Выстрел. Дело, о котором просили не печатать

— Отец?

— Да, и скажет тебе, милая Сюзанна, что Дампьер любит тебя. Отец попросит тебя поговорить с судебным следователем наедине.

— Но этот разговор ни к чему не приведет.

— Потому что ты не любишь Дампьера, так ведь?

— Да, я не люблю его. И отцу, от которого я ничего не скрываю, это должно быть известно.

— Он это знает, но хочет, чтобы ты сама объяснилась с Дампьером и лишила его надежды.

— Я так и сделаю.

Франсуа снова замялся, но потом очень тихо произнес:

— Нет, не нужно… Об этом-то я и хотел тебя попросить… Это и есть мой каприз.

Сюзанна пристально посмотрела на брата, пытаясь проникнуть в его мысли и понять смысл необычной просьбы. Выдержав этот взгляд, Франсуа проговорил:

— Так надо.

— А если я не соглашусь?

— Ты не можешь поступить так жестоко, ведь я прошу тебя.

— У тебя должна быть на это веская причина.

— И она есть.

— В таком случае я имею право ее знать.

— Конечно, имеешь, но не теперь… Дай мне немного времени на раздумья…

— Разве ты не доверяешь мне?

— Не настаивай, Сюзанна, — продолжал увещевать молодой человек, обеспокоенный нерешительностью сестры. — Просто сделай так, как я прошу…

— Но что, если я люблю другого?

— Кого же?

— Разве я не могу кого-нибудь полюбить?

— Это было бы большим несчастьем.

— Нет, если отец одобрит мой выбор…

— Это обернется большим несчастьем, повторяю тебе, — резко перебил девушку Франсуа, — потому что тебе, к сожалению, придется забыть этого человека…

— Я не понимаю тебя.

— Я не могу сейчас объяснить тебе всего. Дампьер скоро придет. Он человек честный и не скажет тебе ничего такого, чего не стоило бы слушать. Он любит тебя, так дай же ему надежду.

— Исполнить твою просьбу значит совершить чудовищную жестокость. Извини, Франсуа, но я не могу этого сделать.

— Послушай, — не унимался юноша, — вон идет отец, и я вынужден тебя оставить. Но помни: никому ни слова о нашем разговоре!

— Это я тебе обещаю.

— Когда ты останешься с судебным следователем наедине, подумай о том, что я тебе сказал. Подумай о том, что, вытягивая из меня объяснение, ты вынуждаешь меня посеять страх в твоей душе. Дело касается чести нашего отца и твоей чести, милая Сюзанна… Речь идет и о моей жизни, — прибавил он тихо, когда генерал был уже совсем близко.

— Что это с тобой? — добродушно поинтересовался господин Горме, заметив, что Сюзанна вся трепещет. — И что это Франсуа так быстро убежал?

Девушка, набравшись мужества, ответила:

— Он меня отчитывал.

— Позвольте поинтересоваться, мадемуазель, за что же? Или вы совершили какой-нибудь серьезный проступок?

— Да, — проговорила она с улыбкой, меж тем как ее растерзанное сердце билось так сильно, что корсаж вздымался.

— Могу я узнать, в чем же он заключался, и должен ли я рассердиться?

— Франсуа упрекал меня за то, что меня слишком долго не было в гостиной, и советовал лучше исполнять обязанности хозяйки дома.

Девушка взяла отца под руку, и они молча прошлись по комнате. К счастью, старик, занятый мыслями о предстоящем разговоре, не приметил бледности Сюзанны. Решившись наконец, он сообщил дочери о том, что читателям уже известно, — о чувствах Дампьера и о том, что произошло между ним и судебным следователем. Когда генерал закончил свою речь, Сюзанна сказала:

— Что ж, мое уважение к господину Дампьеру столь велико, что я не боюсь вступить с ним в такие щекотливые объяснения.

Как раз в эту минуту к ним подошел судебный следователь, уже давно разыскивавший их. Между ним и Сюзанной возникло некоторое замешательство, но девушка совладала с собой первая и уверенно начала разговор:

— Папа предупредил меня обо всем, месье Дампьер. Я намерена ответить вам с той откровенностью, которой заслуживает ваше предложение.

Генерал оставил их одних в углу гостиной. Все танцевали, и лишь изредка кто-нибудь, проходя мимо, бросал на них равнодушный взгляд.

Дампьер помнил слова генерала. Молодой человек ждал объяснения, от которого могло разорваться его сердце, и теперь, увидев так близко восхитительное лицо Сюзанны, ее голубые глаза, кротко смотревшие на него, он почувствовал сумасбродное желание убежать. Дампьер предпочел бы не видеть ее никогда, чем услышать от нее беспощадное: «Я вас не люблю». В то же время он понимал всю важность этой минуты и не мог не заметить всей прелести, нежности, благородства этой хорошенькой девушки, которая будто опасалась опечалить его и привести в отчаяние.

Молчание, длившееся несколько секунд, не казалось тягостным, однако волнение Сюзанны и Дампьера было очевидным, и их сердца учащенно бились. Но, если бы эта пауза затянулась, она вызвала бы неловкость. Дампьер поспешил заговорить:

— Мое положение очень непростое. Генерал, должно быть, сообщил вам о предложении, которое я намерен сделать. Я ищу вашей руки и чести дать вам мое имя…

— Да, папа сказал мне об этом, месье Дампьер…

— Генерал не подарил мне никакой надежды, предупредив о том, что я, может быть, заслужил ваше уважение, но никак не чувство более горячее. Ваш отец хотел избавить меня от жестоких страданий и поспособствовал нашему объяснению.

— Простите ему это. Он говорил с вами резко, но чистосердечно, как и подобает военным. Если вы желаете, я выскажусь откровенно…

— Говорите…

— До сих пор я никого не любила, — продолжала Сюзанна с нерешительностью в голосе. — Я даже не думала, что когда-нибудь испытаю это чувство… Что кто-нибудь, кроме моего отца или брата, будет любить меня. Я была так легкомысленна и беспечна, что не приметила чувства, которое внушила вам…

Тут она остановилась и побледнела: последние слова брата все еще звучали в ее ушах.

— Если вы меня любите, месье Дампьер, — сказала она, краснея и боясь уязвить мужское сердце, — то, может быть, простите, если мои слова вас огорчили…

— Следует ли мне отказаться от всякой надежды? Теперь, когда вам известны мои намерения, должен ли я продолжать искать вашего присутствия в тех домах, где мы можем встречаться? Или, напротив, мне стоит избегать вас?

— Зачем же?

— Затем, что мое присутствие может стать если не тягостным для вас, то по крайней мере обременительным…