Выжженые земли

– Ага, сейчас подложим хрюшке кнопку. – Согласился с ним Яснев, с натугой взваливая на подоконник тяжеленную глыбу так, чтобы стальной прут торчал вертикально вниз. В своем стремлении поскорее добить тварь они не были одиноки. Грандиозный свин внизу уже начал ворочаться. Еще секунд тридцать, и он полностью придет в себя. А после разметает баррикаду и теперь уже вряд ли отступит из внутренностей здания, напуганный чуждыми запахами и теснотой лестниц. Слишком уж его разозлили.Рауль наводил на монстра пистолет, кажется выцеливая глаза, а с третьего этажа кто-то кинул дротик. Вот только все эти усилия заставляли вспомнить крылатую фразу: «да что слону дробина».

Необычный метательный снаряд канул вниз либо абсолютно беззвучно, либо шум рассекаемого воздуха оказался заглушен другими звуками, вроде беспорядочных метаний кабанов по первому этажу и криков защитников здания. В полете отдаленно напоминающую формой гвоздь конструкцию начало перекашивать. Очевидно, не обладающая аэродинамической формой бетонная «шапочка» являлась очень хреновым стабилизатором. Однако расстояние до цели было не так уж и велико, а потому арматура под углом около сорока градусов вонзилась в спину свиноподобного демона со всей мгновенно перешедшей в кинетическую потенциальной энергией, которую ей совместно придали масса снаряда и ускорение свободного падения. Металлический прут из высококачественной стали, рассчитанной на десятилетия напряженной эксплуатации в качестве внутреннего каркаса здания, углубился в плоть конвульсивно вздрогнувшего чудовища на три четверти своей длины. А следом за ним прямо по свину ударил тонкий концентрированный жгут огня, начавший полосовать его шкуру и оставлять за собой будто полосу горящего напалма.

Если раньше демонический кабан визжал, то теперь он трубил. Объятый пламенем исполин поднялся на подкашивающихся ногах и, с монотонностью машины, принялся стучать о преграждающую ему путь преграду. И просто об стену гостиницы. Похоже, ошалевший от боли монстр уже плохо соображал, где заканчивается само здание и начинается заваленный бетонными блоками проход в его недра. Из огнестрельных ран на шее хлестали струйки крови, а там, куда ударила арматурина, лился вообще настоящий водопад черной жидкости. Да и град сыплющихся на него булыжников душевного спокойствия монстру явно не прибавлял. Последней каплей, подкосившей его силы, стал ведьмин посох. Старуха швырнула свою клюку вниз наподобие копья и она, отскочив от его лба словно резиновый мячик, вновь вернулась в сухую сморщенную ладошку. Монстр резко заткнулся и осел, а пламя на нем погасло. Из головы чудовища вслед улетевшему вверх артефактному оружию потянулось…Нечто. Прозрачное, колеблющееся, едва видимое при свете солнца облачко, до чертиков напоминающее внешний вид этого вепря-мутанта, но только куда меньших габаритов. Это странное образование явно пыталось вырваться, но его силой принуждали двигаться в выбранном ведьмой направлении и всасываться в маленькую тыкву-горялнку, что та сжимала в руке.

– Ущипните меня. Она выдирает из него душу. – Святославу на миг стало дурно от того, рядом с кем он находится. – Ай! Ты чего творишь?!

– Сам попросил. Тем более, я осторожно, не до крови. – Пожал плечами Читер, прислушиваясь к доносящимся снизу звукам.
– Кажется, внизу возня затихла. Видимо со смертью босса квестовый сценарий оказался выполнен и рядовые кабаны из организованной силы стали просто обычными животными.

Как бы опровергая его слова, лежащая перед входом в гостиницу туша внезапно подорвалась и с оглушительным визгом рванула прочь от здания. Следом за ним на земле оставалась обильно натекшая из ран кровь и еще более обильные груды экскрементов, толчками вылетающих из под хвоста свиньи-переростка с мощью чуть ли не пушечных залпов. Кое чего из этого «добра» долетело даже до окон и вызвало у защитников здания едва ли не большую панику, чем обстрел каменной шрапнелью Но ведьма не обратила на сию досадную неприятность ни малейшего внимания, она прижимала к себе тыкву-горялнку и счастливо улыбалась словно маленькая девочка, получившая в подарок умильного котенка.

– Эта скотина не мертва. Дохлое не будет одновременно и орать, и срать от испуга. – Мрачно произнес Родригес, вытирая лицо собственной рубашкой. – Я зомби за эти двое суток достаточно навидался, знаю о чем говорю.

– Но из него вытянули душу! – Удивился Святослав, радуясь, что его в кои-то веки пронесло. Точнее, мимо него пронесло воздушными потоками.
– Мы же сами видели!

– Или это была не она, или у кабана была запасная. – Упрямо стоял на своем латиноамериканец.

– Запасная душа – это как? Такого же не бывает! Ну, по крайней мере, не должно быть! – Озадачился Святослав. – Это уже получается какая-то….Одержимость?!

Интерлюдия

 -Фиби, ты плохо вымыла эту комнату, здесь всюду грязь. Тебе придется сделать эту работу еще раз.

– Но госпожа Ляо, тут все заляпано жиром, а холодной водой да еще и без мыла он не отмывается!

