Выстрел (сборник)

Отчаяние овладело им настолько, что его зубы стучали, как в лихорадке. «Я не понимаю тебя… — пробормотал лорд угрюмо. — Если бы ты нуждался в деньгах, ты подобрал бы с пола то, что я тебе бросил. Не думаешь ли ты, что я возьму тебя с собой в Европу? Я не желаю иметь никаких воспоминаний об этих местах».

Он вдруг зашатался, речь его стала прерывистой. Лицо выражало испуг. «Я все сделаю для тебя, что смогу… — залепетал он. — Я теперь богат. Разве ты не видишь? Если, например, долларов двадцать… или даже сто…»

Его голос перешел вдруг на визжащие ноты: «У меня теперь… двадцать тысяч годового дохода… Боже мой!.. Господи… Что со мной?»

Казалось, что кто-то невидимый схватил его за левую половину тела и выжал ее как губку! И он, точно чурбан, повалился на пол. Как только Уольден упал, негодяй спрыгнул с постели и подбежал к нему. Он поднял разбитого параличом Уольдена с пола и осторожно положил его на гнилую солому, которая столько времени служила ему постелью. Затем сел возле него и стал прислушиваться к его дыханию. Он решил, что Чарльз Уольден уже не оправится от удара и умрет. Но если паралитик умрет, то что станет с ним самим? И пока негодяй сидел у постели человека, которого считал умиравшим, он подумал, что теперь уже ничто не помешает ему воспользоваться именем умершего и занять его место.

Правда, он был не похож на Чарльза Уольдена, за исключением роста, но одно важное обстоятельство складывалось в его пользу. За эти двадцать лет никто в Англии ни разу не видел Чарльза Уольдена. К тому же его старые знакомые вряд ли захотели бы возобновить отношения с человеком такой репутации, какой пользовался у них Уольден. Кроме того, поверенный послал ему телеграмму. Через час Уольден ответил, что собирается выезжать на родину. Поверенный, да и все остальные, ожидали встретить именно того человека, который послал ответную телеграмму. Поэтому никто из них не мог усомниться, что с трапа парохода сойдет именно тот, кого они ожидают.

Несколько труднее было решить вопрос о внешнем сходстве… Во-первых, волосы. Но их легко скрыть с помощью парика, а еще лучше оставить свои собственные седые волосы. Никто не станет удивляться при виде дряхлого изгнанника, возвращающегося седым из двадцатилетней ссылки. То же самое относительно бороды и усов. Носил ли их Уольден в Англии? Без сомнения, Уольден покидал Англию начисто выбритым, как и все молодые люди его возраста. А возвратиться он мог и с бородой. Да, сотни шансов были в пользу негодяя. В ответ на телеграмму доверенного он мог явиться вместо Уольдена сам, и никто, ни поверенный, ни кто-либо другой, не имели бы ни малейшего повода отнестись к нему с подозрением.

Как было противиться такому искушению? В душе негодяя происходила борьба: с одной стороны — возможность выбраться из этого ужасного болота, в которое он все глубже погружался в течение целых девяти лет, и свобода, богатство и почести, ожидавшие его впереди, а с другой — преступление, страшное, тяжко наказуемое преступление. Это была ужасная борьба, но я не могу сказать вам, чем бы она закончилась, если бы не неожиданное обстоятельство.

Борьба в негодяе продолжалась и на следующий день. К вечеру он вспомнил о телеграмме, которую так презрительно сунул ему в руку возвратившийся из банка Уольден. Она по-прежнему оставалась без ответа. Негодяй посмотрел на паралитика. Уольден лежал в бессознательном состоянии, очевидно, находясь между жизнью и смертью. Тогда негодяй решил сам послать ответную телеграмму. Он написал, чтобы сироты оставались в прежнем положении.

Он стащил с лежавшего в бессознательном состоянии человека единственный его сюртук, который, правда, служил ему и раньше, и отправился в европейский квартал. В боковом кармане сюртука он нашел толстую пачку ассигнаций: Уольден взял из банка все деньги, которые были переведены на его имя поверенным. Негодяй заплатил за телеграмму и подписал ее так: «Лорд Чарнворт». И вдруг у него мелькнула мысль: «Подпись Уольдена известна — он каждый месяц выдавал расписку в получении своего жалованья в течение двадцати лет, и все эти расписки, несомненно, хранятся у поверенного в Англии. И если я выдам себя за лорда Чарнворта, то как быть с подписью?» Но тут же пришло и решение этого вопроса: лорда Чарнворта разбил паралич — притворится разбитым и он. Но у лорда парализована левая сторона, отчего же ему, негодяю, не воспользоваться этим? Кто станет утверждать, что подпись левой рукой должна походить на подпись правой?

И негодяй чуть ли не бегом пустился на почту и отправил вторую телеграмму, извещавшую о параличе. Когда он вернулся в лачугу, то, к своему удивлению, увидел Уольдена сидящим и выглядевшим так, точно он выздоравливал. Таким образом, Чарльз Уольден не умер от постигшего его удара. Вскоре он выздоровел совсем. И негодяй убил его.

Я не стану утомлять вас дальнейшими подробностями и приводить какие-либо доводы в свое оправдание. Я был этим негодяем, и я убил Чарльза Уольдена!

Последние слова как громом поразили слушателей. Карслек Пераун выступил вперед, точно для того, чтобы загородить собой рыдавшую девушку от человека, правду о котором она узнала только сейчас. Но нашелся и другой, который еще быстрее, чем Пераун, выступил вперед. Это был сэр Патрик Дэнс.

— Пока этот человек — мой гость, — воскликнул он, — никто не посмеет и пальцем до него дотронуться!

Воспитатель в смущении отступил назад. Жоржиана навсегда запомнила эту сцену. Она послужила ей пробным камнем для испытания настоящего металла. Если прежде весы ее сердца колебались между умом одного и добротой другого, то после этого случая она уже не сомневалась. Помимо прочего, она стала свидетельницей того, что женщины ценят выше доброты и ума, — физической силы и великодушия. Но преступник не забыл о Перауне.

— Этот человек, — сказал он, указывая на смущенного секретаря, — уже два дня знает, что я не лорд Чарнворт. И он дал мне слово скрыть от вас правду, если я заплачу за его молчание.

— Нет! — воскликнул Карслек, сгорая от стыда и гнева. — Я на это не способен! Я просил у вас только девушку, которую люблю.

Преступник обернулся к нему и уничтожил его следующими словами:

— Но вы потребовали также и одно из имений! Вы потребовали удалить из дома сэра Патрика и других!..

Жоржиана вскочила на ноги и дико осмотрелась по сторонам. Ей нужна была поддержка, ей нужно было обратиться к кому-либо за советом, но она осталась совершенно одна и не знала, как выйти из сложного положения. Тот, кого она считала дядей, тот, перед чьим умом она преклонялась, оказался для нее совершенно чужим, Морис был юн и сам нуждался в поддержке, а леди Эвелину Жоржиана не уважала. Даже мисс Стейси, как назло, осталась дома. Тогда она поняла, у кого ей искать защиты, и, разрыдавшись от угрызений совести за свою наивность и жестокость, которые так терпеливо сносило полюбившее ее сердце, бросилась на грудь к сэру Патрику.

В это время случилось нечто еще более ужасное, чем рассказ мнимого лорда. Воспользовавшись всеобщей суматохой и темнотой, старик вскочил с кресла, отбежал в противоположную сторону яхты, роняя все на своем пути, и бросился в море… На яхте поднялась суета, но все поиски несчастного оказались напрасными. Его тело так и исчезло бесследно в глубине.