Выживший: роман о мести
Шрифт:
– Пуля-то запоздала, – подал голос Фицджеральд.
Капитан опустился на колени рядом с Глассом и ощупал грязными пальцами рану на горле, где с каждым вздохом выступала кровавая пена. Дыхание становилось все натужнее, в груди нарастал хрип.
– Кто-нибудь, дайте чистый лоскут и принесите воды. И виски – на случай, если очнется.
Бриджер, порывшись в сумке, достал шерстяную рубаху и протянул капитану.
– Вот, возьмите.
Капитан помедлил, не решаясь забирать у парня целую рубашку, однако ждать было некогда: он взялся за подол и принялся рвать грубую ткань на полосы. Потом плеснул на горло Глассу воды из фляги – кровь смыло, однако тут же выступила новая. Гласс закашлялся, веки дрогнули,
В первый миг он решил, что тонет. Тело вновь сотряс кашель – организм пытался очистить от крови легкие и горло. Капитан перевернул Гласса на бок, выдох-другой – и раненого затошнило, а потом и вырвало. Горло обожгла мучительная боль, и Гласс инстинктивно потянулся к шее; правая рука не повиновалась, зато левой удалось нащупать зияющую рану. Глаза его от ужаса расширились, он взглянул на товарищей, пытаясь найти поддержку, – однако увидел лишь подтверждение своим страхам.
Заговорить не получилось: из горла вырвался надрывный стон. Приподняться на локтях тоже не вышло: капитан пригвоздил его к земле и плеснул виски из фляги прямо на горло. Жгучая резь затмила все чувства, Гласс дернулся всем телом и вновь потерял сознание.
– Надо его перевязать, пока не пришел в себя. Бриджер, давай еще лоскутов.
Парень принялся отрывать полосы от рубахи, остальные молча смотрели, замерев рядом с телом, как носильщики у гроба.
– Не стойте, – одернул их капитан. – Харрис, на разведку. Пройди кругом, оглядись: не привлекли ли кого выстрелы. Кто-нибудь, разожгите костер, да возьмите дров посуше: дым сейчас ни к чему. И разделайте медведицу.
Трапперы разошлись, и капитан обернулся к Глассу. Взяв от Бриджера полосу ткани, он просунул конец под затылок и принялся бинтовать Глассу шею. Поверх первого бинта легли второй и третий, как можно туже. Кровь тут же пропитывала повязку насквозь. Следующим лоскутом капитан забинтовал Глассу голову, пытаясь хоть как-то зафиксировать почти оторванный скальп. Головные раны тоже нещадно кровоточили, так что кровь заливала раненому глаза. Капитан промокнул ему лицо очередным куском ткани, смоченным водой, и отправил Бриджера к реке наполнить флягу.
Когда парень вернулся, они вдвоем с капитаном вновь перекатили Гласса на бок. Пока Бриджер придерживал голову, капитан Генри оглядел спину и промыл водой раны, оставленные медвежьими клыками. Несмотря на глубину, кровоточили они мало, зато пять параллельных борозд – следы от когтей, распоровших кожу и мышцы, – были забиты землей и сочились кровью. От воды кровотечение только усилилось, и капитан решил оставить раны без промывания. Он оторвал два длинных лоскута от рубахи, обернул вокруг тела Гласса и туго стянул. Не помогло: кровь продолжала идти.
– Раны слишком глубокие, – задумчиво бросил капитан. – Надо зашить, иначе умрет от потери крови.
– А горло?
– Тоже зашить. Правда, там сплошное месиво, неизвестно с чего начинать.
Генри вытащил из сумки черные суровые нитки и толстую иглу, с неожиданной для грубых пальцев сноровкой вдел нить в ушко и затянул узел. Бриджер, сведя края самой глубокой раны, широко раскрытыми глазами следил, как Генри вонзил иглу в кожу Гласса, скрепил середину раны четырьмя стежками и завязал концы нити. Потом проделал то же со второй бороздой: как и первую, он не пытался зашить ее целиком, лишь редкими стежками свел края в середине раны, так что кровь слегка притихла. Три остальные борозды, помельче, он решил не трогать.
– А теперь займемся шеей.
