Взаперти

– Всего год?

Они перешучиваются, но идти в тест раньше времени не пытаются. В следующей комнате Бемби хмыкает удовлетворенно, обнаружив маленькие спальни, ее напарница держится скованно. Я добираюсь до пригорода, когда Бет, улучив момент, запирается в ванной и просит:

– Пожалуйста, я могу узнать, что происходит на восьмом?

– Нет, – коротко отвечаю я.

Хочется добавить: «А вот не надо было разделяться!» Но я держусь. Пусть дойдет до этой мысли сама.

– Пожалуйста, – тихо и упрямо повторяет она. Прикусывает губу, безнадежно спрашивает: – Если с Элом что-то случится, ты не скажешь, да? Потому что я отправилась без него. Но Бемби была одна, мне показалось, она больше ни с кем не сработается. Лекс и Винни подружились, а Эл уже проходил тест с Элли. И это она тогда… Не я.

Замолкает, проглатывая слова. Я морщусь. Ну хоть догадалась, что не стоит говорить со мной о том, как Эл отделался всего половиной положенного наказания. Хотя… А Бет вообще об этом знает? Или она имеет в виду, что Элли в принципе побежала спасать ее брата? Кажется, Элли не рассказывала, что отняла его у меня. Сам Эл потерял сознание еще раньше. Приятно обнаружить, что моя слабость осталась в тайне.

Асфальт рассыпается щебнем. Когда я сворачиваю с дороги, исчезает даже он. Пожалуй, колея в пожухлой траве выдает меня сильней всего, хотя я не единственный в трущобах, у кого есть машина. Это Америка, детка, без колес ты даже до ближайшего магазина не доберешься. Здесь мог быть процветающий район города, если бы не «трагическая случайность», как это обозвали в газетах. До сих пор не понимаю, как они это провернули. Как вышло, что я оказался мертв с точки зрения СМИ и в тюрьме по факту. Как они сумели замести под ковер не деньги и не сокращение штата, а наследника, может, не самой большой, но все-таки империи.

Может, мне стоило устроить тесты для лжецов? Ухмыляюсь, потирая грудь. Не то чтобы я выбирал. Просто однажды в светлой камере очень современной тюрьмы что-то щелкнуло у меня в голове, и родился Миротворец, желающий научить людей говорить и слышать, доверять друг другу. Всех людей на этом голубом шарике. Мне удалось убедить его, что родной город – неплохое начало.

На восьмом вяло играют в «Я никогда не…», видимо, посчитав безопасной альтернативой правде или действию. Смешно, с учетом прошлого некоторых из них.

– Я никогда не лепила куличики, – делится Лекс на диване. Оглядывается недоверчиво, когда руку поднимает только Эл. – Что, серьезно?

Винни рядом с ней кивает, Элли неловко смеется:

– Слушай, я понятия не имею! Вообще не помню своей жизни до четырнадцати лет.

Хмурюсь. Этого я не знал. И это многое объясняет. Останавливаюсь у единственной многоэтажки на весь пригород, выхожу открыть гараж.

Эмори мирно спит. Интересно, как сократят его имя остальные гости? Не то чтобы я на самом деле выбирал их по первой букве. Впрочем, может, и выбирал. Иногда мне страшно от того, сколько решений Миротворца проходит мимо меня. Иногда смешно, что я этого боюсь.

Кошелек, бумаги, телефон, верхняя одежда аккуратно ложатся в коробку, я подписываю стикер: «Эмори Лэнг». Теперь на операционный стол. Чип в индивидуальной упаковке ждет своего часа. Крохотная деталь ложится идеально, теперь гость идентифицирован, физическое состояние в норме, легкая интоксикация пройдет без последствий в ближайшие часы.

Оставить его на крыше, вернуться в город за машиной. Проще всего приехать на своем драндулете, припарковаться возле дома Эмори, вернуться к пекарне на нашем полумифическом общественном транспорте или на куда более реальном велосипеде напрокат – кажется, я видел неподалеку. Ладно, разберусь. Сначала десять этажей вверх. В третий раз за день. Ты же любишь зарядку, правда, Дождик?

Спотыкаюсь на ровном месте. Как я себя назвал?… Мотаю головой. Неважно. Это не имеет значения. Просто мы привыкаем к прозвищам, ничего больше. Это не влияет на то, кто я на самом деле. Правда же?

Подхватываю Эмори под мышки. У меня будет время на размышления о природе имен и прозвищ, когда гость окажется на крыше.

Возвращаюсь домой усталый и злой как собака. Ложиться спать в таком состоянии нельзя, решаю заварить чай, заказать пиццу и устроиться перед сериалом. Тут же выясняется, что чай кончился, а пицца предлагает ждать себя два часа. С сериалом проблем нет, но он один меня не спасет. Одеваюсь и отправляюсь в «Перекрестки».

До кофейни всего пара кварталов, днем я предпочитаю проходить их пешком, но сейчас иду на парковку. Не люблю ночной город. Не боюсь, нет, не копу бояться своего участка. Не люблю, потому что хочется обшарить каждый темный переулок на предмет нарушений, а это плохо сочетается с отдыхом.

