Взлет и падение "красного Бонапарта". Трагическая судьба маршала Тухачевского

Ну и чем такая картинка менее логична, чем «необоснованные репрессии» с убиением невинных «политических младенцев»?

.. Самые знаменитые разведчики — как правило, и самые неудачливые из своего цеха. Потому что знаменитым разведчик становится после своего провала. А о тех, кто не проваливается, так никто никогда и не узнает.

Так и с террором. Для истории покушение становится покушением после того, как оно состоится. Взрыв в бункере Гитлера был, и он существует под своим подлинным именем. Террор начала века тоже был — и он тоже существует. Если же покушения и террор удается предотвратить, они записываются в главу о политических репрессиях и при случае используются как обвинение режиму.

Забавная иллюстрация к этому тезису появилась в одном из «ЖЖ» [40] — не то фантазия на тему Максима Калашникова, не то пересказ какого-то его текста. Пользователь Girelom пишет:

«Представьте себе, что к власти году этак в 1988-м пришел некто Мсталин. И вот лет тридцать спустя после его смерти начинают массой выходить статьи и книги о том, как жестокий тиран вел кровавые репрессии против цвета нации. Он выдвигал нелепейшие обвинения против честнейших патриотов. Он расстрелял умного и энергичного Эдуарда Шеварднадзе по сфабрикованному обвинению в том, что этот тонкий дипломат якобы готовил развал военно-промышленного комплекса страны, сдачу ее внешнеполитических позиций в угоду Америке. А еще за то, что он якобы готовился сесть во главе отделенной от Империи Грузии. Замучен в застенках Лубянки Горбачев, давший стране гласность, — по бредовому обвинению в подготовке экономической катастрофы СССР. Расстрелян честнейший коммунист Ельцин. Повесился в камере видный партийный деятель Украины Кравчук, арестованный по высосанному из пальца делу о плане развала Империи и образовании проамериканской «самостийной Украины», а также — сговоре с галицийско-львовскими националистами и подготовке раздела Черноморского флота. Погибли на Колыме умнейшие академики Арбатов и Гвишиани, молодые экономисты Чубайс и Гайдар, имевшие проекты «экономического чуда» и превращения России в богатейшую страну мира. И только его воспаленный мозг мог додуматься до обвинений в подкупах со стороны американцев и в подготовке захвата лучших сырьевых предприятий страны, по которым были повешены многие видные работники Совета Министров СССР, КГБ и Миннефтегаза. По дичайшим обвинениям в сионизме, в работе на Израиль и разложении русского народа погибли талантливый режиссер Владимир Гусинский, ученый-системотехник Борис Березовский. Были воскрешены самые мрачные времена сталинской инквизиции и государственного антисемитизма, помноженные теперь на православный мистицизм».

40

А что — не так, что ли? Ведь ничего из перечисленного не случилось, а стало быть, нет и доказательств столь злодейских планов. А значит, ничего не была, дела высосаны из пальца, всех реабилитируем, позор тирану!

Да, но как же быть с перестройкой?

… Вернемся, однако, к Юрию Жукову. По его мнению, «сторонники Троцкого и Зиновьева стремятся к консолидации, к созданию уже не невозможной в существующих условиях фракции, а вполне самостоятельной партии… Если новая партия и не возникнет, то у троцкистов и зиновьевцев все же достанет влияния для того, чтобы скрытно выдвинуть собственных кандидатов в депутаты… и получить тем самым трибуну для свободного выражения своих политических взглядов. В этом и таилась опасность для сталинской группы реформаторов».

Если бы речь шла о Зюганове с Явлинским — бесспорно, так оно и есть. Но в оппозиции 30-х годов состояли не те люди. Если бы опасность для сталинской группы реформаторов таилась именно в этом, то она с удовольствием бы предоставила троцкистам открытую трибуну и наблюдала, как их с этой трибуны вывозят на мусорных тачках, вместе с их призывами к новой войне и мировой революции. Только ведь жить начали!

Но если учесть конкретику времени, видно, что опасность несколько иная — а именно, что «группу реформаторов» станут попросту мочить, как предателей дела революции. Так что давайте будем читать внутренние документы НКВД и доклады чекистов правительству буквально, не считая их «далекими от действительности», — это то, что вполне могло иметь место в то время, в тех условиях и с тем контингентом…

Итак, что конкретно происходило. Началась новая серия арестов — массовыми их не назовешь, отнюдь. Работа велась явно целенаправленно, поскольку к 1 апреля 1936 года было арестовано всего 508 «тайных оппозиционеров» (кстати, у одного из них нашли архив Троцкого). Их решили отправить в лагеря, присоединив к ним 308 человек, исключенных из партии за принадлежность к троцкизму. (Сами цифры, небольшие и не круглые, показывают, что работа велась с разбором. С каким разбором, становится ясно, если знать, что при последней чистке из партии было исключено 306 тысяч человек.)

