Выжить. Терской фронт

— Вот, смотри, Мишань, — продолжает расхваливать товар ничего не замечающий дед Тимоха, протягивая сапоги мне. — Очень хорошие, яловые, и прошиты, и подбиты, да не гвоздями, а березовыми шпильками. Сносу не будет. А главное — кожа мягкая, не скрипит. Так что, в горах — самое оно будет. Десять рублей серебром.

Верчу предложенные сапоги в руках. Действительно, довольно легкие, с коротким, не выше, чем у берца, голенищем из мягкой кожи. Гораздо лучше тех «кирзаков», что я по «духанке» [47] в армии носил. И не сказать, что дорого.

47

«Духанка» (армейский сленг) — первое полугодие срочной службы.

— Идет, беру. Сорок шестой размер есть?

— Обижаешь, Миша. У деда Тимохи все есть.

Быстренько расплачиваюсь и выскакиваю из лавки, пока под жарким девичьим взглядом на мне одежда не задымилась. Фу, блин, что ж делать? Вроде ничего пока и не произошло, но ждать, пока произойдет, мне как-то не хочется. И сделать ничего не могу. Разве что со Старосельцевым серьезно поговорить, как мужчина с мужчиной… Ладно, потом разберемся.

Третьим и последним пунктом моего маршрута была Комендатура. Оружия, кроме «стечкина», при мне не было, и до «дежурки» я прошел совершенно спокойно. А в стеклянном «аквариуме» увидал моего старого знакомого — того самого «шифоньероподобного» лейтенанта.

— Привет, наемник! Случилось чего?

— И тебе не кашлять. Нет, нормально все. Вопрос есть. Я тут на небольшую прогулку собрался. За Шали. Мне для прохода через блокпосты пропуск какой-нибудь нужен будет?

— Обязательно. Позывной у тебя какой? И когда «гулять» собираешься?

— Чужой. Собираюсь завтра.

— Ясно. Аргунского Коменданта и пост на краю Мертвых Земель мы оповестим сегодня же. А порядок возвращения со старшим блокпоста обговоришь. Кстати, завтра на Ханкалу небольшая колонна утром пойдет, прямо от Комендатуры в девять часов. Я еще дежурить буду, скажу парням, они тебя до поворота на Аргун подбросить смогут. А там…

— А там я и пешком за час-полтора дочапаю. Спасибо за помощь.

— Завсегда пожалуйста. Завтра в девять, не опаздывай.

Ну, что, теперь — в «Псарню». «Снарягу» на завтра подготовить, сухпайком запастись и спать. И выспаться надо хорошенько, как перед разведпоиском, про запас.

Так, ну что, основным стволом беру «сто третий», без вариантов. От «семьдесят четвертого» в лесу толку будет не на много больше, чем от рогатки. Восемь снаряженных магазинов пакую в подсумки РПС, девятый примыкаю к автомату. «Стечкин» — в кобуру на бедро. Вкручиваю запалы во все РГО и убираю их в «мародерку», запасные магазины к пистолету — туда же. Рацию в чехле креплю на спину, за левым плечом, благо гарнитура типа «хендс фри» в комплекте имеется. Некоторое время размышляю на тему, брать или не брать «подствольник». Решаю — брать. А вот шлем и бронежилет останутся тут. Совсем неумным надо быть, чтобы по горам в «броне» топать. «Червонец», может, и пройдешь, ну, «пятнашку», если здоровья много, но вряд ли больше. Два ненужных сейчас подсумка под пулеметные магазины-«сорокопятки» снимаю с РПС совсем. Они когда пустые, конечно, почти ничего не весят, но и толку от них никакого. А значит — в шкаф, к остальному оставляемому дома имуществу. Легче всего решается вопрос с продуктами. Копченого мяса у меня — полно. Отложить в РД сколько нужно, да воды во флягу набрать. И свитер туда же, чтоб ночью зубами не стучать. Вроде все. Теперь попросить Кузьму приготовить мне к восьми утра завтрак и — в койку.

Без пятнадцати девять, когда я подошел на площадь перед Комендатурой, там уже стояли два бортовых «Урала», бронированная «буханка» и открытый «УАЗ» с пулеметом на турели. Лейтенант не подвел, по его команде мне тут же выделили место в салоне «буханки», и ровно в девять колонна тронулась в путь.

Всю дорогу с интересом гляжу по сторонам сквозь мутноватый триплекс. До самого Толстого-Юрта особых изменений в пейзаже не заметил, разве что только мост через Терек превратился в настоящее чудо фортификации. А так — все те же бесконечные виноградники от вала охраняемого периметра и до самого Терека. Все те же поля вдоль дороги, с которых, судя по стерне, только-только скосили пшеницу (а может — рожь, не силен я в агрономии, но то, что какие-то зерновые, — факт). Все те же стада овец и коров, пасущихся на крутых склонах. Нет, ей-богу, чеченские коровы меня просто пугают! Они, периодически, спокойно щиплют травку на таких кручах, куда и тренированный альпинист без снаряжения не залезет. А этим рогатым — хоть бы хны! И снова резко бросается в глаза почти полное отсутствие автомобилей. Мы несколько раз обгоняем верховых, нам уступают дорогу, съехав на обочину, телеги. Из одной нам вслед еще долго машут, радостно визжа и прыгая, трое ребятишек, где-то лет от трех до шести. Для них машины — явная диковинка. Елки-палки, это что же, мне придется на кавалериста переучиваться? Расстояния-то тут весьма приличные, пешком ходить — с ума сойдешь и ноги по колено стопчешь. А каждый раз на «попутку» надеяться — глупо. Сегодня подфартило — а вот завтра нет. И что тогда делать? Или надо где-то машину раздобыть. Уж с бензином тут, слава богу, проблем никогда не было и не будет — места такие. Вот только где ж ее достать, машину? Они тут, судя по всему, на вес золота. А с финансами у меня пока, мягко говоря — не очень. Под такие вот мысли и доехал до самого Терского хребта.

