Выйти из хаоса. Кризисы на Ближнем Востоке и в Средиземноморье

Октябрьская война Рамадана 1973 года: нефть как оружие и «протоджихад»

Анвар Садат, сменивший Насера в сентябре того же 1970 года в качестве компромиссного кандидата от расколотого генштаба, приступил к осуществлению полномочий в не самой лучшей обстановке. Он стал героем анекдотов («нукат»), в которых выставлялся простофилей, напоминавшим Баденге в описании историка Адольфа Тьера (Баденге – одно из прозвищ французского императора Луи-Наполеона Бонапарта до его прихода к власти. – Прим. пер.). Давление на Садата было тем более сильным, что от него ожидали, что он смоет позор июня 1967 года наступлением, для которого в тот момент у президента не было никаких средств. Однако этот пройдоха из деревеньки в дельте Нила сумел, как и Луи-Наполеон, справиться со всеми, кто его недооценивал, – кроме джихадистов, организовавших в итоге его убийство. Будучи увлеченным в молодости идеями «Братьев-мусульман», он освободил членов организации из тюрем и негласно поддерживал их деятельность в университетских городках, где его самыми ярыми противниками были марксисты и левые насеристы. В течение нескольких лет от последних не осталось и следа, и контроль за студенчеством перешел к исламистским организациям аль-гамаат аль-исламийя, верным принципам Кутба.

В то же время Садат готовил штурм израильских позиций с помощью советских военных советников, обеспечивавших связь с президентом Сирии Хафезом Асадом, который так же, как и Садат, пришел к власти после поражения в Шестидневной войне. Этот штурм начался 6 октября 1973 года, в день иудейского праздника Йом-Кипур, что усилило эффект неожиданности для Израиля. Египетские войска пересекли линию укреплений Бар-Лева со стороны Суэцкого канала, а сирийцы проникли на Голанские высоты, находившиеся под контролем Израиля с 1967 года. Успех этого первого прорыва принесет обоим лидерам лестные прозвища: Садату – «Герой переправы» (через Суэцкий канал. – Прим. пер.), а Асаду («Асад» по-арабски «лев») – «Октябрьский лев». Однако исход войны, который спас честь арабских лидеров, мог быть иным, если бы в нее решительно не вмешались Саудовская Аравия и нефтяные монархии Аравийского полуострова. Армия обороны Израиля (ЦАХАЛ) перешла в победоносное контрнаступление, в ходе которого ее силы форсировали Суэцкий канал, окружили 3-ю египетскую армию и дошли до 101-го километра трассы Суэц-Каир. Одновременно в Сирии они продвинулись на расстояние 40 километров от Дамаска. Этот прорыв стал возможен благодаря американскому воздушному мосту, по которому ежедневно обеспечивалось снабжение Израиля. 16–17 октября представители арабских стран – экспортеров нефти, собравшиеся в Кувейте, решили в качестве ответной меры в одностороннем порядке поднять цену на нефть на 70 % и ежемесячно сокращать ее экспорт на 5 %, вплоть до ухода Израиля с оккупированных территорий и признания прав палестинцев. 20 октября король Саудовской Аравии Фейсал объявил об эмбарго на поставки нефти США и Нидерландам, «поддержавшим Израиль».

Это эмбарго и стало главным оружием. Оно не просто позволило не потерять лицо арабским лидерам, участвовавшим в этом военно-политическом эпизоде. Оно потрясло основы мироустройства, превратив нефтяную ренту в один из важнейших факторов власти на планете, и обеспечило тем, кто ее контролирует, неограниченное могущество. За несколько дней цены на нефть взлетели в 4 раза. В краткосрочной перспективе результатом этого экономического давления, превратившего арабо-израильский конфликт во внутриполитический вопрос всех стран – импортеров энергоносителей, стало лишение Израиля всех преимуществ, завоеванных в ходе победоносного контрнаступления. Садат и Асад благодаря Фейсалу и нефтяным эмирам остались у власти, Тель-Авив под давлением США и стран Западной Европы, обеспокоенных последствиями инфляции для своего торгового баланса, согласился на перемирие. С этого момента нефтяные монархии будут только укреплять свою гегемонию, используя богатство, которое взлет цен на нефть сделало поистине несметным, для того чтобы финансировать распространение во всем суннитском мире ультраконсервативной идеологии. Но однажды выпустив из бутылки джинна джихада, им будет очень сложно вернуть его обратно, и они в свою очередь сами станут его жертвами.