– Значит, принесешь песка с арены и будешь оттирать до тех пор, пока я не смогу смотреться в полы как в зеркало. Или ляжешь сегодня спать голодной, поскольку ужина я тебе не дам. Либо делай свою работу как надо, либо иди искать пищу в лес, может тебе повезет вернуться не только живой, но и сытой.

– Да, госпожа…

Сакура Ляо не считала себя хорошим человеком. Вернее, не так. Она не считала себя человеком добрым. Рациональность и логика – вот то, чем руководствовалась эта тщательно следящая за внешним видом сорокалетняя женщина в своих поступках. Впрочем, данный факт она старалась не афишировать, всегда и везде ведя исключительно корректно, а также расточая направо и налево вежливые улыбки. В которых искренности не было ни на грамм. Если бы хоть кто-нибудь возмутился чрезмерной эксплуатации детского труда или Фиби разнылась на все подземелье от голода, то тут же бы оказалось, что Сакура просто шутила. И вообще, стремилась лишь оградить девочку от по-настоящему тяжелой работы, ведь от мытья полов пока еще никто не умирал, да и грыжу себе при помощи мокрой тряпки заработать затруднительно. А её не поняли, вот уж кошмар то какой! Однако шансы на негативное развитие событий Сакура оценивала как минимальные. Обитающие в подвалах мраморного амфитеатра беженцы были сосредоточены главным образом на проблемах себя и своих близких, а по сторонам почти не глядели. А Фиби, судя по результатам скрытого психологического тестирования, обладала типичным японским менталитетом, заставляющим беспрекословно подчиняться вышестоящим и страшиться порицания коллектива больше, чем собственной смерти.

Своих соотечественников Ляо откровенно презирала. За приверженность замшелым древним традициям, позволяющим считаться сидящему на троне императору, которому лишь повезло родиться в нужной семье, живым богом. За скученность друг у друга на головах, поскольку жить боле чем стомиллионной нации приходилось на едва выступающих из океана крохотных, безмерно перенаселенных клочках земли, напрочь лишенных полезных ископаемых. За подавляющий выделяющихся из толпы индивидов коллективизм, не оставляющий талантливому и трудолюбивому одиночке шансов однажды взобраться на вершину. И в первую очередь за то, что они презирали её. Бабка Сакуры в свое время спуталась с китайцем, и это стало достаточным поводом, чтобы её дети и дети их детей носили клеймо людей второго сорта.

Американцы, по мнению Ляо, были ничуть не лучше. Просто основная масса их стада следовала совсем другим идиотским догматам, вроде демократии, гуманизма и торжества законов над здравым смыслом. Но, по крайней мере, у них хватало ума пытаться извлечь прибыль из того, что их окружало. Если жизнь дает тебе только лимоны – дави из них лимонад и продавай его. Такую позицию Сакура понимала и принимала всем сердцем. Более того, именно на концепции разумного эгоизма он а и строила свою судьбу!

Коллеги на работе в глазах женщины через одного являлись туповатыми ничтожествами, не нашедшими себе дела лучше, чем кривляться перед толпой богатых бездельников. Сама она занималась тем же самым, но по уважительной причине. Полученный на родине аттестат в США не котировался, денег у её оставшихся на Окинаве родителей едва-едва хватало на аренду квартиры, налоги и еду, а переучиватьсяу тогда еще молодой девушки времени не было. Эмигрантке требовалось как можно скорее закрепить свой статус полноценным гражданством, кратчайшим путем к которому был брак. А тот в свою очередь следовало поддержать рождением ребенка.

Размен лучших лет молодости на десятилетия комфортной зрелости и обеспеченную старость с точки зрения Сакуры являлся выгодной сделкой. И потому она, едва оказавшись на Талоа, приступила к поискам спутника жизни. Проводился тот по всем правилам военного искусства и избранник до самого последнего момента даже не догадывался, что на него открыли охоту. Напротив, мнил дичью именно её! Харальд не мог считаться богачом, но и не бедствовал. А брак с кем-то из более высших слоев населения создавал слишком серьезное социальное неравенство в семье и имел повышенные шансы кончиться разводом. К тому же скандинав имел и другие преимущества. В национальной японской культуре он разбирался чуть лучше, чем никак и потому заметить странностей в поведении жены не мог. Стремление женщины баловать себя считал совершенно естественным, пока то не наносило фатальных травм семейному бюджету. И превосходил среднестатистического жителя страны Восходящего Солнца по абсолютно всем анатомическим параметрам раза в полтора, оставаясь притом атлетически сложенным. Правда, разница в размерах чуть было не сыграла дурную шутку во время беременности, закончившейся для Ляо кесаревым сечением и рекомендацией воздержаться от появления других детей. Однако для Сакуры подобное известие ударом судьбы не стало, превращаться в расплывшуюся от частых родов свиноматку, от которой муж станет гулять налево намного чаще, чем это вообще делают мужчины, она никогда и не планировала.

Туристы в мыслях данной особы удостаивались многочисленных разнообразных и малоцензурных эпитетов, самым мягким из которых был вердикт: «идиоты». А кто еще станет добровольно отдавать свои деньги лишь за то, чтобы побродить по притащенным в дикий уголок острова лет десять назад камням, якобы являющимся остатками форта восемнадцатого века? Да и даже если бы они были натуральными – что с того?! Какая разница, когда их обтесали и кто по ним ходил?! То, что бесящиеся с жиру потомки называли антиквариатом, для их предков было обычными повседневными вещами. Возможно, красивыми или полезными, но не более. Какой смысл превращать их чуть ли не в святыни?!