Взлёт без посадки

– Можно подумать, что сам дворянских кровей, – было видно, как нешуточная обида провалилась в самую глубину тёмных Сёминых глаз. Чтобы не выдать себя он даже на секунду отвернулся.

– Нельзя быть одновременно и блядью, и гимназисткой. У стены Плача ты стоял бы с женской стороны и рыдал бы о тридцати серебряниках. Я на мужской части просил бы Бога о том, чтоб не обделял меня талантом. Между евреем и жидом большая разница, – Костя уже взялся за ручку двери, но услышал…

– Жид – по-польски еврей, – вытирая потные ладони, кипятился Сёма.

– Но не все евреи жиды, – запиши это себе на стодолларовой купюре, ребе.

– Ну, в самом деле, – Константин Дмитриевич, – добродушно вмешался Протасов, – нельзя ли, поелику возможно – какой-то разумный компромисс? Пять лет назад, помнится, вашим игрокам грезились бабушкины патефоны, папин габардин… ну ещё одна девочка кринолин хотела… как у Золушки. А теперь я гляжу, возросли запросы-то! Или это вы их так раскачегарили?

– Вадим Андреевич, – ну у вас-то, как у ветерана органов международной журналистики должны быть не только чистые руки, но ещё и горячее сердце! Недаром ещё Феликс Эдмундовичу доверили когда-то заботу о беспризорных…

Возникла неловкая долгая пауза. Стало слышно, как незримо журчит в кабинете кондиционер.

– И горжусь этим. Видишь, Сёма, – нервно ломая пальцы, произнёс бывший сопровождающий артистов на гастроли, Протасов, – в синем углу – гордость кампании, наш BlocBuster, crazy horse нашей упряжки, а в красном – две отставные телевизионные крысы. Неравный бой.

– Вы никогда не договоритесь, – войдя неторопливо в комнату и посасывая вечный мундштук, заявила Бабушка. Даже в прежние Советские времена между теми, кто давал распоряжения и деньги на программы и теми, кто их воплощал, была стена. Только выигрывали всегда дающие разрешения.

– Сейчас не так? – удивился Костя.

– Ну да, тебя заставишь делать, то, что ты не пожелаешь, барин, – прокартавил Двинский.

– Меня нет. А остальных?.. – Бортнев поцеловал Бабушке Кёрн ручку, и выпорхнул их налитой потом и раздором комнаты.

Костянаправился вкафе, где сейчас, поидеи, никого недолжно быть. Во всех студиях шли записи разных программ.

По дороге ему встретилась группа «Взор».

– Вы как три мушкетёра всегда вместе, – радовался Бортнев встречи. – А что это вы катите. Какой большой барабан. Дайте постучать, – жалостно попросил Костя, как ребёнок, увидевший редкую игрушку. – Сбегутся сразу из всех студий. Клёво будет. Шум, гам, ссора, наказание – здорово, – ликовал знаменитый телеведущий. – Кстати, а зачем сиё приобретение?

– Видишь ли, дружок, – ласково начал Вася Гурвинек. Мы решили тоже запустить игру. Не всё ж тебе баловаться.

– И в чём суть? – напрягся Бортнев.

– Твоя же игра для элиты, а народ тоже любит угадывать, конечно, ни кто такой Юл Бриннер, а просто буквы и получается слово. Ну, мы ещё не всё продумали, но верю, что получится, – напрягаясь, рассказывал Стас.

Костя помолчал некоторое время, покрутил барабан, и счастливо выпалил – Лицензионная игрушка, да. Я что-то такое видел. Здорово.

– И что? Если хорошо придумано, но у насбудетабсолютно своя версия, – сверкая очами, парировал Стас. – Может, поможешь? Ты же знаешь много интересных слов, – продолжал заводиться Клёнов.

– Тогда возьмите первое слово – мениппея. Сразу все отгадают.

– Шутишь? – пытался погасить назревающий скандал спокойный Лёва.

