдат, вытирала слезившиеся от холода глаза и шептала:

— Поговорите там, ребята, сурь- езно поговорите.

Перестрелка вдали стала чаще, злее.

Катерина не помнила, сколько времени проблуждала она по переулкам, а к мосту так и не могла пробраться.

Усталая, она присела у подъезда высокого, из серого камня дома.

Вдоль панели молодой паренек вел под руку пожилого человека и уговаривал его:

— Пусти винтовку-то, Трофи- мыч…

— Обидно-то как, парень… — жаловался Трофимыч, —Два раза всего и пальнул по юнкерам, и подбили меня, свинячьи дети…

Трофимыч вдруг покачнулся и всем телом навалился на паренька. Тот оглянулся по сторонам, заметил прикорнувшую у подъезда женщину и позвал:

— Тетка, помогай…

Катерина подошла.

— Миша, опять ты, — перепугалась она, узнав в пареньке подручного своего мужа. — Кого это постреляли? Васю?..

— Жив Вася… Трофимыча юнкера подбили.

Вдвоем они донесли раненого до подъезда, положили на ступеньки. Катерина наклонилась.

Трофимыч глухо мычал от боли.

— В дом бы внести… — вслух подумала Катерина.

— Далеко дом, верст пять… кровью изойдет…

— Да вот дверь… стучи…

Миша смущенно оглядел высокий подъезд, тяжелую резную дверь, массивную литую ручку.

— Стучи, стучи… худо ж человеку. —Катерина заметила нерешительность Миши и осердилась: — Тоже «революцию делаю»… И зачем тебе ружье дали? — Она поднялась и постучала в дверь кулаком.

Долго не открывали.

Тогда, осмелев, Миша грохнул в дверь подбитым подковками каблуком.

Дверь наконец приоткрыл дряхлый седой швейцар и заявил, что пускать никого не велено.

— Именем революции… — высоким срывающимся голосом крикнул Миша и потянул дверь к себе. — Открывай, открывай!

Вдвоем с Катериной они внесли Трофимыча в переднюю, положили на диван.

Катерина раздобыла воды, достала из чемодана холщовое полотенце, что везла Василию, скоро и ладно сделала перевязку.

Трофимыч слабым голосом бормотал:

— Вот жалость какая… подбили… — Потом забылся.

— А ты нишкни… всех не побьют… там еще Василий мой… — утешала Катерина и, заметив с беспокойством заглядывающего в окно Мишу, кивнула ему:

— А ты ступай… доделывай дело-то… Я покараулю тут.

— И то, тетя Катя, — обрадовался Миша, взял Трофимычеву винтовку и шагнул к выходу. От двери строго погрозил стоящему в углу швейцару: —Ты наших тут не обижай… Я еще вернусь.

Катерина сидела у изголовья Трофимыча, думая о Василии, Мише, бородатом солдате с улицы, о всем сегодняшнем редком, незабываемом дне.

Незадолго до полуночи «Аврора» ударила по Зимнему. Загрохотали пушки с Петропавловской крепости.

— По дворцу бьют, — перекрестился швейцар и дрожащими руками принялся затягивать окна шторами.

— Погоди завешивать-то, —припала Катерина к окну.

…Далеко за полночь Миша привел Василия.

— Гляди и радуйся… Красная сестра милосердия. —Он показал на Катерину.

Катерина обмерла, потом, вскрикнув, кинулась мужу на грудь:

— Шивой… Вася… целый?

Василий засмеялся, обнял жену.

— Ну, Катя, поцелуемся… с праздничком тебя… каюк Временному…

— С утра до тебя добираюсь, Вася, — пожаловалась Катерина. — С ног сбилась… Я к тебе от мужиков… с поручением. Да ты проголодался, поди?

Катерина выложила на стол рыбу, хлеб.

— Те–те… А рыбка-то знакомая, — испробовав рыбы, удивился Василий, — Да ведь это ж карп из архирейского озера. Каким это манером, Катя?

— Да уж таким. Позабрали мы озеро…

— И правильно сделали. Ну, а землю?

— И землю… Мне, Вася, лошадь с барской конюшни выдали — сытую, холеную; Лукашке, брату, плуг достался… Вот опасаемся только, как бы каратели не понаехали… В Родниках мужикам за самоуправство они такое прописали…

— Какие теперь каратели? — осердился Василий. — Мы что ж, в шутку Зимний-то брали?

Василий поднялся, поправил усы.

— Вот что, Катя! Поедешь с Мишей домой. И Трофимыча отвезете. А я в Смольный… Там сейчас съезд начинается… рабочих и крестьян. Ленин говорить будет… о мире, о земле…

— Ленин! — всполошилась Катерина. — Мужики тоже и о Ленине просили узнать. Вася… — она льстиво заглянула мужу в глаза, — хоть бы одним глазком глянуть… какой он из себя.

— Ой, хитра, — крикнул Василий. — Где ж я тебе пропуск в Смольный достану? — Но, заметив умоляющие глаза жены, нахмурился и махнул рукой: — Давай, пошагали. Еще опоздаем…

Александр Яковлев ВОССТАНИЕ

1

Весь день Акимка прожил в каком-то восторженном полусне, не разбираясь хорошенько, что творится кругом, почему затеялся бой и нужно ли идти. Темная жажда диковинного, каких-то чудесных возможностей и ярких приключений, что живет в душе каждого юнца, толкнула его пойти в бой. А потом ведь на Пресне шла вся молодежь. Не отставать же такому молодцу, как Акимка. Все товарищи идут, значит… И пошел!

Еще рано утром у ворот фабрики, куда сбежались напуганные ночной стрельбой рабочие, по–настоящему не проснувшиеся, на летучем митинге помощник мастера Леонтий Петрович, хмурый и серьезный, отрывисто говорил:

— Решительный день настал, товарищи! Ежели буржуи победят, пропали все наши свободы и завоевания. Все берись за оружие. Может, такого случая больше не представится. В бой, товарищи!

Те, кто постарше, молчали и хмурились, не могли, должно быть, разобраться. А молодежь отвечала решительно:

— В бой! Долой буржуев! Смерть буржуям!

Акимка привык уважать и слушаться Леонтия Петровича. Серьезный человек. Твердый. Раз говорит, — дело говорит. А главное, подраться можно… И вместе с толпой, распевая буйную «Варшавянку», Акимка пошел от ворот фабрики в клуб — записываться в Красную гвардию.

Записывались в штабе у заставы. Слово «штаб» было мелом крупно написано прямо на филенке темной входной двери.

Записывались без всяких формальностей. Незнакомый молодой рабочий в черной, смятой, как блин, фуражке, сдвинутой на затылок, с испитым серым лицом (папироса в углу рта) записывал в синюю ученическую тетрадь имена тех, кто приходил.