Взгляд

– Ариана! – позвал чей-то голос.

Этот женский голос показался ей смутно знакомым. Она посмотрела на свое отражение и вздрогнула. По ее лицу пролегали полосы неестественно густого смуглого тона. Глаза у нее были покрасневшими и тусклыми. Она выглядела больной. Она выглядела как человек с активной формой Большой Тройки.

Она поспешно стерла косметику полотенцем для рук.

В дверь заколотили кулаком.

– Лапа, открой! – крикнул голос. – Твой папа попросил меня зайти. Впусти меня!

– Лейк?

– Ага, это я. Шевелись, пока твой папа не взялся за топор и не врубился сюда.

Ана проковыляла через свою спальню, спотыкаясь о тарелки с заплесневевшей едой и обогнув по дороге кучу стирки. Она повернула ключ. Дверь открылась – и была тут же застопорена полупустой коробкой с хлопьями для завтрака. Лейк протиснулась в щель, давя ногами хлопья.

– Боже! – сказала она, закрывая дверь. – Твой папа меня не разыгрывал! Тут действительно похоже на территорию военных действий на Восточном побережье! – Она перевела взгляд на Ану. – Боже… Иисусе… Вот дерьмо!

Ана обиженно ощетинилась, но тут же вспомнила собственное потрясение при взгляде на себя в зеркало. Она опустила глаза и только теперь заметила, что на ней по-прежнему те леггинсы и футболка, в которых она была пять дней назад, когда разговаривала с Нэтом. Это тоже не улучшало ее вида.

– Тогда этот пустячок поможет не больше, чем пластырь при колотой ране, – проговорила Лейк, извлекая из сумки блондинистый парик и выбрасывая его в мусорную корзинку.

Она отбросила ногой одежду, разбросанную у кровати, и начала расхаживать по комнате. Спустя полминуты она извлекла из своей громадной сумки зажигалку и сигареты.

– Что ты слушаешь?

Ана пожала плечами.

– Не возражаешь? – спросила Лейк, закуривая.

Ана отвернулась.

– Итак, – сказала Лейк, выдыхая колечко дыма, – через три дня ты заключаешь союз.

– Не заключаю, если от меня хоть что-то зависит, – ответила Ана, ничком падая на свою кровать.

– Твой папа утверждает обратное. Как бы то ни было, завтра ты должна появиться в ратуше Хэмпстедской общины и сделать официальное заявление. Там будут фотографы и репортеры, которые рвутся получить первые снимки похищенной дочери Эшби Барбера. Если ты туда явишься в таком виде, то еще не успеешь вернуться домой, как Коллегия объявит, что у тебя активная форма психической болезни.

Она затянулась сигаретой, покусала ногти, потом начала крутить зажигалку.

– Папа отправит дублершу. Он и на заключение союза ее отправил бы, если бы мог, но, наверное, Джаспер не станет заключать союз с девушкой, которая прячет голову под пальто.

– Послушай, я не знаю, что тут на самом деле происходит. И, по-моему, тебе не стоит мне ничего рассказывать. Ничего такого, что может устроить тебе или Джасперу неприятности со смотрителями или Коллегией. Но тебе надо принять решение. Если ты собираешься все-таки заключить союз с Джаспером – а твой отец считает, что ты это сделаешь, – то тебе придется столкнуться с Коллегией и средствами массовой информации. Ты можешь составить себе представление о том, что тебя ожидает, по тому времени, когда стало известно о твоем неправильном анализе на Чистоту, но все будет еще в десять раз хуже. Всем хочется знать про похищение: как ты освободилась, как Джаспер освободился, ради чего вас похищали. Сейчас вы с Джаспером важная новость, Ариана. И Коллегия будет следить за каждым вашим движением.

Ана попыталась найти в себе силы ответить.

– Ну и пусть следят, – вздохнула она.

– Тогда могу сказать одно: кончай киснуть! Коллегия будет просто счастлива объявить тебя больной после того, как вы с Джаспером ее так унизили. Тебе этого хочется? Хочешь, чтобы Коллегия победила?

