Взлет и падение ДОДО
Шрифт:
– На каком диалекте?
– Ха, – без улыбки произнес он. – Лингвистический юмор. Довольно натужно, Стоукс.
Он подал мне плащ, но не отдал, когда я за ним потянулась, а мотнул головой. Давая понять, что поможет мне его надеть – обычай, куда более распространенный в Лондоне 1851-го, нежели в том времени и месте. Последовала низкопробная комедийная сценка, покуда я, стоя к Тристану спиной, силилась попасть в рукава. Псих ненормальный.
Карлтон-стрит – бедная падчерица в обширном семействе улочек и проездов возле МТИ, где гнездятся десятки биотехнологических компаний. Почти весь район превратили в стильные офисные комплексы с ландшафтными парками, мини-кампусами, архитектурными излишествами на тему двойной спирали и абстрактными стальными скульптурами. Впрочем, здание Тристановой конторы реновация пока не затронула. Оно было совершенно безликое: длинная, на весь квартал, бетонная коробка середины двадцатого века, серого цвета,
Когда мы, нагруженные бутылками с пивом и пакетами с китайской едой, подошли к стеклянным входным дверям, уже смеркалось. В сумерках почти все здания обретают своеобразную красоту, но это было редким исключением. Тристан приложил бумажник к черной пластине в стене, дверной замок щелкнул и открылся. Мы двинулись в пространстве между гудящими люминесцентными лампами и ковровым покрытием по коридору мимо глухих дверей: деревянных, засаленных возле ручек, украшенных только названиями фирм – как я догадывалась, техностартапов. У некоторых были настоящие логотипы, у некоторых – лишь хитромудрые названия печатными буквами, у одной – просто доменное имя, накарябанное на клейком листочке. Мы прошли через все здание и очутились перед дверью рядом с лестницей. На этой двери не было даже названия, лишь приклеенное синей изолентой меню из китайского ресторана, оборотной стороной наружу. На листке кто-то – наверно, сам Тристан – цветным маркером изобразил птицу. Она была нарисована в профиль: комическая, большеногая и с огромным клювом.
– Додо? – спросила я.
Тристан не ответил. Он отпирал дверь.
– Значит, угадала. Если бы я назвала неправильно, ты бы меня высмеял.
Он обернулся через плечо и с обычным непроницаемым выражением поднял одну бровь, затем толкнул дверь и потянулся к выключателю.
– У тебя дар художника-карикатуриста, – сказала я, входя следом за ним.
– Добро пожаловать в ДОДО, – произнес он.
– Департамент особых… чего?
– Кое-чего засекреченного.
Помещение было от силы десять на пятнадцать футов. В противоположных углах стояло по столу, на каждом – плоскопанельный монитор и клавиатура. По стенам расположились разномастные икейские полки – подозреваю, что Тристан вытащил их из мусорных контейнеров несколько недель назад, – и два узких высоких сейфа, в каких обычно держат оружие. На одном из них теснились военного вида сувениры, вероятно, оставшиеся от прежней карьеры Тристана. Полки были заставлены уже знакомыми мне древними книгами и артефактами. Середину комнаты занимал длинный стол. Под ним я заметила свернутый коврик для йоги с засунутой внутрь подушкой, перевязанный резиновым жгутом.
Я указала на коврик:
– И давно ты…
– На случай, если ты волнуешься, душ я принимаю в спортзале. – Тристан указал на ближайший из двух столов, тот, что стоял у двери. – Это твой.
Я тихонько ойкнула.
– У тебя здесь… есть оружие?
– Тебя это смущает? – спросил он, ставя на длинный стол пакеты с едой. – Если да, мне лучше узнать об этом заранее, поскольку…
– И какая огневая мощь, по-твоему, тебе понадобится?
– А, ты заметила сейфы? – спросил Тристан, проследив мой взгляд. – Нет.
Он набрал на ближайшем несколько цифр. Сейф пикнул, дверца открылась, и я увидела, что он снизу доверху набит документами.
– Здесь я держу самые конфиденциальные материалы.
Я повернулась к своему столу. Передо мной был плоский монитор с несколькими строчками зеленого текста на черном фоне. Мигающий курсор явно предлагал мне что-нибудь ввести.
– Где ты откопал эти компьютеры? На гаражной распродаже из тысяча девятьсот семьдесят пятого года?
– На них стоит секьюрная операционная система, о которой ты никогда не слышала. Она называется «Блестящая шапочка».
– «Блестящая шапочка».
– Да. Самая клинически параноидальная операционка в мире. Поскольку у тебя гипертрофированное чувство иронии, Стоукс, тебе, возможно, небезынтересно будет узнать, что мы купили ее у хакеров, которые особенно боялись прослушки со стороны теневых правительственных структур. Теперь они работают на нас.
– Сообщил ли им кто-нибудь об изобретении компьютерной мыши? Потому что на своем столе я ее не вижу.
– Графический пользовательский интерфейс имеет уязвимости, которыми могут воспользоваться черные хакеры. «Блестящая шапочка» защищает от подобного рода вредоносных программ, но пользовательский интерфейс… спартанский. Я помогу тебе его освоить.
