Взгляды на жизнь щенка Мафа и его хозяйки — Мэрилин Монро

В отличие от Натали — счастливой американки во всех очевидных смыслах этого слова — миссис Гурдин испытывала смутные приступы меланхолии при упоминании ракет и бомбоубежищ (последнее миссис Гурдин давно планировала устроить в дальнем углу сада).

— Надеюсь, они не зря транжирят наши денежки, — сказала миссис Гурдин.

— Ха! Говоришь прямо как я, — рассмеялась Натали. — Идешь моим политическим курсом. А я думала, тебе бы только сеять хаос и разрушение на великой Отчизне.

— Я люблю свою Родину, — тихо проговорила миссис Гурдин. — Просто мне больно смотреть, что с ней сделали.

Я вышел во внутренний дворик: ветер, пронизывающий всю долину, сразу принес мне запахи апельсинов и грейпфрутов, низкое урчание рысей в зарослях чапареля на холмах и… неужто с гор доносились испанские серенады и тянуло серой? Идиллию внезапно нарушил вой автомобильного клаксона и блеск белых зубов.

— Фрэнки!

О да, этот человек знал толк в стиле. Он вышел из машины с цветами для миссис Гурдин — белыми орхидеями в серебряном горшке, — напевая старую песню Бинга Кросби в своей фирменной манере, порочной и извиняющейся одновременно. В песне говорилось о том, что долина Сан-Фернандо — его любимое место на свете. Безупречные зубы Фрэнка идеально рифмовались с краешком белоснежного платочка, который выглядывал из верхнего кармана его пиджака. Я убежал в дом, чтобы спастись от его обаяния, но успел увидеть, как он поцеловал руку миссис Гурдин и раскрыл объятия навстречу Натали, приговаривая: «Привет, Кровь-из-носа! Заставишь меня встать на колени?» Она поцеловала его в щеку, и я заметил в ней едва уловимую перемену — из тех, что великолепно давались Натали: словно бы все действие незаметно перенесли в холодильник, — ее глаза засверкали чуть ярче, а сама она стала на пару градусов холодней.

Разговаривали они непринужденно, но весьма и весьма манерно. Мистер Синатра опускал звук «т», как будто всю жизнь прожил в Нью-Джерси, одновременно строя из себя самого добродушного парня на планете и чеканя слова, колеблющиеся вокруг злободневных тем. Мистеру Синатре было важно показать, что происходящее ему в общем-то безразлично, хотя на самом деле оно значило для него очень много — почти до безумия. Забавное проклятие: желание всегда быть на высоте. Забавно же оно главным образом потому, что беспричинная тревога и нервозность не дают таким людям на эту самую высоту подняться. Они напряжены сверх всяких законов молекулярной физики, однако с завидной настойчивостью бросают все свои силы на ублажение заурядного обывателя [10] . Любой вопрос отметался легким пожатием плеч, но это была бравада: я еще никогда не видел столь напряженного человека, как мистер Синатра.

10

Актеры безупречно отыграли свои роли. Они никогда не повзрослеют. Синатра навечно останется рядовым Маджио, нескладным парнишкой из «Отныне и во веки веков», а Натали — первой красавицей из «Бунтовщика без причины». — Примеч. авт.

— Полный улет, — сказал он, прикуривая всем сигареты. Речь шла об «Одиннадцати друзьях Оушена».

— Боссам захотелось деньжат, — сказала Натали, упоенно поливая грязью Голливуд — ей казалось это остроумным.

— Этим подонкам повезло. Они получат свои денежки. Слушай, а как поживает твой муженек, любитель потрясти помпонами?

— Вообще-то, — вмешалась миссис Гурдин, — Роберт пробуется на серьезную роль в Нью-Йорке.

— Надо будет малость скривить ему нос, — сказал мистер Синатра. — Для Актерской студии — самое оно, а?

— Точно! — рассмеялась Натали. — Наш ответ Карлу Молдену. Спешите видеть: лучшее шоу в городе! Умереть не встать!

Миссис Гурдин посмотрела на дочь и ничего не сказала, но Натали прочувствовала всю силу ее предостережения: напрасно она так демонстративно и увлеченно критикует мужа.

— Роберт у нас франт, — сказала Натали. — Невероятно хорош собой. Давайте за это выпьем!

— Эй, сестренка, я верен одному старомодному правилу, — сказал мистер Синатра. — Не пить за людей, пока мне не налили.