Гласса перевернули на спину. Несмотря на тугую повязку, в горле по-прежнему сипело и клокотало, из-под разорванной кожи виднелись ярко-белые хрящи – дыхательное горло и пищевод. По пузырям, вздувающимся на горле, капитан знал, что трахея разорвана, однако не представлял, как поправить дело. Он приставил ладонь
ко рту Гласса, пытаясь уловить дыхание.– Что будете делать, капитан?
Генри завязал очередной узел на нитке, вдетой в иглу.
– Ртом он тоже дышит. Значит, надо зашить кожу на горле. И надеяться, что остальное само заживет.
Цепляя кожу через каждый дюйм, Генри закрыл рану на горле. Бриджер тем временем расчистил место под ивами и развернул подстилку Гласса. Вместе с капитаном они перенесли раненого и уложили как можно бережнее.
Капитан, взяв винтовку, повернул прочь от поляны и зашагал через ивняк к берегу.
У самой воды он отложил ружье, снял куртку и принялся отмывать руки, покрытые слоем липкой крови. Там, где корка присохла к коже, руки приходилось оттирать речным песком, но даже песок не всегда помогал. В конце концов капитан оставил попытки и, набрав пригоршню воды, прижал ладони к лицу. «Вот и еще один», – мелькнула мысль.
Когда от случайностей походной жизни погибали неопытные новички – удивляться не приходилось. Гибель же опытных путешественников не давала капитану покоя. Как и Друйяр, Гласс прожил на Дальнем западе не один год и был для всех опорой: одно его молчаливое присутствие придавало сил остальным. А теперь его часы сочтены – до утра ему не дожить.
А ведь только вчера капитан рассказывал ему о Друйяре. В 1809-м гибель Друйяра стала началом конца. Отряд Генри оставил укрытие в долине Тройной Развилки и спешно отошел к югу. Черноногих там можно было не опасаться, зато сами Скалистые горы не давали пришельцам пощады: после лютых морозов – голод, потом грабительские налеты индейцев кроу. Когда отряд сошел с гор в 1811-м, будущее пушной торговли оставалось туманным.
Сейчас, спустя больше десяти лет, Генри во главе отряда трапперов вновь охотился за сокровищем Скалистых гор, упорно не желающим даваться в руки. Через неделю после выхода из Сент-Луиса он потерял лодку с товаром на десять тысяч долларов. У водопадов на Миссури двоих из отряда убили черноногие. Потом, у селений арикара, когда Генри поспешил на выручку вице-губернатору Эшли, он стал свидетелем позора полковника Ливенворта и видел, как арикара перекрывают путь к верховьям Миссури. За неделю пешего пути вверх по Гранд троих его людей убили манданы – обычно миролюбивое племя, налетевшее на отряд по ошибке. А теперь Гласс, лучший из его людей, лежит смертельно раненный после стычки с медведицей. За что такое проклятие, за какие грехи?..
Бриджер, укрыв Гласса одеялом, обернулся к медведице. Четверо трапперов уже разделывали тушу; лучшие куски – печень, сердце, язык, паховину, ребра – отложили для еды, остальное мясо нарежут полосами и натрут солью.
Подойдя к мощной медвежьей лапе, Бриджер вытащил нож и под хмурым взглядом Фицджеральда, занятого разделкой туши, принялся отрезать самый крупный, устрашающих размеров коготь – шесть дюймов длиной, вдвое толще большого пальца. На остром, как бритва, конце застыла кровь Гласса.
– Коготь вздумал заполучить? С чего бы?
– Не себе, Фицджеральд. – Парень подошел к Глассу и положил коготь в его сумку.
Пир в тот вечер затянулся надолго. Трапперам не часто доставалось столько жирного питательного мяса: все знали, что следующей дичи им не видать несколько дней, и старались наесться впрок. Капитан Генри выставил двух часовых: хоть поляну и ограждали деревья, костры могли выдать их врагу.
Трапперы по большей части сидели у огня, поджаривая мясо на ивовых прутьях. Капитан с Бриджером по очереди подходили к раненому. Дважды его застали с открытыми глазами, однако взгляд оставался тусклым и безжизненным – зрачки лишь отражали пламя костра, не выдавая ни малейшего проблеска мысли. Единственный глоток воды дался ему тяжело, тело свело болезненной судорогой.