В значительной части массовой арабской литературы поражение 1967 года противопоставляется «победе» 1973-го. Поражение объясняется безверием режима Насера, а «победа» – набожностью, проявленной в ходе этой войны, которая шла во время Рамадана и могла на вполне законных основаниях считаться джихадом. Действительно, во время священного месяца воздержание от пищи является обязательным от восхода до заката, что мало способствует ведению военных операций. Но это ограничение может быть снято в случае джихада, поскольку, если община верующих слишком слаба, чтобы сражаться, она может погибнуть при столкновении с врагом, что подвергает опасности само существование ислама. Таким образом, чтобы бойцы могли есть днем, египетские и сирийские улемы, с подачи светских властей, провозгласили Октябрьскую войну джихадом. И она стала таковым не только с точки зрения формального содержания этой фетвы, но и фактически, соответствуя глобальному ходу вещей, приведшему к окончательной победе нефтяные монархии, известные своей моральным ригоризмом. В том же духе в других назидательных комментариях сравнивали клич «Аллах акбар», с которым шли в бой войска в 1973 году и который привел их к победе, с лозунгом «Земля! Воздух! Море!», навязанным бойцам «нечестивой» властью в 1967 году и чреватым неизбежным поражением.

Использование нефти как оружия в октябре 1973 года также вписывалось в контекст ухудшения американо-саудовских отношений, оформленных соглашением между Франклином Рузвельтом и королем Абдул-Азизом ибн Саудом. Оно было подписано 14 февраля 1945 года на борту крейсера «Куинси», пришвартованного в Большом Горьком озере Суэцкого канала. Президент США прибыл прямо из Ялты и стремился обеспечить регулярные поставки нефти странам Запада с учетом чреватого конфликтами «передела мира» с СССР, располагающим богатыми месторождениями в Азербайджане и Сибири. Рузвельт перехватил инициативу у обессиленной войной Великобритании с целью обеспечения защиты саудовской монархии в обмен на разработку ее месторождений американской компанией АРАМКО (Арабско-Американская нефтяная компания). Этот пакт «Дня святого Валентина» (весьма подходящая для долгосрочных обязательств дата) был главным обоснованием присутствия американцев на Ближнем Востоке. Он был важнее для них, чем отношения с Израилем, основным поставщиком вооружения для которого до войны 1967 года была Франция (ее самолеты «Мираж» фирмы «Дассо» сыграли ключевую роль в победе Израиля). Во время Суэцкого кризиса 1956 года США потребовали вывода израильских войск с Синайского полуострова, а англо-французских парашютистов – из зоны канала, показывая тем самым, что интересы Израиля не были для них приоритетными. На знаменитой пресс-конференции 27 ноября 1967 года генерал де Голль отказался продолжать вооружать Тель-Авив, подвергнув критике оккупацию Израилем завоеванных в ходе Шестидневной войны территорий. Только тогда Вашингтон взял на себя военную поддержку Израиля и пересмотрел «пакт Куинси», отдав приоритет защите Израиля по отношению к нефтяной сделке. Саудовская сторона разорвала пакт в октябре 1973 года в качестве ответной меры с относительной легкостью, потому что рост цен на сырую нефть в среднесрочной перспективе играл на руку и техасским нефтедобывающим компаниям. Среди них была «Zapata Petroleum Company», основанная в 1953 году будущим президентом США Джоржем Бушем-старшим. Это позволяло завязать в будущем взаимовыгодные связи с Соединенными Штатами. Тем не менее изменение соотношения сил в пользу стран – производителей нефти позволяло тем национализировать иностранные нефтяные компании, находящиеся на их территории, и получать от них дивиденды напрямую вместо тех выплат, которыми они довольствовались до этого. Платежи, поступавшие от так называемых «Семи сестер» (British Petroleum, Exxon, Gulf Oil, Mobil, Royal Dutch Shell, Chevron и Texaco), еще более увеличивали богатство нефтяных монархий и их возможность влиять на переустройство Ближнего Востока и способствовать исламизации политического порядка в регионе.

