Выживший: роман о мести

Ночь Фицджеральд провел на гауптвахте. Наутро его, закованного в наручники, поставили перед майором, который сидел в полковой столовой, задекорированной под судебный зал.

Майор долго и цветисто разводил выспренние тирады, которых Фицджеральд не понимал, потом полчаса допрашивал пострадавшего – лейтенанта в окровавленной повязке. Затем допросили маркитанта, лодочника и трех свидетелей из бара. Фицджеральд, который и не думал отрицать, что ударил ножом лейтенанта, находил всю процедуру забавной.

Через час майор вызвал Фицджеральда.

– Трибунал находит вас виновным, – объявил майор. – Вам позволено выбрать: пять лет тюрьмы или три года службы в регулярной армии США.

В тот год из форта Аткинсон дезертировала четверть солдат, и майор пользовался любой возможностью пополнить войско.

Для Фицджеральда выбор был прост. Гауптвахту он уже видел, рано или поздно он мог бы сбежать. Однако армейская служба давала куда больше возможностей.

В тот же день Джон Фицджеральд, воздев правую руку, принял присягу в качестве рядового шестого полка армии США. Форт Аткинсон становился его домом до тех пор, пока Фицджеральд не найдет способа дезертировать.

* * *

Привязывая тюк на спину коню, Хью Гласс вдруг заметил Джима Бриджера. После первой встречи парень старательно избегал Гласса, однако сейчас шел прямо к нему через двор. Гласс, оставив тюк в покое, смотрел на твердую походку и решительное лицо парня.

Подойдя к Глассу, тот остановился.

– Хочу, чтобы ты знал. Я виноват, я прошу у тебя прощения. – Парень помедлил и потом добавил: – Я просто хотел тебе сказать, пока ты не уехал.

Гласс не сразу нашелся с ответом. После той стычки с Бриджером он пытался угадать, подойдет к нему парень или нет, и даже репетировал какие-то речи. Однако сейчас, глядя на Джима сверху вниз, он вдруг забыл приготовленные слова. Из души выветрилось все, кроме странной смеси жалости и уважения.

– Не иди ни у кого на поводу, Бриджер, – просто сказал он и отвернулся к коню.

Через час Хью Гласс с тремя спутниками уже ехал из форта в сторону реки Паудер и дальше к Платте.

Глава 23

6 марта 1824 года

Закатные отблески, еще озарявшие вершины гор, таяли на глазах, дневной свет сменялся ночной тьмой. Заходящее солнце уносило с собой дневные звуки и краски: утих шум ветра, на равнине воцарилось безмолвие, яркие четкие цвета сменились размытыми лилово-синими тенями.

Бескрайнее, раскинувшееся до самого горизонта пространство навевало мысли о вечности и божественном промысле: Гласс, глядя на безбрежные западные равнины, чуть ли не физически ощущал присутствие Бога – чего-то неизмеримо великого, неподвластного человеческому пониманию.

Темнота сгущалась, на небе появились звезды – вначале тусклые, затем все более ясные, как маяки. Ориентироваться по звездам его учил в юности старый капитан-голландец, любивший повторять: «когда знаешь звезды, компас не нужен». Хью отыскал Большую Медведицу, провел линию до Полярной звезды, затем повернулся к восточному горизонту в поисках Ориона – охотника с карающим мечом.

Тишину нарушил голос Реда.

– Хряк, тебе в караул во вторую очередь!

Хряк, вряд ли нуждающийся в напоминаниях, натянул одеяло на голову и закрыл глаза.

На ночлег остановились в лощине, которая рассекала равнину, как гигантская рана: по весне здесь неслись бурные талые воды, летом гремели обильные грозы, и земля не успевала впитывать влагу – здесь вода служила не питанию почвы, а ее разрушению.

Хряк, уверенный, что еще толком и не спал, очнулся от пинка Реда.

– Вставай, твоя смена.

Хряк заворчал и сел. В полуночном небе светлой рекой расстилался Млечный Путь – для Хряка это значило лишь то, что ночь ясная и потому холодная. Встав, он накинул на плечи одеяло и отошел от лагеря.

Из зарослей полыни за сменой караула наблюдали два индейца-шошона – двенадцатилетние Медвежонок и Кролик. Сюда они пришли добыть не славы, а мяса, однако слава – в виде пяти коней – стояла наготове, оставалось только ее взять. Они уже рисовали в мечтах, как въезжают в деревню верхом на лошадях, как горят вокруг костры и готовится празднество в их честь. Воображали, как расскажут о своей хитрости и смекалке. Подростки с трудом верили своему счастью, и возбуждение в них мешалось со страхом.

Друзья упорно ждали предрассветного часа, когда караульный устанет и потеряет бдительность. Услышав наконец звучный храп, они приблизились к коням – те стояли настороже, с навостренными ушами, однако не выказывали тревоги.

Медвежонок осторожно погладил одного по длинной шее и зашептал что-то успокаивающее. Кролик сделал то же, и оба пошли от коня к коню, завоевывая доверие. Наконец Медвежонок вытащил нож и принялся разрезать путы на передних ногах.

Освобождая четвертого коня, подростки услышали, как караульный заворочался, и приготовились уже вскочить верхом и ускакать, однако стражник улегся обратно. Кролик махнул рукой – мол, пора! Медвежонок мотнул головой и подобрался к пятой лошади. Затупившийся клинок с трудом резал сыромятную кожу, время тянулось, и Медвежонок в отчаянии налег на нож. Ремень лопнул, руку отбросило назад, локоть угодил в колено лошади – та громко заржала.

Хряк вскинул винтовку, с дикими глазами ринулся к лошадям и наткнулся на что-то темное. Перед ним стоял мальчишка – сущий кролик: испуганные глаза, тощие руки. Правда, в одной руке торчал нож, в другой – кусок веревки. Хряк не знал, что предпринять: его дело – сторожить коней, а мальчишка, даром что с ножом, выглядел безобидным. В конце концов Хряк просто наставил на него винтовку и заорал: «Стой!»

Медвежонок в ужасе смотрел на врага – бледнолицых он раньше не видел, а этот даже отдаленно не походил на человека: огромный, с медвежьей грудью и буйно заросшим лицом. Великан подступил к Кролику, дико воя и угрожая винтовкой, – и Медвежонок, не раздумывая, бросился на чудовище и вонзил нож ему в грудь.

Хряк уловил глазом только тень – и замер, настигнутый ударом. Оба индейца тоже в страхе застыли перед монстром. Хряк, ослабев, рухнул на колени, и из последних сил нажал на спусковой крючок – грянул выстрел, пуля ушла в небо.

Кролик, схватившись за гриву, взлетел на спину коню и окликнул Медвежонка – тот оторвал наконец взгляд от умирающего чудища и вскочил на круп позади Кролика. Присмирить коня было нечем, и тот чуть не сбросил обоих седоков, однако, почуяв волю, поскакал по лощине. За ним неслись остальные лошади.

Трапперы во главе с Глассом, прибежав на выстрел, успели увидеть только смутные тени коней, исчезающие в ночи. Хряк, все еще стоя на коленях, прижал к груди руки и вдруг рухнул на бок.

Гласс, наклонившись над ним, отвел руки от раны и задрал на Хряке рубашку. Прямо напротив сердца растекалось темное пятно.

– Спаси меня, Гласс, – прошептал Хряк, в глазах которого мольба мешалась со страхом.

Гласс взял широкую руку Хряка и мягко сжал.

– Мне такое не под силу.

Хряк кашлянул, тело содрогнулось, как дерево перед падением. Рука в ладони Гласса разжалась.