Вздох до смерти

— Значит, я была выгодным приобретением, — понимающе кивнула.

— Ты — часть нашего мира, нашей семьи.

Не скрою, но на душе потеплело от этих слов, н было чувство, что меня предали.

— Всего лишь на время. Ты же понимаешь, что я уеду, едва всё это закончится. Так, зачем же сейчас…Что за…?!

Моя бурная речь неожиданно была прервана выстрелами в багажник джипа.

Наша машина вильнула от неожиданности, но Герман быстро сконцентрировался, бросая раздражённые взгляды на зеркало заднего вида. Я вытащила пистолет, оборачиваясь назад и пытается оценить обстановку.

Ситуация казалась знакомой, но сейчас всё было намного хуже.

Две машины нашей охраны пытались отбиться от преследователей, прикрывая нашу машину, но всё было безуспешно. Преследователей оказалось больше, да и снаряжены они были явно лучше нашего. Мы не рассчитывали на это нападение, к тому же всего-то ехали на деловую встречу, а не на очередную «стрелку». Да и кто знал, что кто-то такую гвардию против нас организует. И сейчас за нами гнались с целью убить, а не переговоры устраивать, следовательно, кто-то решил пойти в ва-банк, и Герман больше не был нужен живым. Что ж…

— Самое время вызывать подмогу, — невесело улыбнулась.

— Не успеют.

— Прости, но умирать я не планирую.

С этими словами открыла окно, и, вылезла в окно, стреляя по стрелку на мотоцикле.

— Что ж, один есть, — бодро ответила Герману, когда мотоцикл съехал с дороги и врезался в дерево.

Оставалось два джипа и один стрелок на мотоцикле. Но, кажется, враги решили поменять тактику, увидев во мне ненужного защитника. А дальше всё происходило стремительно, словно у нападавших был чёткий план.

Вот, один джип из нашей охраны съезжает в трассы в кювет, водитель и охранник не успевают выйти, как им в головы уже всажены пули. Второй джип попросту взрывается, и остаёмся мы одни.

Сажусь обратно в салон, пытаясь не показывать своего страха Молоту. Меня всю трясёт, разум твердит, что это последние минуты жизни, и бороться бессмысленно. Становится интересно, что испытывали «предвестники» перед смертью? По сути, мне ведь никто не рассказывал об их смертях в подробностях. И понимаю, что подвела Германа. Возможно, поехав я в другой машине, смогла бы прикрыть его с тылу, а сейчас, мы оба умрём.

— Прости, — тихо шепчу, смотря виновато на мужчину.

Герман сосредоточен, сопротивляться он и сам не собирается, только бросает очередной нахмуренный взгляд в зеркало заднего вида, а потом берёт меня за руку. Сейчас это хоть какая-то поддержка, и страхи на миг отступают.

— Пристегнись, — велит мужчина и я молча подчиняюсь, продолжая сжимать его руку и смотреть перед собой.

Пустынная дорога, лес по сторонам, яркое солнце, словно в насмешку светит, а в голове мысль, что совсем скоро я встречусь с Робертом. Знаете, умирать не так страшно, когда на другой стороне тебя кто-то ждёт. Тот, кто любит и знает. И, видимо, мой час пробил. Но умру я, сжимая руку друга, соратника, брата.

— Я люблю тебя, — уверенно произношу, смотря на Молота.

Мужчина смотрит на меня в ответ и понимающе улыбается.

Мощный взрыв в задний кузов буквально подбрасывает нашу машину и вот, полёт, словно в замедленной съёмке. Слышится скрежет металла и треск разбивающегося стекла. Ощущение невесомости окутывает на миг, а в воздухе появляется металлический запах крови. Машину продолжает вращать в воздухе и…

С громким шлепком наше авто падает на землю вверх тормашками. Срабатывают подушки безопасности, а я, пристёгнутая ремнём, свисаю головой вниз. Если бы не приказ Герману, я получила бы удар несовместимы с жизнью и сдохла бы сразу. А так, у меня есть ещё пару мгновений жизни. Но, парадокс, зачем мне они?

Дышать становится невозможно, воздуха не хватает, и невольно начинаю кашлять. Бросаю взгляд в сторону, зову Германа, но тот в отключке и никак не реагирует на мои возгласы. Всё же, удар пришёлся на его сторону, он пострадал сильнее. Но сейчас, находясь на грани жизни и смерти, я борюсь за его жизнь, а не за свою. Наверное, в этом мой рок — спасать любимых людей, подставляя себя под удар.

Пытаюсь отстегнуть ремень безопасности, но тот заклинило, и все мои попытки терпят неудачу. Сил нет даже вскрикнуть от боли. Руки в крови от порезов стеклом. Накатывает паника, и я понимаю, что это только усугубляет ситуацию. Пытаюсь взять себя в руки, но это не так-то просто, как кажется. Трясущимися руками тянусь за телефоном в джинсах. Достала. Разблокировала. Набрала первый номер в списке. Руки не удержали находку и прямоугольник пластика падает вниз.

Нет.

Связь всё же пошла и телефон не отрубился.

Каждый гудок кажется длится чёртовы часы, а боль в теле всё возрастает и страх за наши с Германом жизни.

Ура!

Раздаётся раздражённый голос из динамиков.

Сейчас этот голос становится самым родным и любимым. Хочется так много сказать, всё объяснить, просить прощения. Перед смертью, наверное, всегда так. На исповедь тянет. Но времени нет, оно утекает словно песок, сквозь пальцы.

— Арис… — судорожно выдыхаю и тут же вскрикиваю от жуткой боли в ноге.

Кажется, конечности зажало, а от шока не сразу это заметила.

— Спаси…спаси… Гер…Гер…Германа, — наконец-то выдыхаю и моментально отключаюсь, уплывая во тьму.

***

Сознание возвращается урывками, я, то прихожу в себя, то вновь отключаюсь. Кто-то велит не двигаться, и молит не засыпать. Кто-то ощупывает меня, и вот дотрагиваются до ног, по телу разливается невыносимая боль и я кричу. Приходит мысль, что я пострадала не одна. Начинаю звать Германа, но могу издать непонятный набор звуков и букв. Когда вновь прихожу в себя, то в глаза слепит яркий свет, в меня что-то вкалывают, и я вновь погружаюсь во тьму.

Глаза распахиваются резко, а я пошевелиться не могу, начинаю паниковать и ещё больше пытаюсь пошевелить конечностями. На плечи ложатся сильные тёплые руки, и я испуганно поднимаю взгляд выше, встречаясь со столь любимыми серыми глазами.

Приходит облегчение.

Кажется, я плачу от счастья.

Я жива. Жива!

Слышу успокаивающий голос, но он доносится откуда-то далеко, а в ушах словно вата. Но медленно слух возвращается ко мне, и я уже могу пошевелить пальцами рук и ног. Эта мысль меня радует, ведь значит, тело в относительном порядке.

— Арис, — облегчённо выдыхаю, чувствуя сухость во рту. — Воды…

Мужчина беспрекословно выполняет мою просьбу, и, когда жажда утолена, прикрывая на миг глаза, что потом распахнуть их и спокойно посмотреть на мужчину.

Кажется, он зол, но искусно прячет свои истинные чувства. А ещё, Сокол явно не спал долгое время и забыл про еду и душ. Но главное, что он рядом, что я здесь, а значит, мужчина успел. Но…

— Герман? — робко спрашиваю, боясь услышать самое ужасное.

Сокол хмурится и молчит, сжимая до хруста кулаки.