– Это стиль, в котором написана любимая всеми нами книга «Три мушкетёра». Что это значит посмотрите сами в словаре. Собираетесь заигрывать с народом, – играя желваками, сказал Бортнев.

– А ты что делаешь? – похрустывая костяшками пальцев, спросил Стас.

– Я их просвещаю. Иллюзия – выше реальности, – торжествуя, выступил Костя и пошёл прочь. Вдруг он повернулся и, подмигнув, послал воздушный поцелуй – Люблю вас, месье!

«A la gear comme a la geare».

Я, как собачка, побежала за Бортневым, а вдруг ему захочется чего-нибудь, а я смогу принести, подать, ответить. Но Костя не видел никого. Он даже не сразу заметил, что за одним из столиков веселилась компания продюсеров. Застолом кроме Магдыи Игоря Сергеевича сидели какие-то девицы, красивый молодой человек. С краю тоже сидел паренёк приятного вида, веснушчатый, в очках. Слушал он разговоры с каким-то напряжением, но когда смеялись, хохотал громче всех. Охрана обедала по-соседству. За главным столом было весело, там уже здорово поддали.

– Целый рабочий день, – говорил Игорь Сергеевич с рюмкой в руке, аристократически держа сигару, недовольно заявил, – можно сказать, не покладая рук принимал всесоюзный парад каракатиц.

– Неужели все? – хихикая, спрашивали девицы.

– Абсолютно. В духовном отношении 100 % каракатиц, а в физическом – 96, – растягивая с удовольствием слова И.С.

– Хватит, – незло, но жестковато, – сказал Руслан, – бабы всё-таки.

– Да, – согласился И.С. – Простые русские бабы. Каждая простая русская баба в этой стране сегодня хочет стать звездой. И что самое-е-е смешное – она абсолютно права-а-а. – Девочка, – подозвалонофициантку. – Ещё один «Курант» и тартале-е-еточек побольше-е.

Ирина безумным взглядом посмотрела на Игоря Сергеевича, отвернулась и засмеялась. Голубева вернулась на кухню. Буфетчица, выдавая ей водку, взглянула на компанию и сказала Ирине, что вроде она знает её клиентов:

– Депутаты, что ли?

– Ну что ты, – едко сказала официантка. – Это люди искусства…

– Профессура ходит в консЭрваторию, – рассуждал И.С., когда Ирина, вернувшись, стала разливать водку в рюмки. Делала она это специально медленно, чтобы послушать «интеллектуальную беседу». – Кандидаты наук в «Современник». А к нам ходит быдло.

Руслан недовольно хмыкнул.

– А я кто? – спросил он. – А ты? Князь Болконский?

– И ты быдло, – согласился И.С. – И в некотором смысле-е-е я. Но мы Ермолаи Лопахины, отщепенцы своего класса. А они… ну, хорошо, не быдло. Плебс, гегемон, аграрии-и-и, тебя устроит?

– Слушаю вас и думаю, не дать ли вам в морду, уважае-е-емый Игорь Сергеевич, – Костя положил кулаки в карманы брюк и покачиваясь на каблуках, навис над И.С. – Какого х… ты морда изображаешь из себя большого знатока искусства? Ты не более чем половой в трактире, а не князь Болконский, и даже не Лопахин. Вокруг тебя дамы, тебе подаёт рюмочку, шваин розовый, молодая девушка. Ты кого хочешь поразить своим интеллектом, которого нет? – Бортнев произнёс монолог, и еле сдерживая себя, повернулся к Голубевой, попросил отнести его еду на балкон.

– Они одноклеточные, но от них зависит здесь всё. Жаль, что вам пришлось всё это слышать, но ещё обиднее, если вам предложат интересную работу, не официантки. Вам придётся встречаться с ними ежедневно.

– Я не собираюсь делать карьеру звезды шоу-бизнеса, – потупив взор, произнесла Ирина.

– Ну да, оно и видно. Спасибо. До свидания. Ещё одна заложница, – пробормотал Бортнев и пошёл мириться со «Взоровцами».

– … и видеть себя они хотят на сцене, – как ни в чём не бывало, продолжал И.С.