Взгляд незнакомки

Как она стосковалась по знакомому, желанному!..

Кендалл обвила руками шею Брента, счастливая, оттого что может держать его в объятиях, наслаждаться солнцем, вдыхать аромат моря и мужской силы. Но даже обнимая его, чувствуя прикосновения его губ, языка, зубов, умопомрачительное щекочущее влечение, таившееся в его усах и бороде, наслаждаясь мускулистыми, жилистыми руками, Кендалл продолжала сопротивляться его откровенной мужской власти.

Она устала получать уроки.

Настало время поучиться и ему. Брент Макклейн всегда стрелял первым. Гнев на его условиях, любовь тоже на его условиях…

Он оторвался от нее, и Кендалл не смогла прочитать выражение его затуманенных страстью глаз. Ее тело сотрясал легкий озноб — как трудно думать, когда он рядом и так близко. Сила его ласк подавляла ее чувства и затуманивала разум. Но надо держать себя в руках, для того чтобы не сойти с ума, надо доказать ему свою правоту.

Она одарила его чарующей улыбкой.

— Я так скучала по тебе, Брент! — Хрипловатая дрожь в ее голосе была неподдельной.

Он не ответил, и Кендалл, робко протянув дрожащую руку, нежно дотронулась до мягкой бороды и провела пальцем по гладкой загорелой коже, наслаждаясь этими прикосновениями.

Она улыбнулась, но на душе стало грустно. Наверное, Бренту не суждено понять, что она воюет за тот идеал, ради которого мужчины ведут эту войну, — за дух женщин Юга. Ах, да разве можно объяснить им это? Для них, джентльменов, женщины должны оставаться опекаемыми леди, нежными цветками, нуждающимися в отважной мужской защите. Идеал Кендалл оставался прекрасным, куртуазным, но недостижимым, как сон.

Мужчины никогда не понимали, что Юг взрастил сильных женщин. Из жен бедных фермеров они превратились в красавиц и первых леди, они выходили замуж и вели дела на плантациях, но были достойны неизмеримо большего, им по плечу были и более трудные дела.

Однако Брент будет защищать женскую честь, как он ее понимает, до последнего вздоха; так же как он будет защищать ее жизнь. Кодекс чести, идеал, мечта — в этом весь он и другим никогда не станет.

— Ты забрал мое судно, — мягко произнесла Кендалл. — Что теперь может со мной случиться?

— Зачем ты рискуешь, Кендалл? — ответил он вопросом на вопрос.

— Это и моя война, Брент.

Он помотал головой:

— Нет, Кендалл, ты не понимаешь сути войны. Ты просто бросила все на чашу весов в безумной надежде убить Джона Мура.

— Нет, ты ошибаешься, Брент. Я никогда понапрасну не рисковала. Судном управляли и командовали Гарри и Рыжая Лисица. Они потопили несколько кораблей янки. Рыжая Лисица не стремился к мести и ни разу не устроил побоища. Я принимала участие в нескольких вылазках, это правда, и была на борту, когда они потопили фрегат. Да, Брент, в тот день я почувствовала чудесное ощущение собственной силы, меня охватило упоение победы. Я поняла, какое это счастье — сражаться. Но я никогда не надеялась убить Джона. Если я смогу когда-нибудь забыть, что произошло между мной и Муром, то мне, пожалуй, даже станет его жаль. Он поражен смертельной болезнью, — которая погубила его сердце.

Кендалл погрузила пальцы в волосы Брента, наслаждаясь этим прикосновением к мягкому светлому золоту. Она снова улыбнулась. Как он оброс!

— А ты сильно похудел, — тихо произнесла она. Брент молча встал. Кендалл тоже поднялась с кровати и, обойдя ее, села возле маленького столика с откидной крышкой, где лежал нож. Рыжая Лисица учил её обращаться с холодным оружием после того, как с ней случилась неприятность на найденной шхуне. Откинув крышку, Кендалл ловко извлекла оттуда нож и незаметно сунула его себе за пояс.

— У тебя что-то случилось в Лондоне? — поинтересовалась она.

— Нет, все прошло как нельзя лучше.

«Тогда почему ты так себя ведешь?» — чуть было не спросила вслух Кендалл. Казалось, между ними выросла непреодолимая стена, и то, что она собиралась сейчас сделать, только ухудшит положение.

— Ты… ты говорил об этом с Рыжей Лисицей?

— Да.

— Он знает, что ты забрал судно?

— Конечно.

И конечно, нет никакого сомнения в том, подумала Кендалл с горечью, что Рыжая Лисица с большим облегчением вздохнул, узнав об уходе «Гордости повстанца». Теперь ему не придется вечно переживать за безопасность Кендалл. Он избавился от тяжелого бремени ответственности за нее…

Кендалл напряглась, услышав, что Брент подошел к ней. Он отстегнул портупею, снял шпагу, расстегнул пуговицы мундира и, небрежно сбросив его на пол, нежно взял Кендалл за подбородок, приподняв ее голову. Их взгляды встретились.

— Кендалл, — сдавленным голосом проговорил Брент, — для тебя война кончилась. Прошу тебя, выслушай меня внимательно, потому что я говорю совершенно серьезно. Если я узнаю, что ты затеяла еще какую-нибудь глупость, то я найду тебя и силой увезу в другую страну дожидаться окончания войны. Ты меня поняла?

— Брент…

Он сделал неуловимое движение, и не успела Кендалл даже глазом моргнуть, как Брент выхватил из-за голенища длинный нож и приставил к ее груди.

Рот его снова был плотно сжат. Кендалл была обескуражена.

— А если бы на моем месте был янки, Кендалл? — спросил Брент. — Ты бы ничего не смогла сделать: эта сталь давно бы вонзилась тебе в грудь.

Он провел лезвием между пуговицами ночной рубашки — лезвие холодило кожу, но не царапало, а только касалось. Она впилась взглядом в Брента. В ее глазах было стремление загипнотизировать, в них был гнев. Стиснув зубы, она молча терпела, когда он не спеша срезал по одной пуговицы на ее ночной рубашке. Ее клинок ждал своего часа у бедра, но Кендалл выжидала — время было ее союзником.

— Что бы ты стала делать, Кендалл, если бы на моем месте был янки? — не унимался Брент.

Она вздернула подбородок:

— Не все янки — жестокие насильники; Брент.

— Нет, не все. Так же, как и не все южане — истинные джентльмены. Ты понимаешь теперь свое положение, Кендалл?

— Да! — огрызнулась она, скрипя зубами от бессильной ярости.

Спрятав нож, он отвернулся и начал стаскивать через голову рубашку.

— У меня совсем нет времени, — сказал он, не оборачиваясь.

— У тебя никогда его нет… для меня, — сухо согласилась Кендалл.

Он резко обернулся:

— Но я ничего не могу с этим поделать.

— Ну-ну, — пробормотала она, опустив глаза. — Доблестный муж должен отправляться на линию огня.

— Прекрати, Кендалл.

Она тихо сидела, слушая, как он с шорохом сбрасывает с себя одежду.

— Сейчас утро, — ничего не выражающим голосом произнесла она.

— Ну и что?

«Итак, ты приехал, устроил мне взбучку, отдал распоряжения, а теперь сунешь меня в постель, — говорила она сама себе. — И как это ни странно, видит Бог, я люблю и желаю тебя. Но потом ты встанешь, выберешься из теплой постели и отправишься на войну, забыв обо мне, и вспомнишь лишь тогда, когда надумаешь возвращаться».