Выйти замуж за дурака
Шрифт:
Среди толпящихся впереди богатырей послышались тихие всхлипы.
– Знаете и вы, что пришлось мне из-за черного колдовства здесь предстоящей Аленки долгое время находиться в кошачьем образе, что неодолимой препоной являлось к законному и достойному правлению.
Крики из народа: «Знаем! Слыхали! Да здравствует матушка-царица!»
– Люди добрые, православные! Рассудила я и вашего суда теперь прошу: хочу я престол свой и корону передать сыну моему, Ивану-царевичу, ибо возмужал он зело и достоин звания царского!
– Досто-о-ин! Ура царевичу!
– Мать,
– Цыц! Ты как с матерью разговариваешь, а?! Совсем от рук отбился! Я его царем сделать хочу, а он кобенится!
– Мать, ну ты даешь… Ну я прям теряюсь…
– Василиса, успокой его.
– Ваня, успокойся, Поначалу страшно, а потом привыкнешь.
– Я лучше к богатырям рвану…
– Я тебе рвану! Стой, улыбайся народу! Руфина воздела руки:
– Принимаете сына моего на царство?!
– Принима-а-аем! Ивана на царство! Ивана на царство!
– Так быть по сему! – заключила Руфина. Вот ваш царь, православные. Вот и новая царица ваша – Василиса Прекрасная!
Народ повалился на колени. Наступила благоговейная, возвышенная тишина, во время которой в руках Руфины материализовался царский венец и красиво перекочевал на склоненную голову ошарашенного царевича.
– Царь-батюшка! – выдохнул народ.
– Люди добрые! – раздался тоненький, но весьма настойчивый голосок, и к парадному крыльцу, ковыляя, пробрался пивовар Иван Таранов. А что же порешим мы содеять с Аленкою-кровопивицею и подлым предателем, послом нихтферштейнским?
– Суда царского просим! Суда царского!
– Ваня, – пихнула сына в бок царица в отставке, суди давай.
Аленка и посол стояли перед толпой и ждали приговора.
– А что я? – сказал новый царь. Пущай их народ судит. Революционным судом!
– Ур-ра!
– Вань, ты не прав. Ты что, решил заделаться монархом-республиканцем?
– Мам, я даже слов этаких не знаю; А народу внимание завсегда приятно.
– На плаху их! Повесить без суда и следствия! – раздались отдельные предложения из толпы.
– Отдайте посла нашим бабам, они его на мочало истреплют!
– Казнить нельзя помиловать!
Тут на крыльцо взошел богатырь и сторонник толерантности Фондей Соросович.
– Я есть имьеть предложение для вас, друзья! – сказал он. Пусть посла Готфрида фон Кнакена судит международный трибунал. Я обьещаю, что это будьет справьедливый суд.
– Да кто ж его туды повезет?!
– Я сам, – склонил голову Фондей Сороеович. И мой перьеводчик мистер Промт Дикшинари. Даю слово чьести, что мы представим его суду. И вы о решении суда узнаете незамьедлительно!
– Ладно! Хорошо сказал, Фондей Соросович! Быть по сему! Забирай нихтферштейнца!
– А что с Аленкой делать?!
– Привязать ее за ноги к двум березам – пущай болтается, паскуда! Сколь крови она из народа попила!
– Постойте, люди добрые!
Теперь перед народом стояла, сияя доспехами и улыбкой, Марья Моревна, прекрасная королевна. А рядом с ней, поправляя всклокоченную
бороду, выпячивал для пущей храбрости волосатую грудь леший Мартемьян.– Люди добрые, – обратилась к толпе прекрасная воительница. Знаете вы меня, и честность моя вам тоже известна.
– Знаем, знаем!
– Вот я и жених мой, а вскорости и супруг законный, Мартемьян Северьяныч, просим отдать нам Аленку на перевоспитание. Казнить ее смертью лютою грешно, поскольку она женщина в тягости, а в нашем обществе она уму-разуму научится. Будет жить с нами в Чертоногом лесу, свежим воздухом дышать, травами лекарственными здоровье поправлять, грибами да ягодами питаться… К тому же из этого леса она никогда не сбежит, поскольку Мартемьян Северьяныч там главный начальник.
– Быть по сему! Пущай Аленка в лесу живет! Теперь она будет у нас партизанкою!
– Га-га-га!
– Гы-гы-гы!
– Нет, уж лучше смерть! – вскинулась было Аленка, но, встретив выразительный взгляд Руфины, только поежилась и вздохнула.
– Ну, православные, – развел руками царь Иван. Кажись, теперь со всеми разобрались.
– Разобрались!
– Кстати, спросить хотел, а почтарскую службу мы захватили?
– Моя захватила! – гордо выкрикнул Тудыратым.
– Тогда все в порядке. Гуляйте, православные! Празднуйте победу! А с завтрашнего дня страну возрождать примемся.
– С завтрашнего не получится, царь-батюшка! – проныл кто-то из толпы.
– Это почему? – нахмурился Иван.
– Так головы же с похмелья болеть будут… Такого понастроим.
– Резон! – засмеялся царь. Ладно. Гуляй, народ, всю седмицу! Но с понедельника, чтоб за труды!
– Так точно, царь-батюшка!.. И потекло рекой, закружилось вихрем, завертелось волчком большое кутежанское веселье. Благо пряников кутежане напекли загодя. И браги наварили.
Словно предчувствовали свою скорую победу.
– Скучаешь?
Я отвернулась от окна, за которым царило народное гулянье, и неловко улыбнулась:
– Нет. Просто… Сказка кончилась.
Руфина подошла ко мне, положила руку на плечо. В человеческом обличье царица была удивительно хороша. Вот только глаза она себе оставила кошачьи. Янтарные.
– Красиво ты трон сыну передала. Я была просто растрогана. Ты действительно больше не хочешь быть царицей?
– Как тебе сказать, Василиса… Утомительна мне суета дворцовая. Да и с Ко Сеем у нас…
– Роман? Он же тебе почти родственник!
– Почти! – Руфина подняла вверх пальчик. Это мелочь. Привыкла я к нему. Он вообще неплохой мужик, хозяйственный. Собираемся с ним репу мариновать. По старинному рецепту кидайской кухни – с острым перцем и пчелиным ядом…
– Что ж, поздравляю, – улыбнулась я, – Рада за тебя.
– А я вот за Марью Моревну рада, – неожиданно сказала Руфина. Я уж боялась, что так она в девках и останется, никого себе по сердцу не найдет… Сколько богатырей вокруг нее отиралось, а она лешего полюбила!