Расположившийся у его подножия Толстой-Юрт изменился также сильно, как и Червленная. Во-первых — сильно увеличился в размерах, ну да, Костылев же говорил, что многие беженцы из Грозного и горных районов в этих краях осели. Во-вторых — обзавелся такой же крепостной стеной. А на стоящий рядом с селом нефтеперегонный завод вообще глядеть страшно. Просто стальной дикобраз, стволами во все стороны ощетинившийся. Из-за высоченной стены только кончики труб с «лисьими хвостами» факелов торчат. Хотя чего странного? Нефть и бензин теперь — главное богатство здешних неспокойных краев. И богатство это очень нуждается в серьезной охране. Проскочили серпантин Терского хребта по гравийной объездной, которой раньше тут не было, объехали по кругу станицу Петропавловская, укрепленную ничуть не хуже, чем Червленная или Толстой-Юрт, и тоже неслабо разросшуюся. Похоже, мелких селений тут совсем не осталось. Все за мощные стены крупных сел и станиц подались. На перекрестке Аргун-Грозный колонна притормаживает, высаживая меня и уходит вправо — на Ханкалу. А мне — налево. Вон он, Аргун, километрах в двух, сразу за мостом через одноименную реку, уже окраина видна. Два километра по хорошей погоде, да без «брони», пусть и при оружии и полном БК, это просто приятная прогулка. Минут через тридцать я уже подхожу через мост к хорошо укрепленному блокпосту с почти такими же воротами, что и в Червленной, разве что чуть пониже, на въезде в город. Опа, гляди-ка, а памятник уцелел! Словно старому знакомому киваю огромному бронзовому орлу, клюющему змею. [48]

48

На въезде в Аргун установлен памятник — распростерший крылья бронзовый орел, клюющий змею.

Из-за стены, сложенной из мешков с песком, мне на встречу выходит молодой чеченец в форме Дорожной Стражи с «АКМом» на плече.

— Ас-салам алейкум, наемник.

— Ва-алейкум салам.

— Далеко собрался?

— В Мертвые Земли.

— Позывной у тебя какой?

— Чужой.

Тот кивает, оборачивается к посту и дает отмашку. В воротах открывается довольно большая калитка. Намек понял, вхожу.

Аргун тоже изменился сильно. И если Червленная, Толстой-Юрт или Петропавловская разрослись и окрепли, то он, наоборот, здорово уменьшился в размерах и стал похож, скорее, на большую военную базу: повсюду люди в «горках» и камуфляже, все с автоматами, гражданских не видно совсем. Хотя, ничего удивительного, кто ж добровольно согласится жить на самой границе? Слишком опасно. Вот и превратился довольно большой по чеченским меркам город в небольшую пограничную крепость.

На выходе подошел к бетонному бункеру КПП и попросил казака-часового с вислыми, будто у запорожца, усами позвать старшего. Через пару минут ко мне вышел крепкий чеченец лет сорока с густой сединой в волосах и щетиной, не превратившейся еще в бороду.

— Привет, чего хотел?

— Я из Червленной, мне в Комендатуре сказали, что порядок возвращения с Мертвых Земель надо с тобой обговорить.

— Чужой?

— Да.

— Аслан, — протягивает он мне руку, — Аслан Умаров.

— Михаил, — отвечаю я на крепкое рукопожатие, пытаясь вспомнить, где я совсем недавно уже слышал или видел эту фамилию.

— Это ведь ты в Алпатове «волчат» положил?

— Было дело, — отвечаю я и вдруг вспоминаю — жетоны!

— Они моего младшего брата убили. Подло убили, в спину. И мы даже не знали, кому мстить. Теперь знаем, ты помог. Старики велели передать — ты теперь нашей семье друг. Помощь нужна будет — приходи. Умаровых в Петропавловской все знают.

— Спасибо, Аслан. И старейшинам вашим спасибо передай. Я запомню.

— А выходить, Михаил, тут просто. Станция у тебя есть, заранее на шестом канале скажешь, что Чужой назад идет. И направление, откуда ждать. Мы стрелять и не будем.

— Действительно, просто, — хмыкнул я. — А что там вообще сейчас творится?

— До границы Шалинского района наши патрули катаются, но не дальше. А что в Шали и за ним — только Аллах знает. В Шали и Сержень-Юрте никто не живет — одни развалины. А вот в Ведено уже точно Непримиримые. Так что осторожнее.

— Да, вот еще что спросить хотел, там из наших никого нет? И если что, каким образом можно друг друга опознать?

— Наших там нету, по крайней мере, я ни о ком не знаю. Опознать можно по отсутствию «волчьей головы» на рукаве, ну, и по рации. На том же шестом канале три длинных тоновых сигнала. Если свой, ответит тремя короткими.

— Понял. Ладно, бывайте, парни. Скоро буду.

— Что, вот прямо днем и пойдешь? — удивленно интересуется «запорожец».

— А чего ждать? — хмыкаю я. — Ночи? Смысла нет. Ночью я тут себе все ноги по развалинам переломаю.