Проведение политики постепенной исламизации общества

Распространение по всему миру консервативного суннизма ваххабитского толка было одним из инструментов внешней политики Саудовской Аравии. Цель заключалась в том, чтобы препятствовать делегациям ученых каирского университета «аль-Азхар», отправлявшихся Насером во все уголки планеты обосновывать совместимость ислама и арабского социализма. Это было порождением холодной войны, в которой каждый лагерь стремился расширить круг сторонников своих убеждений. С этой целью в Мекке 15 декабря 1962 года, в момент, когда египетские войска, обучавшиеся советскими инструкторами, вошли в Йемен и приблизились к саудовской границе, наследным принцем Фейсалом была основана Всемирная исламская лига. Впрочем, вплоть до 1973 года эта организация играла второстепенную роль в главном идеологическом противостоянии между Москвой и Вашингтоном и их союзниками, в риторике которых тема религии оставалась на заднем плане. После исчезновения врага в лице Насера и благодаря головокружительному росту цен на нефть Всемирная исламская лига получила в свое распоряжение значительные средства для повсеместного распространения влияния Саудовской Аравии. Это превратило страну в центр нового регионального и международного исламского сообщества. С этого момента ее ключевой задачей стало закрепление обретенной гегемонии и обоснование с помощью тщательно продуманного субсидирования присвоения нефтяной ренты самыми стойкими суннитами в награду за их добродетельность. Однако Лига не вмешивалась в мелкие распри, которые могли бы ограничить ее влияние. Так, одной из ее задач была борьба против «нововведений», замутняющих «ясную и чистую суть изначального ислама» – недвусмысленный намек на суфизм с его мистицизмом. В то же время Лига признавала «Братьев-мусульман», рассматривая их в тот момент как союзников в глобальном проекте исламизации общества и считая, что они лучше знакомы с готовностью современного мира к трансформации, чем саудовские улемы.

Именно в это время европейские мусульмане, большинство из которых были рабочими-иммигрантами, в полной мере ощутили на себе проблему безработицы. Она стала результатом экономического краха, которому значительно способствовал четырехкратный рост цен на нефть. Во второй половине 70 годов Лига начала открывать свои отделения и мечети в Старом свете. Ее целью было регулирование зарождающегося движения исламизации в этих кругах, ищущих свою идентичность и находящихся в процессе «хаотичного оседания»: миллионы решили остаться в принявшей их стране, несмотря на исчезновение в ней неквалифицированных рабочих мест.

Удобной целью был и Египет, обескровленный гигантскими военными расходами и демографическими проблемами. Впрочем, он еще сохранял роль потенциального центра сопротивления распространению ваххабизма благодаря авторитету и богатой истории «аль-Азхара», где вольготно себя чувствовало суфийское братство, критикуемое салафитами. Нужно было поддерживать его на плаву, но в постоянной зависимости, чтобы подавить в зародыше возможные будущие поползновения на роль противовеса новому лидерству Саудовской Аравии. Сам Садат до разрыва дипломатических отношений Египта с большинством арабских стран, ставшего следствием поездки президента Египта в Иерусалим и выступления в кнессете 20 ноября 1977 года, способствовал исламизации своим поведением. Он выставлял на всеобщее обозрение знаменитую забибу (араб. «изюминка»), как называют в Египте коричневатую отметину посреди лба, особую примету самых благочестивых мусульман, возникающую у них от постоянного трения лба о молитвенный коврик. Садат взял второе имя Мухаммед, не использовавшееся им ранее, и прибавил к титулам церемониальную формулу «правоверный президент» (ар-раис аль-мумин). Египет усеяли новые огромные мечети с зеленой неоновой подсветкой. Установленные на них громкоговорители работали на полную мощность, перекрывая городской шум. На рейсах авиакомпании Egypt Air запретили алкоголь, египетские «Братья-мусульмане», бежавшие в страны Персидского залива при Насере, возвращались и вкладывали свои нефтедоллары в исламские банки, работающие в соответствии с требованиями шариата. За десять лет президентства Садата большинство египтянок облачились в хиджабы.

Эти меры носили профилактический характер. Целью их было заставить население, перекормленное антисионистской пропагандой, принять резкую смену курса, которую представлял собой мирный договор, заключенный с Израилем в 1979 году. Они не помешали, а скорее наоборот, способствовали радикализации исламистской оппозиции. Фундаменталисты располагали благодатной культурной почвой, где имели возможность укорениться. Они смели «правоверного президента», убитого боевиками организации «Египетский исламский джихад» («аль-Джихад аль-ислами аль-мисри») 6 октября 1981 года на военном параде, посвященном восьмилетней годовщине «героической переправы» через Суэцкий канал. Мало кто в Египте оплакивал этого непопулярного фараона, что могу подтвердить и я, поскольку жил тогда в Каире.