– О, Пол! Сто лет не виделись, как ты?

Бариста здесь никогда не меняется. Улыбаюсь Анне, смуглой, сильно татуированной женщине, уточняю:

– Можно?

– Конечно, что за вопрос!

Пробираюсь между стульями и цветочными горшками. Мое любимое место – в углу между барной стойкой и здоровенным кустом. Можно сказать, в засаде – я всех вижу, меня никто, Анна – разведчик и средство связи с миром. Убеждаюсь, что за время моего отсутствия чай не оскорбил местное меню. А вот что безкофеиновый кофе бывает трех видов, в том числе двойным мятным капучино, – что-то новое. Заказываю, но, видимо, лицо у меня унылое, Анна понимающе улыбается:

– Плохой день?

Киваю в ответ.

– Рассказывай, – говорит она, улыбаясь. – Ты же поэтому пришел?

– Видела их когда-нибудь? – Выкладываю на стол три листовки.

Анна хмурится, касается первого из мальчишек.

– Видела… С ним, – достает портрет старика. Я мысленно пляшу джигу, но тут она уточняет: – Кто из них пропал, парень? Потому что его я уже года три не встречала, а вот Джон проходил сегодня днем. К мосту шел.

То есть утром у меня был хотя бы призрачный шанс найти старика в парке, а всю вторую половину дня я бегал исключительно для собственного удовольствия. Вздыхаю – отрицательный результат тоже результат.

– Парень, да. Не знаешь, как его зовут?

Анна качает головой, приглядывается к портрету Джерри:

– Этого не видела.

Ее отвлекают клиенты, и я просто сижу, наслаждаюсь фальшивым, но очень вкусным кофе, смотрю на разложенные на столе изображения. Что-то есть в этих двух мальчишках… Сходство какое-то? Да вроде нет, черты лица разные. Типаж? Тоже нет. Интуиция, чтоб ее. Что-то неуловимое, необъяснимое, неконкретное. Так что ориентироваться на нее я не стану. Если мальчишка просто решил куда-то перебраться с таким учителем, как старый Джон, я его хоть всю жизнь могу искать. Значит, завтра сосредоточусь на втором.

2 октября

Эмори приходит в себя, когда я только подъезжаю к дому, разобравшись с его машиной. Уже за полночь, так что приходится одновременно загонять драндулет в гараж, представляться новому гостю и смахивать уведомления о том, что Лекс с Винни начали тест и, судя по часто те упоминаний, ругают меня хором.

Я стою внизу, когда Эмори, выслушав инструкции, задумчиво проводит большим пальцем по губам. Спрашивает:

– В чем секрет?

– Прыгай и узнаешь, – улыбаюсь.

В лунном свете вижу, как он опускается на колени, заглядывая за край, ложится на живот, вытягивает руку вниз. До сетки далеко, так просто не дотянуться и тем более не увидеть в темноте. Эмори размышляет. Садится, спускает ноги, собираясь повторить подвиг Элли.

– Прыгай, а не слезай, – подпускаю в голос угрозы.

– Или что? – уточняет он.

– Или будешь наказан.

– Да, я понял, – отвечает этот потрясающий человек. – Как именно?

– Тебе не понравится, – усмехаюсь, – обещаю.

Эмори кивает, спрашивает:

– А что дальше? Если я не умру, то, вероятно, не долечу до низа. Даже если там стоит батут, с такой высоты может прыгнуть и не разбиться только профессиональный каскадер.

Об этом спрашивала Бет, сразу, и Бемби, когда успокоилась. Отвечаю так же, как им:

– Нет смысла говорить о пути с тем, кто не решается на него стать.

– Ладно, – так же спокойно отзывается Эмори и соскальзывает вниз. Падает на сетку, приподнимается, опираясь на ладони. – А, вот в чем дело.

Ни о чем не спрашивает, просто осторожно встает, осматривается. В отличие от остальных, сразу бежавших к стене дома, идет к краю, карабкается вверх. Прослеживает толстую проволоку края, тянущиеся к стене ребра и тросы. Комментирует безразлично:

– Интересно. А днем страховки не видно?

– Когда видно, я не привожу гостей.

Он вызывает уважение тем, как держит себя в руках. С ним хочется расшаркиваться – или сломать, заставить показать свое истинное лицо, эмоции, так хорошо спрятанные под бесстрастной маской. Инструктирую:

– Доберись до стены, найди и открой окно.

Эмори не спеша добирается до ровной поверхности, встает тут же. Кончики пальцев покалывает от желания разрушить столь тщательно выстроенный образ, вместо этого ныряю в дом, спускаюсь к себе. Тесты и личность его пары быстро вскроют броню.

Слежу, как Эмори справляется с окном, даже не кувыркнувшись в него, как остальные. Слезает осторожно, оглядывается на пустом этаже.

– Что дальше?

– Дальше тебе придется подождать до следующей грозы. Недолго, – сверяюсь с погодным виджетом, – пару дней.