На столе Тристана грудами лежали мои прежние переводы с его цветными карандашными пометками. Он перенес часть бумаг на центральный стол, а я тем временем разложила по одноразовым тарелкам китайскую еду.
Пока мы ели, Тристан прочел мои последние переводы, а потом
мы заново просмотрели все материалы за три недели и так увлеклись, что просидели всю ночь почти до рассвета.Из расшифрованных документов не удалось извлечь почти никакой полезной информации о практической методологии колдовства – а, насколько я поняла, Тристановых боссов интересовала именно она. Мы нашли несколько примеров магии, из которых смогли заключить, что именно ценили сами ведьмы и те, кто прибегал к их услугам. Выше всего котировалось то, что Тристан называл пси-про (психологические процессы – главным образом манипуляция сознанием) и способность к превращениям. Последнее считалось мощным оружием, вне зависимости от того, оборачивалась ли ведьма львицей или превращала врага в низшую форму жизни. Этому мы в качестве поклона в сторону «Монти Пайтона» присвоили название «тритон». Среднюю позицию занимало претворение одних веществ в другие и оживление неодушевленных предметов. Наименее ценились перемещения в пространстве и времени, такие как телепортация – они в кругу ведьм считались трудоемкой забавой. Почти все, что я привыкла ассоциировать с магией по множеству прочитанных в детстве и юности книг, увы, отсутствовало – например, почти не упоминалось управление стихиями. А о самой технике магических действий не было вообще ни слова.
Впрочем, мы поняли кое-что важное касательно упадка магии, и это привело нас к следующему этапу исследования.
В которой Тристан решает восстановить магию
На рассвете Тристан отвез меня домой забрать библиотеку, которая после переезда из университетского кабинета заняла значительную часть жилого пространства. Он накачивал меня кофе с круассанами, пока я не почувствовала себя в силах начать новый день, не завершив предыдущего. Потом мы вернулись в офис, и Тристан, широко улыбнувшись, вручил мне шифр к одному из сейфов. Тот был забит ксерокопиями документов, манускриптов и артефактов, которых я еще не видела.
– При твоих темпах перевода тебе это примерно на месяц.
– Я и не знала, что осталось так много.
Тристан вытаскивал документы из сейфа и раскладывал на столе.
– Стал бы я заключать с тобой контракт на полгода, будь у меня работы на тридцать дней. Там, откуда это, осталось еще значительно больше. Но теперь, когда мы набросали общую картину, дело пойдет быстрее. Ты знаешь, что искать.
– Я по-прежнему не знаю, зачем это ищу.
– Ты знаешь, что это засекречено, – проговорил он тоном почти отеческим. – Садись. Еще кофе хочешь? Бюджет у нас – кот наплакал, но я могу сгонять в «Данкин Донатс».
– ДОДО, – сказала я. – Департамент… объедения донатами?
– Ты любишь с посыпкой?
Пока он ходил за донатами, я вытащила свои словари и приступила к работе.
Если верить моим переводам, в начале Научной революции (Коперник в 1540-х и так далее) магия играла в человеческих делах весьма заметную роль, а к ведьмам в большей части общества относились с тем же почтением, что к военачальникам или жрецам-духовенству (хотя писали о них редко, поскольку их работа чаще всего была аналогом «засекреченного»). Однако к тому времени, как на смену Ренессансу пришла эпоха Просвещения, магия заметно ослабила свои позиции, особенно в образовании и управлении государством. Судя по сотням упоминаний в тексте, она слабела в эпоху Промышленной революции, сохраняя определенное влияние в кругу людей искусства и теряя его в среде натурфилософов (эти два направления, долгое время тесно связанные, как раз начали расходиться). Она была сильнее в тех обществах, где промышленность развивалась менее бурно, а также в исламских культурах – и полностью исчезла в XIX веке. Самый поздний текст был датирован июлем 1851 года. ДОДО не сумел найти ни одного более позднего упоминания магии, кроме как чего-то, что «было, но прошло».
Я перевела все ксерокопии из сейфа быстрее, чем ожидал Тристан, однако работы не убавилось. Мне начали сниться сны на мертвых языках. Курьеры на машинах без фирменных логотипов каждый день доставляли в унылое офисное здание старинные фолианты, свитки, таблички. Департамент… обработки допотопных объектов? Среди документов на английском и современных западных языках преобладали рассказы племенных старейшин в записи первых антропологов. Я переводила Тристану те из них, которые он не мог прочесть сам, а он составлял базу данных. Читатель, если ты не знаешь, что такое база данных, поверь мне на слово: объяснение не добавит моему повествованию занимательности. Если знаешь – поблагодаришь меня за то, что я избавила тебя от подробностей. Эта задача, даже при современном пользовательском интерфейсе довольно нудная, в «Блестящей шапочке» представляла собой отупляющий каторжный труд. Тристану приходилось писать небольшие программки, чтобы автоматизировать некоторые операции ввода.