Ана почувствовала укол обиды.

– Тут речь не о победе Коллегии! – И если уж на то пошло… то да, она действительно надеялась, что ее объявят больной. Предпочтительно – до церемонии заключения союза. – Мой союз с Джаспером не имеет никакого отношения к Коллегии.

– Подумай хорошенько, – посоветовала Лейк, со щелчком открывая и снова закрывая зажигалку. – Коллегии так и не удалось доказать, что твой отец подделал результаты анализа на Чистоту, а это значит, что им пришлось признать свою ошибку. Ты – постоянное и теперь уже весьма известное публике напоминание об этом. А теперь ходят слухи о том, что Джаспер, который предложил тебе союз и говорил, что тебя не следует наказывать за ошибку Коллегии, был до своего похищения связан с сектой «Просвещение». Некоторые даже допускают, что он вовсе не был похищен. Он исчез на семнадцать дней, вызвав в средствах массовой информации огромное негативное внимание к переговорам относительно детского бензидокса, а потом его нашли в Городе: он бродил по улицам, полностью потеряв память. Какова вероятность того, что он мог сбежать, но при этом не помнить ничего, что с ним происходило? Какова вероятность того, что вас обоих похитили? Ваши истории – сплошная ахинея.

Ана застонала. Ей приходится забыть о своем решении ничего не знать о том, что происходит. Лейк явно неплохо представляет себе, как развиваются события. В любом случае Ана ничего не может поделать с тем, что связь Джаспера с «просветителями» стала широко известна. Она свернулась в своем гнездышке, которое устроила на кровати из покрывала.

– С меня хватит. Я больше не могу бороться. Я буду жить в Городе. Я хочу именно этого.

– Ты в Городе и минуты не продержишься. Не пройдет и недели, как власти устроят так, чтобы психпатруль забрал тебя прямо на улице.

Ана почувствовала, как у нее в груди застрял обломок страха. Она подумала, что, возможно, отказ ее отца отменить союз связан с тем, что сейчас говорит Лейк. Не стоит ли перед ней именно такой выбор: Община или психпатруль и новая психушка? Нет! Отец думает не о ней: он думает о себе и своей потребности охранять и управлять.

– Когда Коллегия увидит Джаспера, – сказала Ана, – станет ясно, что он больше не представляет собой угрозы. А обо мне они забудут.

– Угроза – это ты, милочка. Не Джаспер. Люди про тебя не забудут. Если один анализ мог оказаться ошибочным, почему не тысяча? Если один Псих может жить в Общине, почему нельзя им всем? Они поддерживают тебя, Ариана.

Ану захлестнули досада и возмущение.

– Коллегия, люди, отец… Все пытаются меня превратить во что-то свое, а я не такая.

Лейк в последний раз затянулась, затем швырнула сигарету в раковину, где та погасла с громким шипеньем.

– Угу, эта роль неудачницы, которую ты здесь разыгрываешь… Как же хорошо я понимаю, почему ты от нее не хочешь отказаться!

У Аны загорелись щеки.

– Ты понятия не имеешь о том, что я пережила и что у меня отняли!

– У всех есть своя история, милочка. Но ты можешь дать людям то, чего у них нет. Ты можешь дать им надежду.

Надежду! У нее самой надежды не осталось. Так какое ей дело до всех остальных?

Однако она вспомнила о Джаспере и том, как его собственный разум извратили и направили против него самого. Она вспомнила, как он ударился лицом, когда санитар бросил его во дворе после шоковой терапии, вспомнила недоумение и боль в его взгляде, когда он начал приходить в себя. Она подумала о Тэмсин, представив, как подруга попыталась не дать психпатрулю уволочь какого-то малыша, и его мать заплатила за это своим будущим. И наконец, она подумала о Коуле, который сейчас, возможно, находится на грузовом корабле в зоне военных действий США: он получил клеймо убийцы за то, что пытался выяснить правду и добивался справедливости.