Взлет черного лебедя

Я повернулась к Уиллу Хьюзу.

— Это реально?

— Они настоящие. Их называют световыми сильфами, потому что они питаются светом. Но появляются они исключительно ночью. В свете дня они бы просто утонули и захлебнулись.

Сильф оторвался от своего занятия. Его рот был лиловым. Миниатюрное создание склонило головку к плечу и шевельнуло губами, но улыбка превратилась в оскал. Обнажились крошечные и острые, как иголки, зубы. А затем сильф вспорхнул и улетел.

— Почему?..

— Не переживайте, — шепнул Уилл, уводя меня в сторону. — Не вы напугали сильфа, а я. Они не слишком жалуют вампиров, но поскольку мы ведем ночной образ жизни, то стараемся друг другу на глаза не попадаться.

И он повел меня вниз по склону холма. Теперь я знала, что ночь населена зубастиками, и держалась поближе к моему спасителю — крупному зубастому экземпляру.

— Вы раньше упомянули про дар феи, — сказала я. — Но как вы догадались, что я им наделена?

— Вы — потомок Маргариты д'Арк. А она была одной из них.

Произнося слово «них», он вздрогнул. «Что может его страшить?» — изумилась я, но вспомнила еще кое-что. Ведь вампиры бессмертны. А Уилл Хьюз вроде был знаком с Винсентом Ван Гогом.

— Вы видели самую первую Маргариту?

Мы приблизились к парапету, за которым открывался вид на Генри-Гудзон-Парквей и реку. Хьюз молча прислонился к нему. Серебряный свет в его глазах померк, затем заблестел тускло, как покрывшееся патиной блюдо. После в его зрачках будто заклубились грозовые тучи. Я почувствовала, как внутри него что-то закипает — и этот ураган может обрушиться на меня.

— Да. Я любил ее и потерял. Из-за нее я такой, каким вы видите меня сейчас, в теперешние дни. — Он усмехнулся. — Ну, точнее, в теперешние ночи.

Хьюз вскочил на парапет. Если бы он раскинул руки и полетел, я бы не удивилась, но он похлопал по камню.

— Идите сюда и послушайте меня. В конце концов, это и ваша история.

— В юности я, стыдно признаться, невероятно кичился своей красотой и был пустым человеком.

Хьюз сидел лицом к реке, поэтому я видела на фоне темного неба лишь его профиль, подобный белой камее, вставленной в оникс. Я была готова простить его за тщеславие и самовлюбленность. А если он и являлся пустозвоном, столетия придали ему глубину.

— Я стал тщеславен. Многие красавицы влюблялись в меня, и отец умолял жениться и произвести на свет сына, но я не желал связывать себя с единственной женщиной, дабы не утратить любовь других. Моему отцу отчаянно не терпелось обзавестись наследником. Это был своего рода залог бессмертия. Батюшка даже нанял поэта, и тот слагал стихи с мольбами ко мне о продолжении рода. Он регулярно приходил в наш дом и наставлял меня в стихосложении, любви и в ответственности моего положения… а потом воспылал ко мне любовью.

— Погодите, — перебила я. — Звучит как-то знакомо.

Хьюз улыбнулся и продолжил.

— Поэт больше не твердил мне о моей «миссии». Теперь он твердил о том, что я должен смотреть только на него. Так через его сонеты я обрету бессмертие. Как я ни был самовлюблен, мысль пленила меня. Когда поэта отослали, я поехал за ним в Лондон и вступил в его актерскую труппу.

— Вашего поэта звали Уильям Шекспир, — сердито бросила я.

Глаза Хьюза вспыхнули недобрым светом.

— Вы уже видели мантикору, фейри, болтали с вампиром и одно упоминание о Шекспире вызывает у вас праведный гнев?

— Да! — воскликнула я. — Это как на спиритических сеансах! Какого духа ни вызовут, все они в итоге превращаются в Клеопатру или Наполеона.

— Я понял ваш намек. Может, мне в дальнейшем называть его просто поэтом, дабы ваше доверие ко мне не пострадало?

— О, делайте что хотите! — заявила я, подняв руки в оборонительном жесте. Какой смысл подвергать сомнению детали, если я поверила в главное? Кроме того, мне ужасно любопытно. И какой же он был, Уильям Шекспир?

— Одержимый. Безумный. Испытавший прикосновение феи. Порой мне казалось, что он чародей — он моментально завораживал окружающих своими речами. В нем пылало пламя, в сравнении с которым это, — Хьюз обвел рукой миллионы огней Манхеттена, — напоминает мне стайку светлячков. Как же я мог не попасть под его чары? Но вскоре я узнал, что в Лондоне у меня есть соперница.

— В столице? Не в Страдфорде-на-Эйвоне?

Хьюз насмешливо вздернул бровь. На миг передо мной предстал жестокий юноша с картины, и я пожалела девушек елизаветинских времен, которые сходили по нему с ума.

— Нет, я ничего не путаю. Женщине, пленившей его сердце, мало было иметь пышные бедра и состоятельного отца. Ей следовало вселять в поэта вдохновение — чудо преображения слов в образы.

— То есть он нуждался в музе.

— Верно. Он не раз ее именно так и называл. Загадочная темноволосая незнакомка… Никто не ведал, откуда она родом. Она редко появлялась на людях и всегда держалась в тени.

— Смуглая Дама?

— Да. По моему мнению, ей дали верное прозвище. Оно похоже на ее истинное имя — Маргарита д'Арк. [36]

36

Фамилия д'Арк произносится точно так же, как слово «dark» (в пер. с англ. — смуглый, темный).

— Что? Значит, вы эту Маргариту считаете моим предком? Но она же скрывала свое происхождение.

— Я узнал ее имя, потому что влюбился в нее. — Хьюз надолго умолк. Наконец он сделал глубокий вдох, прозвучавший так, будто порыв ветра пошевелил вереск за нашими спинами, и заговорил вновь: — А она — в меня. Уильям, конечно, был вне себя от гнева. Он сочинил стихи, в которых обвинял ее. Не сомневаюсь, все плохое, что он когда-либо писал о женщинах, родилось из его злости на Маргариту. Но она никогда не винила его в этих нападках. Она и не подумала забрать у него волшебный дар фей — чудесное зрение, которым она наделила бывшего возлюбленного. А иначе он бы не создал сцены с фейри в «Сне в летнюю ночь». А как насчет Калибана и Ариэля в «Буре»?

И мы были счастливы вместе… Но я обнаружил, что она неспроста вдохновляет Шекспира на мастерские описания фейри. Она-то была одной из них. Феей. И обладала тем, о чем мечтал я, — вечной молодостью. Я умолял ее сделать и меня бессмертным, но она отказывалась. Она хотела провести со мной жизнь, а я, в своем тщеславии, не мог смириться с мыслью о собственной старости. Она говорила мне, что я просто не осознаю, какой мукой является вечность. Мы поссорились, и она бросила меня.

По его лицу словно пробежала рябь, и он на миг отвернулся от меня. Затем Уилл Хьюз устремил взгляд на реку и застыл, как точеный камень. Он был прекрасен, но странно холоден и инертен.