Вызов небесам

Приказав товарищам стоять тихо, как мышки, мальчик стал подбирать цифры на сейфовом замке, прислушиваясь к тихим щелчкам внутри него. Чуткий музыкальный слух Толика различал самые малые нюансы в щелчках, и через не слишком продолжительное время задача была решена: неприступный замок открылся. Четверо мстителей на цыпочках вошли в комнату…

Пробуждение всеблагого епископа Марка оказалось для него шокирующим: когда в спальне внезапно вспыхнул свет, он оторвал голову от подушки, протирая глаза и пытаять понять, что же здесь происходит. У его кровати стояли четверо незнакомых ему подростков со злобными лицами.

– Ну что, негодяй, рассказывай, как распинал нашего Алешу! — произнес стоящий ближе всех крепкий паренек.

– И побыстрее собирайся с мыслями, нам тут некогда с тобой лясы точить, дядя! — подтвердил высокий желтоволосый мальчуган с пронзительными изумрудного цвета глазами.

Чуть очухавшийся епископ осторожно потянулся к вделанной в прикроватный столик кнопке тревожной сигнализации.

– Зря стараетесь, дядя! — усмехнулась стоящая у изголовья кровати девица. — Вся сигнализация в доме уже екнулась с моей помощью, можете, впрочем, попробовать, если не верите.

Марк все же нажал на кнопку, но действительно, электронное устройство действительно вышло из строя. Оставалось попытаться уболтать незваных визитеров, пока не очухается пропустившая их сюда по своей халатности охрана.

– Кто вы такие и зачем сюда заявились? — спросил епископ, с неприязнью озирая своих неприятелей.

– А то ты не догадываешься! — с сарказмом промолвил паренек, стоящий чуть поодаль, и всплеснул аж четырьмя своими руками. Две из них, верхние, он упер в бока, а две нижние сложил на груди.

Тут, наконец, Марк стал понимать, из кого могла состоять эта орава.

– Прочь от меня, бесовские отродья! — крикнул он. — Вот я вас сейчас святой водой окачу!

– Сам ты бесовское отродье! — обиделся крепкий подросток, явно главарь всей этой компании. — За каким чертом тебе потребовалось нашего Алешу распинать?! Что он тебе сделал?!!

– Вам этого никогда не понять! — назидательно произнес епископ, уже немного пришедший в себя. — Святой отрок Алексей сам пришел к нам, дабы избавить людей от греха, и сам добровольно взошел на крест, когда небеса потребовали от него такой жертвы. Я, скромный служитель Господа, только помог ему исполнить его миссию.

– Сам он взошел на крест, как же! — хмыкнул зеленоглазый подросток, подходя к Марку почти вплотную. — Обманом вы его туда затащили, так что не ври, дядя, нам про твою шайку все известно!

– Да чтобы я когда в мыслях имел обманывать сего божественного посланца! — вознес очи горе епископ. — Разве я сказал ему хоть слово, которое он мог счесть за обман? Нет, просто я, движимый любовью к ближним своим, помог ему преодолеть колебания, свойственные любому человеку. Ведь даже Иисус молил сперва, дабы его минула чаша сия, и только потом смирился с волей Отца своего! Но вам, рожденным от бесов, недоступны сии чувства! Вы по самой природе своей способны лишь выворачивать их наизнанку и осквернять своим лукавством!

– Хватит, с тобой все ясно! — прервал его мускулистый паренек. — Кто бы говорил о лукавстве! Василидис, делай с ним, что хотел, и идем отсюда — нам надо еще успеть навестить его подельников!

Зловеще улыбающийся желтоволосый мальчуган уставился своими зелеными глазищами прямо в глаза Марку:

– Значит, дядя, говоришь, что сделал все исключительно из любви к ближним своим? Ну так в наказание будешь теперь любить всех ближних по-настоящему!

Загипнотизированный взором изумрудных глаз Марк глядел на них, не отрываясь. Они сияли каким-то внеземным светом, становились все ярче и ярче, пока не превратились в две зеленые звезды. Потом епископ потерял сознание…

Четверка мстителей беспрепятственно покинула особняк епископа и отправилась искать двух экзекуторов, причастных к распятию Алеши. Найти их проблем не составило, и Василидис сотворил с обоими то же, что ранее с епископом. Теперь можно было возвращаться обратно в Кедринск и уже оттуда следить за результатами проделанной операции.

