Вздохи Харухи Судзумии

Как это, как прежде? Я свой топор, вообще-то, никогда не зарывал!

– Хм… А я-то думал, что ты уже остыл после вчерашнего. Неужели просчитался?

Я молчал.

Вчера я так взбесился потому, что не мог со спокойным сердцем смотреть на издевательства над Асахиной… отчасти… А может, это все дефицит кальция. Я вчера вечером целый литр молока выпил, а когда проснулся, удивительно умиротворенно себя чувствовал. Может, эффект плацебо сработал.

А с другой стороны, чего это я должен первый? Как ни посмотри, а эта девчонка слишком далеко зашла!

Коидзуми издал смешок, напоминающий урчание в желудке голодного кота, и хлопнул меня по плечу:

– Будь так добр, ты к ней ближе всех.

К Харухи, сидящей позади меня, я ни разу не обернулся и взглядом с ней не встречался. Созерцанию неба она сегодня уделяла больше внимания, чем обычно и большую часть времени провела, уставившись в окно. Так продолжалось до обеда.

Даже Танигути, будто заразившись, находился в скверном расположении духа.

– Ну и что это за фильм? Вчерашний день пошел коту под хвост! – уплетая бенто, изливал он желчь. В обеденный перерыв Харухи в классе оставалась редко, не было ее и в этот раз. Будь она поблизости, Танигути вряд ли бы такое сказал. Трус - горласт только когда ему за это ничего не будет.

– А все эта Судзумия! Говорю тебе, фильм если даже и выйдет – будет просто хлам!

Можешь говорить сколько угодно. Я себя великим человеком не считаю, и имя свое в анналы истории вписывать не собираюсь. Мое дело – стоять в сторонке и ворчать себе потихоньку. Тут я мастер - я даже к маминой стряпне придираюсь, хотя сам готовить не умею.

Но здесь я смолчать не смог. И сказал:

– Вот только от тебя мне это слышать не хватало!

Танигути, а ты-то чем занимаешься? Харухи хоть что-то делает, вон – в фестивале участвует. Это конечно, весьма плачевно, но все же лучше, чем ничего не делать, а только ныть. Кретин! Да тебе надо извиниться перед всеми Танигути в Японии за то, что позоришь их честное имя!

– Да ладно тебе, Кён, - вмешался Куникида.
– Он просто не в духе. На самом деле, хотелось бы еще пообщаться с Судзумией-сан. Завидуем мы тебе, Кён.

– Чего? Да ни черта! – зыркнул глазами на Куникиду Танигути. – Чего я забыл в этом идиотском кружке?

– Что ж тогда пришел, когда тебя позвали? А так рад был, так рад… Даже все свои планы на день отменил.

– Заткнись, придурок!

Так вот почему Танигути такой злой? Значит, он отказался от всех своих планов, примчался, но только его так толком и не сняли, и ушел он несолоно хлебавши. Еще и в пруд свалился. Да уж, он, пожалуй, заслуживает сочувствия, но жалеть его у меня нет никакого настроения. Я зол не меньше.

Я тоже прекрасно понимал, что фильм Харухи смотреть-то будет невозможно. Она просто несется вперед, не обращая внимания ни на что. Ей пришла мысль снимать кино, здесь и сейчас –она и снимает. Ни о каком сюжете, ни о какой постановке даже речи не идет! Но когда этот ужасающий фильм будет готов, он будет объявлен шедевром, хотя на мой взгляд, таланта режиссера у Харухи нет никакого! Так-то оно так, но кто ей об этом скажет… хм… ну и чего по этому поводу злиться?..

– А в чем дело, Кён? Судзумия-сан сегодня тоже в еще более скверном настроении, чем обычно. Случилось чего?

Слушая вопрос Куникиды, я размышлял.

Да ведь я – точь-в-точь Танигути! Харухи гоняла меня туда-сюда, а я точно так же ворчал. Все его чувства я испытал на собственной шкуре! Огрызаюсь на все затеи Харухи, ною… такова уж моя работа, роль, которую могу играть только я, и никому другому ее я уступать не собираюсь, вот так вот!