— Ой, извини, Фрэнк! — воскликнула миссис Гурдин. Они подошли к бару в дальнем углу зала, и миссис Гурдин позвонила в колокольчик. На зов явился Окей, муж Ваники, который исполнял обязанности бармена. Мистер Синатра бухнул на стойку банку маринованных луковичек и обратился напрямую к Окею, как будто дамы были не в состоянии его понять:

— Так, приятель, сделай-ка мне три «Гибсона», договорились?

— Зубной эликсир с гуавой?

— Не понял?

— Он плохо говорит по-английски, — вмешалась миссис Гурдин.

— Коктейль «Гибсон», с мартини, — пояснил Синатра бармену.

— А, ясно. Три коктейля. С водкой или джином?

— С джином, приятель, — ответил мистер Синатра. — Только с джином. — Они подошли к дивану. — И что прикажете делать с этим малым? Он меня подкалывает?

— Просто у него странное чувство юмора. Ох уж эти гавайцы…

— Обожаю гавайцев. Надо сводить его в «Трейдерс» — пусть посмотрит, как гавайцы делают коктейли. Я ему покажу зубной эликсир. У нас там восемь гавайских божков. Кто-то их выпилил из дерева. Выпилил, и теперь они стоят у нас. Нет, он серьезно?

— Да забудь, Фрэнк, — сказала Натали, радуясь возможности почувствовать себя взрослой. — Он просто пошутил.

— Я ему покажу, как со мной шутить.

— Они с Ваникой недавно купили сборный дом, — сказала миссис Гурдин. — Из каталога.

— «Сирс и Роубак»?

— Нет, — ответила миссис Гурдин, — они такие дома уже давно не выпускают. Какая-то другая компания. Окей с Ваникой построили его в Инглвуде, рядом с Голливуд-парком. Дом пришел им по почте. Окей, правда же? Дом прислали вам по почте?

— Да, миссис Гурдин, — ответил бармен. — Дом из коробочки. Очень милый. Мы сколотить его молотком.

Стоя в дверях, я увидел, как мистер Синатра нахмурился, миссис Гурдин засуетилась, а Наташа села на подлокотник дивана и выдула дым аккурат в центр всеобщего смятения. Бармен Окей приготовил три мартини за раз и нагнулся с одним к мистеру Синатре:

— Это для вас, мистер Фрэнк. Я научиться готовить его в зале «Дельфин».

— Окей и Ваника работали в коктейльном баре аквапарка «Мэриленд», — пояснила миссис Гурдин. — Это в Палос-Вердес, да?

— Я вкусно приготовить.

— ОК, — сказал Фрэнк.

— Его так зовут, — напомнила миссис Гурдин.

— Нет, ОК — в смысле вкусно! — Фрэнк поднял глаза на замершего в ожидании бармена. — Все ОК, Окей. Ты не просто смазливый гаваец, ты настоящий профи. А теперь проваливай. — Он повернулся к Натали, как будто удивленный собственной победой: — А ты что, не пьешь?

Глава четвертая

Подобно Ноэлу Кауарду и Холли Голайтли, княжна Наталья обладала тем, что можно назвать менталитетом коктейльного часа. Она проглотила несколько «Гибсонов», и ее дыхание сладко запахло джином и маринованным луком; миссис Гурдин отпускала мрачные замечания в русском духе, а гавайская прислуга стояла у рояля в ожидании распоряжений, сцепив руки и глядя пустыми глазами прямо перед собой. Еще час или даже больше все смеялись, обменивались пристальными взглядами, сплетничали о кино и немножко паниковали — под аккомпанемент долетавших сверху киношных выстрелов. Наташа становилась все более неистовой и сексапильной, превращаясь в Натали.

Чтобы найти себе место в мире Фрэнка, она решила спросить его про кампанию Джека Кеннеди. Натали инстинктивно благоговела перед большой политикой.

— Что ж, он победил благодаря нам, — сказал Фрэнк. — Мы собрали средства на кампанию. Мы обеспечили ему победу. Теперь посмотрим, сдержит ли П. свои обещания.

— П.? — не поняла миссис Гурдин.

— Президент, мама. — Натали развернулась чуть быстрее и резче, чем следовало. — Банда Джека, вот они кто.

— Ты прелесть, — сказал Фрэнк. Она хихикнула — девушки всегда хихикали так рядом с Синатрой, каждым мелодичным звуком добиваясь его одобрения. Фрэнк это обожал. Фрэнк заулыбался.