Марк пришел в себя только в середине дня. Он по-прежнему лежал в своей кровати, из головы не шли эти завораживающие зеленые глаза рыжего паренька. Что этот бесенок с ним сделал-то? Вроде ничего не болит… Марк встал, оделся, взглянул на часы, мысленно охнул и заторопился в храм, вспомнив, что должен принимать сегодня просителей.

Просителей оказалось даже больше, чем обычно. Первой в покои епископа ворвалась разгневанная мамаша, волочившая за собой пухлую дочку лет двенадцати. Из сбивчивых объяснений женщины Марк понял, что она жалуется на развратников-экзекуторов только что посягнувших на девичью честь ее дочери. Девочку за какую-то провинность должны были сегодня наказать в зале Общинного воспитательного совета. Сперва все шло как обычно: руководивший экзекуцией священник, временно заменявший уехавшего отца Павла, перечислил прегрешения девочки, затем нижнюю часть тела юной грешницы опустили в отверстие в полу, а там уж экзекуторы обнажили ее для наказания. Но потом, вместо того чтобы хорошенько отхлестать обнаженный круп розгами, как положено, они вдвоем принялись его целовать и облизывать и определенно лишили бы свою жертву девственности, если бы сумели забраться под потолок. В результате во время предполагаемого свершения Божьего суда юная грешница не вопила от боли, а непристойно хихикала и взвизгивала. Священник понял, что внизу творится что-то не то, и отправил одного из своих помощников выяснить, чем там заняты экзекуторы. Тот и стал свидетелем всей этой непристойной картины. Оскорбленная в своих лучших чувствах мать девочки, естественно, немедленно побежала к главе общины с требованием примерно наказать виновных.

Епископ выслушивал всю эту крайне странную и неприличную историю, но при этом не отрывал глаз от соблазнительной фигуры просительницы. К середине ее рассказа он с ужасом понял, что без ума влюбился в эту замужнюю женщину, а к концу пылавшая в его душе страсть достигла такого накала, что он больше не смог сдерживаться и, пылко прижав посетительницу к своей груди, впился в ее уста поцелуем. Увы, она не оценила столь неожиданного проявления любовной страсти и принялась отбиваться от духовного отца, впрочем, безуспешно.

Рядом тоненько вскрикнула девочка, испуганная тем, что всеблагой епископ делает с ее мамой. Этот крик заставил Марка оторваться от созерцания лица женщины и глянуть на ее дочь. Нежные черты девичьего лица внезапно показались епископу привлекательнее прелестей ее матери, и он, выпустив из объятий мамашу, переключил свою любовную страсть на новый объект. Женщина с трудом вырвала свою дочку из объятий похотливого епископа, и обе они, вопя от страха, буквально вылетели за дверь. Обиженный в лучших своих чувствах Марк вышел в приемную вслед за ними. Возможно, он преследовал бы их и дальше, но в приемной сидело еще несколько посетителей, и внимание епископа переключилось на хорошенького шестилетнего мальчика, приведенного сюда матерью, видимо, потому, что просто не с кем было оставить его дома. На глазах у потрясенных просителей Марк взял на руки и облобызал малыша, что последнему очень понравилось, в отличие от его мамаши, которая подняла крик. Оглушенный этим криком епископ поспешил отпустить ребенка и скрылся за дверями своих покоев. Посетителей из приемной как ветром сдуло.

С того дня жизнь Марка превратилась в ад. Он не мог больше вести служб в храме: стоило ему глянуть на лицо любого из прихожан, как у него возникал всплеск самой непотребной страсти к этому человеку, настолько необоримой, что он готов был бросить все и немедленно начать заниматься любовью с объектом этой страсти, вне зависимости от того, женщина ли это была, ребенок или даже мужчина. Легко понять, что ощущали прихожане, почувствовав на себе похотливый взгляд епископа. Да что прихожане! От него шарахались даже церковные служки после того, как некоторыми из них он попытался овладеть прямо в алтаре! Стоило Марку выйти на улицу, как все встречные в панике разбегались от него.