Вздох до смерти
Шрифт:
(с) Восьмое чувство
Гладкий лакированный гроб бордового цвета был опущен в землю, послышался первый приглушённый стук земли о крышку. Каждый стук отдавался болью в сердце. Каждый стук возвращал меня в реальность. Каждый стук перекрывал воздух. Мне бы закричать, разреветься, но чувства отчаяния словно высосали. Не хотелось ни о чём думать, решать, действовать. Всё потеряло смысл, особенно жизнь. Я хоронила не только брата, которого безумно любила…
Нет.
Я хоронила и себя. Может глупо и звучит на эмоциях, но моя жизнь не могла продолжаться без него.
На похороны я никого не пустила,
Когда гроб засыпали землёй, и посторонние исчезли, я медленно опустилась на рядом стоящую лавочку, опуская руки вдоль тела. Взгляд прикован к только что появившейся могиле и фотографии улыбающегося брата в деревянной рамке. Только как-то резко накатили все совместные проведённые дни, наши общие секреты и боль накрыла лавиной. От переизбытка эмоций начала задыхаться, судорожно хватая ртом воздух. Тело затрясло, как в приступе ломки, и…
Слёзы.
Они лились по щекам, падая на землю, впитываясь в ткань чёрного платья. И не заметила, как начался дождь. Мне было плевать. Пусть хоть торнадо, ядерный взрыв, война! Плевать! Я не собиралась покидать могилу брата и на секунду. Теперь это единственное место, где я хочу остаться навсегда. Было желание рыть землю, забраться в гроб и, обняв Роберта, погрузиться в вечный сон.
Слишком больно.
Слишком.
Из груди вырвался крик отчаяния, и я скатилась на землю, уже не контролируя себя. Пальцы зарылись в волосы, сжимая со всей силы голову. Тело раскачивалось в разные стороны, и рыдания были уже в голос.
Я была одна.
Мужчины дали мне шанс попрощаться с братом, оставили лишь охрану.
Как глупо с их стороны.
Охранники ко мне и на пушечный выстрел боялись подходить, а с такими темпами я и правда тут подохну.
— Ненавижу! Ненавижу! Ненавижу! — закричала в голос, мотая головой в разные стороны.
Мало сил для борьбы и слишком много сил для мучений.
А затем затопила вина. На саму себя. Ведь не уехав я из России, возможно, Роберт был бы жив. Уверенна, я бы его спасла. Не дала убить.
Кто-то поднял на ноги, встряхнул со всей силы. Распахнув глаза, узрела Аристарха. Мужчина был рассержен и одновременно напуган. И не понятно, какой бес в меня вселился, но я со всей мощи залепила Соколу пощёчину.
Зачем?
Сама не могла понять… Возможно, хотела почувствовать хоть что-то. Только кроме ненависти, съедающую изнутри всю меня, ничего не было.
Аристарх от подобной выходки удивился, а затем попытался скрутить меня. Я вырывалась, кусалась, царапалась, кричала. Понимала, что меня хотят увезти отсюда, но я не хотела. Моё место здесь! Около Роберта.
— Ненавижу! — выкрикнула, надеясь, что хоть этим задену Сокола.
Только тот что-то говорил, видимо, пытался взывать к моему разуму, но тот давно подчинился своей хозяйке.
И резко мир потух. Трепыхнулась последний раз в мужских руках, почувствовала мимолётную боль в затылке, и обмякла.
***
В воздухе витал запах лекарств, звуков не было, и стоило пошевелить пальцем, как по телу
прокатилась невыносимая боль. Ощущение, словно меня танком переехали. Тут же застонала, пытаясь перевернуться, но казалось, тело не слушается свою хозяйку.— Лежи! — скомандовал тихо знакомый голос.
Медленно открыла глаза, встречаясь с нахмуренными серыми глазами. Захотелось выгнать его, ударить, но волновало другое.
Меня привязали.
Захотелось рассмеяться.
Явно сочли за сумасшедшую. Неудивительно, что в больницу привезли. А именно здесь я и находилась.
— Развяжи, — хрипло попросила.
— Сначала выслушай меня.
Конечно, слушать никого не хотелось, но выбора не было. Лишь обречённо вздохнула, смотря на когда-то любимого мужчину.
— На нас объявили охоту. Каждый в опасности. Пока мы не разберёмся со всем, ты будешь здесь, под моей защитой.
Так и хотелось плюнуть ему в лицо и сказать, где я его «защиту» видела. Сдержалась. Слишком мало сил было. И тут же вспомнила последнее… Вспомнила то, зачем приехала в Россию. Сердце защемило, и боль была, но не та, как прежде. Бросила мимолётный взгляд на рядом стоящую капельницу и усмехнулась. Меня явно пичкали успокоительными. Только лекарства помогают лишь временно.
— Да пошёл ты со своей защитой, — устало выдохнула, отворачивая голову.
— Ангел, — такое обращение заставило вздрогнуть. — Я обещал Роберту защищать тебя.
— Его больше нет. Твои обещания аннулированы. Свободен.
Не хватало только рукой махнуть, мол, проваливай. Только проваливать никто не желал, и сейчас лишь заметила, что Аристарх держат меня за руку.
— И не подумаю. Ты хоть понимаешь, что тебя убьют, едва окажешься снаружи?!
Теперь мужчина злился. И захват моей руки усилился.
Раньше бы, я отдала всё, чтобы он хоть прикоснулся ко мне, а теперь мне это не нужно. Любовь прошла, и я о ней ни разу никому не говорила.
— Если станет легче, сам застрели меня. Уверяю, против не буду. Этим ты окажешь всем услугу.
— Ангел! — взревел он, вскакивая со стула и заметался по помещению.
Было всё равно. Наверное, убийство стало единственным вариантом избежать боль и уйти от проблем. Раньше, подобный выход я признавала слабым и самым лёгким, но сейчас для меня это было единственное, что поможет.
— Уходи, — тихо произнесла, продолжая смотреть куда-то в стену.
Мужчина молчал, но я отчётливо ощущала на себе его пронзающий взгляд. Раньше бы точно напряглась, посмотрела, съязвила, но теперь…
Ничего.
Пустота.
И Сокол ушёл.
Ушёл, громко хлопнув дверью.
И наконец, я вновь осталась одна. Но успокоительные не давали здраво мыслить и вспоминать об утрате. И я, закрыв глаза, стала погружаться в сон. Там было легче, и проще.
***
Спустя три дня меня всё же отвязали от кровати окончательно, дав возможность передвигаться по палате. Всего-то! Конечно, за порог моей «тюрьмы» никто не отпускал, но уже что-то. Не знаю, было ли это желание Аристарха оградить меня от опасности или от себя собой, но благодарности ни на дюйм не ощущала. Единственное, надоело, что пичкают меня разными успокоительными, отчего чувствовала себя чужой и отстранённой. Мне нужно было ощущать всё: боль, ненависть, горечь, вину, страх.