Взгляд

За дверями по асфальту что-то прогромыхало. Появилась медсестра, толкая перед собой каталку из досок на металлическом каркасе. На двух полках каталки лежали сотни крошечных пластиковых контейнеров в форме глаза. Их цветные бусины со стуком ударялись по прозрачным футлярам. Сестра завезла свое неуклюжее сооружение в начало ангара. С леденящим душу ужасом Ана поняла, почему остальные девушки лежат на животах. На их синие халаты были нашиты большие белые номера, и сестра подбирала к цифрам от единицы до восьмерки восемь разных видов и количеств пилюль, лежавших в прозрачных контейнерах-глазах.

Никто не высказывал никаких возражений против лекарств, хотя некоторые девушки хлюпали носом и плакали, глотая свои капсулы. Медсестра прошла мимо Аны, не задерживаясь. Но как только все получили свои лекарства, она вернулась к Ане с креслом-каталкой. Опустив голову, она даже не посмотрела на Ану и ничего не говорила – только ждала, чтобы Ана встала. Ана взглянула на санитарок, стоящих у дверей. Она узнала ту, которая забирала ее из кабинета доктора Дэннарда. Этот шрам нельзя было не узнать. Санитарка уставилась на нее.

Ана тут же передумала возражать и, поспешно встав с матраса, опустилась в кресло. Медсестра, раздававшая лекарства, достала шприц. Ана съежилась. Похоже, успокоительное неизменно применялось при перемещении пациента по больнице, но в таком месте это почему-то мало успокаивало. Перспектива оказаться без сознания тогда, когда всем распоряжаются Дэннард и украшенная шрамом санитарка, заставила Ану заледенеть от страха. Ее единственным утешением была мысль о том, что, скорее всего, ее везут на первое тестирование. Возможно, ей даже не придется проводить в «Трех мельницах» ночь. Она протяжно выдохнула и подставила руку.

* * *

Громадные деревья тянулись к небу. Капли дождя стекали по листьям размером со старомодные бумажные веера и зонтики. Как только Ана открыла глаза и с изумлением увидела то, что ее окружает, то сразу же поняла, что что-то не так. У нее галлюцинации – или ей снится сон. Ей необходимо прийти в себя. Холодные капли превратились в стремительный поток воды, который погружался в ее кожу, душил ее.

Она тряхнула головой и заморгала. В метре перед ней возникла сероватая кафельная стена. В спину ей впивалось что-то твердое. Вода лилась по-прежнему, едва позволяя ей дышать. Дезориентированная Ана утерла лицо.

Она лежала на полу в душевой кабинке, в которую влезло бы человек семь-восемь. И она была обнажена.

– Ну вот! – произнес чей-то голос.

Она попыталась подтянуть ноги к груди. Они тряслись и со стуком падали, словно дохлые зверьки. Хорошо хоть, что руки ее слушались. Она скрестила их на груди, щурясь сквозь воду и туман, стоявший у нее в голове, стараясь разглядеть, кто там стоит в нескольких шагах от открытой кабинки и наблюдает за ней.

– Привет, я доктор Кашер, – сказала женщина. – Как ты сегодня?

– У нее низкая самооценка, – сказал мужчина.

«Это доктор Дэннард! Очнись! – мысленно прикрикнула она на себя. – Пора прийти в себя!»

Она с силой соединила губы. Щеки ощущались так, словно в них набили ваты.

– Боже правый! – сказала женщина. – А нельзя отключить воду? Тут даже собственных слов не услышишь!

Душ превратился в слабую капель. Ана почувствовала прилив благодарности. Слава богу, здесь не один только Дэннард! Тут есть кто-то в здравом уме.

– Итак, – начала женщина-психиатр, – ты уже лежала в больнице. Но в твоем досье об этом не говорится. Тебе должно было быть… Так, посмотрим. Эмили Томас, восемнадцати лет. Восемь лет назад все было сведено в единую систему, так что тебе, по всей видимости, было максимум десять. Детская травма, – сказала она кивая. – Умер кто-то из родных?

Ану начало неудержимо трясти.

– П-полотенце… п-пожалуйста! – сказала она.

Зубы у нее стучали так сильно, что она чуть язык себе не откусила.

Психиатры совещались над своими записями. В дальней части душевой в нише стояли привезшие Ану санитарки: они курили и болтали.

– Она стрижет и красит волосы, – сказал Дэннард.

– Проблемы с самоидентификацией, – откликнулась Кашер, что-то записывая.

– И низкая самооценка, – добавил Дэннард.

– Недостаточно упитанная, – отметила Кашер. – Булимия?

– Скажу сестрам, чтобы присмотрелись.

– Да, хорошо. Порезы, ссадины?

– Нет, – ответила одна из медсестер, выдыхая облако дыма и разгоняя его ладонью.

– Почему ты сюда пришла, Эмили? – спросила Кашер, изобразив на лице полную беспристрастность. – Судя по виду, тебя что-то тревожит. Почему бы тебе не рассказать нам, что тебя беспокоит?

Последняя надежда на то, что Кашер не окажется такой же сумасшедшей, как и Дэннард, улетучилась.

– З-з-замерзла, – с трудом выговорила она.

– А еще что-то есть?

Ана воззрилась на женщину из-под прядей мокрых волос, с которых капало. Ее заторможенный разум мог регистрировать только холод, стыд из-за наготы и безумие врачебной беседы в душевой кабине.

– Когда будет т-тес-ст? – спросила она.

– Что ты сказала?

– Она хочет знать, когда будет тест, – сказал доктор Дэннард. – Она одержима мыслью о тесте Диагностики личности.

– А! – Доктор Кашер кивнула. – Боишься нашего тестика, да? Расскажи мне об этом.

– Я просто хочу пройти тест, – сказала Ана.

– Расскажи мне об этом, – повторила Кашер. Ану охватило сильнейшее раздражение. – Что этот тест расскажет о тебе такого, чего ты не могла бы рассказать нам сама? Ты не любишь людей, да, Эмили? Ты им не доверяешь.

– Я просто хочу пройти гребаный тест.

– Вспыльчивая, – сказала Кашер Дэннарду.

Ана вдруг вспомнила Золотые правила, которые внушал ей отец. В разговоре с психиатром не выказывай никаких эмоций, кроме вежливой внимательности. Никогда не импровизируй. Никогда не прибегай к сарказму. Никогда не шути. Никогда не признавай, что испытываешь чувство вины. Она поспешно стиснула зубы, но было уже слишком поздно.

Кашер сделала пометку. Дэннард заглянул ей через плечо и кивнул.

– Как обычно, – сказала Кашер. – Два миллиграмма диопаксила и четыре бензидокса с постепенным увеличением до шести и восьми до повторной оценки через неделю.

Ану затопила паника.

– Нет!

Она рванулась вперед, чтобы схватить Кашер, волоча за собой свои бесполезные ноги. Кашер с силой ударила ее ботинком. Ана вскрикнула.

– Бога ради! – проворчала Кашер.

Ожидавшие санитарки затушили сигареты и бросились к ним. Что-то теплое затекло Ане в левый глаз, мешая видеть. В последней попытке что-то сделать она вскинула руки и крепко ухватилась за ногу Кашер, обтянутую черными брюками.