Я был в растрепанных чувствах, и даже еда казалась мне безвкусной. Я чувствовал себя виноватым перед мамой, приготовившей мне этот обед. Черт, а все этот придурок Танигути! Разговорился тут! Если бы не ты, я бы, наверное, и не сделал того, о чем потом сильно пожалею.

Что я сделал?

Я захлопнул свою коробочку для бенто и вылетел из класса.

Харухи была в клубной комнате и занималась тем, что подключала видеокамеру к компьютеру. Когда я внезапно открыл дверь, она удивленно поглядела на меня. Что это у нее в руке, булочка с карри?

Будто занервничав, она отложила булочку в сторону, отвела руку за голову и коснулась прически… вроде бы. Ее черные волосы свободно рассыпались по плечам. Не знаю, зачем, но выглядело все так, будто она спешно распустила завязанный сзади хвост. Хотя точно я не разглядел, об этом можно было подумать и потом. Я тут же сказал то, что должен был.

– Эй, Харухи.

– Чего?

Лицо Харухи сразу стало как у готовой к схватке кошки. И вот, глядя прямо в это лицо, я сказал:

– Пусть этот фильм будет абсолютным хитом!

Это и называется «импульсом». Человек вроде меня, наверное, поддается порыву эмоций раза два в год. Вчера был как раз один из таких моментов. Просто случайно совпало. И вот от сегодняшнего пространного разговора с Коидзуми, тупой рожи Танигути и убитого лица Харухи мои нервы тоже ходуном заходили. Если бы я этот импульс игнорировал, могло бы кончится тем, что я все стекла в классе переколотил, так что решил покончить со всем прямо здесь. Да чего это я, вообще, оправдываюсь?

– Ну… - проговорила Харухи. – Разумеется! Режиссер ведь все-таки я, так что успех обеспечен. Мог бы даже об этом и не говорить.

Вот святая простота. Я то думал, что она хоть чуть-чуть оценит мой поступок, может даже похвалит, но в сияющих непонятным блеском глазах Харухи вновь засиял огонь самоуверенности. Проще некуда. Она же вроде не особо сильного босса в компьютерной игре, который без конца кастует на себя лечебные заклинания, но ладно, чего волноваться-то? Баланс – вот ведь что важно! И тогда можно кого похилее с одного удара выносить… да о чем я вообще? Нечего тут в катарсис впадать. Не понимаю, какой в этом смысл, хотя, вообще-то, и нет его, этого смысла, но, короче говоря, обессиленная Харухи просто ужасна, поэтому видеть ее такой я не хочу. Пусть уж она продолжает свой забег по маршруту, извилистому как извилины ее мозга, забег без смысла, без цели, без пункта назначения. Ведь если она ни с того ни с сего остановится – бессознательно такого натворит, что мало не покажется. Вот и все.

… вот так я тогда и думал.

В тот же день, после школы.

– Что, как-нибудь по-другому поговорить не получилось? – спросил у меня Коидзуми.

– Извини, – ответил я.

– Ты ее, конечно, подбодрил, но я бы предпочел, чтобы это… не создавало дополнительных трудностей.

– …Извини.

– Вместо того, чтобы вернуться на круги своя, кажется стало еще круче.

– …

– И как теперь это скрыть?

Я пребывал в раздумьях, а Коидзуми спокойно смотрел на меня. Не похоже, чтобы он обвинял меня, но в голосе его почему-то явно звучали нотки огорчения. Значит, вот как, да? Ситуация определенно ухудшилась, и кажется, произошло это из-за меня.

Как так? Да откуда мне знать?

Повсюду цвела сакура. Это была та самая аллея вдоль реки, где во время прогулки Асахина открыла мне свою истинную сущность. Напомню еще раз: на дворе была осень. Конечно, следы летнего тепла еще напоминали о себе, но вообще-то, сакура в Японии цветет весной, и если небольшой фальстарт вполне можно допустить, то полгода это уже слишком. Что, сакура сошла с ума за компанию с солнцем?

Под опадающими лепестками Харухи, включив турбину на полную, неслась вперед. Асахина в тесном костюмчике официантки шатающейся походкой бродила из стороны в сторону и не находила себе места, может, из-за того что все было заполнено желающими поглазеть на цветущую не по времени сакуру.