Самая известная из желчных нукат, порожденных тогда египетским народным юмором, была о дворнике, подметавшем под почетной трибуной на следующий день после смерти Садата и нашедшем на земле нечто вроде изюминки: «А это еще что? А, да это же забиба президента!» Намек на то, что выставляемое напоказ на лбу доказательство его набожности было фальшивкой.

Гражданская война в Ливане была еще одним определяющим показателем этой постепенной исламизации Ближнего Востока, поскольку она заставила переосмыслить политические движения в религиозном ключе. До этого для них был характерен национализм, усугубленный первостепенной важностью «палестинского сопротивления» «сионистскому врагу», и восприятие их в контексте глобального противостояния между советским и американским блоками. Военное присутствие Палестины в Ливане закреплялось секретными соглашениями, подписанными 3 ноября 1969 года в Каире между главнокомандующим ливанской армии и Ясиром Арафатом, согласно которым на юге страны, граничащем с Израилем, создавалось нечто вроде государства в государстве. В результате событий «черного сентября» 1970 года в Иордании оттуда в Ливан постепенно стекались все новые и новые боевики с одобрения арабских государств. Руководство последних стремилось не потерять лицо в глазах собственного населения, организовав центр сопротивления вблизи «сионистского образования», откуда можно было бы оказывать постоянное давление на него путем ведения партизанской войны средней интенсивности. Популярность идеи сопротивления в то время достигла апогея, особенно на фоне плачевно низкой боеспособности, продемонстрированной арабскими армиями в ходе Шестидневной войны. Левацкие газеты, распространявшиеся в Латинском квартале, где находился мой лицей, пестрели в те годы заголовками типа «Палестинское сопротивление сметет Каирские соглашения», «Дорога на Иерусалим лежит через Амман, Бейрут и Каир». В этих газетах «сионистское образование» и «арабская буржуазия» в равной степени препятствовали делу всеобщей борьбы за победу мирового социализма.

Эти грандиозные проекты марксистского мессианства ни к чему не привели; напротив, хрупкое конфессиональное равновесие в Ливане было нарушено дислокацией там вооруженного движения. Каким бы палестинским оно ни было по происхождению, оно позиционировалось в ливанской мозаике как мусульманская и суннитская сила – другими словами, ни христианская, ни шиитская. Доля маронитов, ради которых Франция, получившая в 1920 году от Лиги Наций мандат на управление этой территорией, создала государство Ливан, что облегчило повышение ими социального статуса, начала сокращаться по отношению к общему населению страны. Напротив, количество обнищавших и люмпенизированных шиитов значительно увеличилось, что привело к массовому переселению из деревень и возникновению громадных пригородов (дахийе) на юге Бейрута. В первой половине 70-х годов, то есть до Иранской революции 1978–1979 годов, которая способствовала росту самосознания этой конфессии, шииты в Ливане не выделялись из общей массы мусульман. Как члены мусульманской общины (уммы) они воспринимались и лидерами суннитов, из среды которых избирался премьер-министр (Президент Республики, располагавший тогда реальной властью, был согласно конституции маронитом). В этих условиях пребывание на территории страны военизированных палестинских формирований усиливало мусульман в целом, позволяя им оказывать давление в целях реформирования политической системы на пользу себе и в ущерб интересам христиан. В реальности же палестинцы, проживавшие около израильской границы, на юге, населенном преимущественно шиитами, имели с последними сложные отношения. Абу Джихад, заместитель Арафата по военным делам, в середине 1970-х годов содействовал созданию первых шиитских партий, таких как «Амаль» или «Движение обездоленных» («Харакат аль-махрумин») имама Мусы ас-Садра. Территориальные конфликты и израильские бомбардировки южного Ливана в ответ на залпы палестинских «Катюш» с ливанской территории только повышали напряженность в отношениях. В 1978 году в ходе Иранской революции Арафат оказал Хомейни помощь в организационных вопросах, а затем попросил фетвы в интересах «палестинской революции» для уменьшения трений с шиитским населением. Но учащение с 1972 года израильских атак ухудшило отношения между христианской частью населения Ливана и палестинцами.