Вот что пишет по этому поводу Вышинский в записке Сталину:

«Считаю необходимым всех троцкистов, находящихся в ссылке, ведущих активную работу, отправить в дальние лагеря постановлением Особого совещания при НКВД после рассмотрения каждого конкретного дела… С моей стороны нет также возражений против передачи дел о троцкистах, уличенных в причастности к террору, то есть к подготовке террористических актов, в Военную коллегию Верховного суда Союза, с применением к ним закона от 1 декабря 1934 г. и высшей меры наказания — расстрела…»

Как видим, пока что о политических репрессиях речи нет. Все строго в рамках закона. В Уголовном кодексе существует статья 58, а у нее пункт 10 — «контрреволюционная агитация и пропаганда», по которому любого троцкиста, ведущего активную работу, можно отправить в лагерь — что и было сделано. За инакомыслие никто никого не преследовал, за «кухонные» разговоры в кругу семьи — тоже, это начнется, когда население сообразит, как именно можно использовать НКВД в семейных разборках.

19 июня на рассмотрение Политбюро были представлены списки тех, кому можно предъявить обвинение в терроризме. Совсем немного — всего 82 человека. НКВД действовал строго под контролем прокуратуры, поскольку список представили Ягода и Вышинский. А еще было предложено провести повторный процесс по делу Зиновьева и Каменева, которые уже находились в заключении. Ну, и с какого перепугу вытаскивать их из тюрьмы, где они так прочно сидят?

Ю. Жуков предполагает: «Это должно было еще раз продемонстрировать решительный и окончательный отказ от старого курса, который ориентировался прежде всего на мировую революцию, для Лондона и Парижа связывался с… экспортом революции, что для всех олицетворялось двумя именами — Троцкого и Зиновьева».

И здесь снова — приоритет политики над правом. Ведь о чем речь? О том, что Сталин пошел на репрессии, чтобы что-то доказать Парижу и Лондону, а не потому, что для этого были какие-то основания. То есть утверждается, что репрессии 1936 года, которые жестко контролировались Политбюро и прокуратурой, являлись если и обоснованными, то незаконными. Странно это: Сталин был человеком последовательным, и уж коль скоро он начал строить правовое государство, то не стал бы с первых шагов показывать пример нарушения закона — тем более в ситуации, когда органы одичали после двадцати лет «революционной законности». В совсем уж крайнем случае придумал бы что-нибудь другое — как с Троцким. В конце концов, почему бы гражданину Зиновьеву и не повеситься в камере?

Учитывая время и обстановку в стране, версий может быть лишь две. Либо чекисты обнаружили что-то совсем уж экстраординарное, ради чего стоило вытаскивать из тюрем уже поверженных вождей оппозиции. Либо заговорщики в НКВД использовали их в качестве «дымовой завесы», чтобы отвести удар от своих реальных соратников, как это уже делалось в «кремлевском деле», а возможно, и в деле об убийстве Кирова.

Пойдем дальше. 29 июля 1936 года появилось так называемое «Закрытое письмо», на самом деле ничуть не являвшееся таковым, поскольку предназначалось всем членам партии. Там говорилось, что НКВД было раскрыто несколько террористических групп в разных городах страны, что ими руководил некий «троцкистско-зиновьевский блок». Задачей групп было одновременное убийство руководителей партии в разных регионах, что вызвало бы панику в стране и позволило членам блока и Троцкому захватить власть.

Заканчивалось письмо призывом к борьбе с врагами партии и рабочего класса и к большевистской революционной бдительности.

(А вот это зря сказали!)

Зиновьев и Каменев стали основными фигурами на состоявшемся летом «Процессе 16-ти». Первая группа подсудимых включала одиннадцать старых большевиков, участвовавших в 1926–1927 годах в «объединенном оппозиционном блоке». Вторая — пятерых эмигрантов, молодых членов германской компартии. Пятнадцать подсудимых получили смертные приговоры.

Общественность и пресса всего мира ломали головы над тем, как относиться к процессам, строили всевозможные догадки по поводу того, чем они вызваны, как их понимать, что за ними стоит. Диапазон оценок располагался по всей 180-градусной шкале. Троцкий, само собой, назвал процесс «величайшей фальшивкой в политической истории мира». А самое простое толкование происходящему дала итальянская фашистская газета «Мессаджеро»: «Старая гвардия Ленина расстреляна… Сталин был реалистом, и то, что его противники считали изменой идеалу, было только необходимой и неминуемой уступкой логике и жизни… Абстрактной программе всеобщей революции он противопоставляет пятилетку, создание армии, экономику, которая не отрицает индивидуума… Это было неминуемо — полиция вскрыла заговор и действовала с силой, требуемой общественной безопасностью».