Взлет и падение третьего рейха (Том 1)
Шрифт:
Вернувшись в Лондон вечером 16 сентября, Чемберлен собрал своих министров, чтобы ознакомить их с требованиями Гитлера. Из Праги был вызван лорд Ренсимен, рекомендации которого хотел услышать кабинет. Рекомендации эти были удивительными. В своем стремлении умиротворить Германию Ренсимен пошел даже дальше Гитлера. Он выступал за передачу Судетской области Германии без плебисцита. Он горячо рекомендовал пресекать легальными методами любые антигерманские выступления в Чехословакии "со стороны партий или отдельных лиц". Он настаивал, что Чехословакия, даже лишившись горных преград и укреплений и, следовательно, оказавшись беззащитной перед Германией, тем не менее должна "так строить свою внешнюю политику, чтобы дать гарантии соседям, что она ни при каких обстоятельствах не нападет на них и не предпримет других агрессивных действий в соответствии с условиями договоров с другими государствами". Несмотря на то что мысль Ренсимена о возможном нападении
Премьер Даладье и его министр иностранных дел Жорж Бонне прибыли 18 сентября в Лондон для консультаций с британским кабинетом. Никому и в голову не пришло пригласить представителей Чехословакии. И англичане, и французы хотели любой ценой избежать войны, поэтому очень быстро договорились о совместных требованиях, которые предстояло принять Чехословакии. Все территории, население которых более чем на 50 процентов состояло из судетских немцев, отходили к Германии "для поддержания мира и охраны жизненных интересов Чехословакии". В свою очередь Англия и Франция выражали согласие объединиться для "международной гарантии новых границ... на случай неспровоцированной агрессии". Этой гарантии предназначалось заменить договоры о взаимопомощи, которые Чехословакия имела с Францией и Россией. Для французов это был чудесный выход из создавшегося положения. Под руководством Бонне, который, как показал дальнейший ход событий, в умиротворении Гитлера стремился перещеголять Чемберлена, они ухватились за такое решение. А потом было много лицемерных слов:
"Правительства Англии и Франции, как было сообщено в официальной ноте, понимают, насколько велика жертва, которую должно принести правительство Чехословакии во имя мира. Однако, поскольку дело это является общим для всей Европы и для Чехословакии, они считают своим долгом открыто изложить требования, необходимые для сохранения мира".
Они очень торопились. Немецкий диктатор ждать не мог. "Премьер-министр должен возобновить переговоры с герром Гитлером не позднее среды (22 сентября), а если возможно, и раньше. Убедительно просим Вас ответить как можно скорее".
Итак, в полдень 19 сентября английский и французский послы в Праге вручили англо-французские предложения чешскому правительству. Предложения эти были отвергнуты на следующий день. При этом пророчески объяснялось, что принятие таких условий поставит Чехословакию "рано или поздно в полную зависимость от Германии". После напоминания Франции о ее договорных обязательствах и о последствиях, с которыми она столкнется в случае, если Чехословакия примет требования, следовало предложение передать судетский вопрос в арбитраж в соответствии с германско-чеш-ским договором от 16 октября 1925 года {Надо отметить, что ни английское, ни французское правительство не опубликовали текста этой чешской ноты при обнародовании документов, оправдывающих политику, приведшую их к Мюнхену.
– Прим. авт.}.
Но ни англичане, ни французы не хотели, чтобы от соблюдения каких-то договоров зависел избранный ими путь. Как только нота протеста была вручена послам в Праге (в 5 часов вечера 20-го числа), английский посол Ньютон предупредил министра иностранных дел Чехословакии доктора Камила Крофту, что если чешское правительство будет настаивать на своем отказе, то правительство Великобритании потеряет всякий интерес к дальнейшей судьбе республики. Французский посол де Лакруа от имени своего правительства поддержал это заявление.
В Лондоне и Париже при получении чешских нот протеста особого удовольствия не испытали. Чемберлен созвал заседание своего кабинета и установил постоянную телефонную связь с Парижем для консультаций с Даладье и Бонне в течение всего вечера. Договорились, что оба правительства усилят нажим на правительство Чехословакии. Чехам нужно сказать, что если они будут упорствовать, то на помощь со стороны Англии и Франции могут не рассчитывать.
К этому времени президент Бенеш понял, что его предают те, кого он считал своими друзьями. Он предпринял последнюю попытку выяснить отношения хотя бы с Францией. Чуть позднее, в 8 часов утра 20 сентября, он потребовал, чтобы доктор Крофта поставил перед Лакруа жизненно
важный вопрос: намерена Франция выполнить свои союзнические обязательства перед Чехословакией в случае нападения на нее Германии или нет? В 2 часа 15 минут 21 сентября Ньютон и де Лакруа подняли президента Бенеша с постели. Они убедили его отозвать свою ноту протеста, заявляя при этом, что если англо-французские предложения не будут приняты Чехословакией, то в случае нападения на нее Германии она будет противостоять ей в одиночку. Президент попросил французского посла изложить это в письменном виде. Вероятно, он сдался еще раньше, но действовал с оглядкой на историю {Предательство Бонне очевидно. Между прочим он пытался убедить кабинеты Англии и Франции в том, что чехословацкое правительство якобы хочет, чтобы Франция заявила о своем нежелании сражаться за Чехословакию, - тогда у последней появится предлог для капитуляции. (См. Уилер-Беннет. Мюнхен; Рипка Г. Мюнхен: до и после; Пертинакс. Могильщики Франции.) - Прим. авт.}.Весь следующий день Бенеш ходил разбитый. Он не спал всю ночь; на его глазах совершилось предательство, разыгралась катастрофа. Он созвал свой кабинет, лидеров политических партий и командование армии. Они проявили стойкость перед лицом опасности, но пали духом, узнав о предательстве друзей и союзников. А что же Россия? Именно в этот день советский наркоминдел Литвинов выступал в Женеве с речью, в которой заявил, что Россия намерена соблюдать свои обязательства в отношении Чехословакии. Бенеш вызвал русского посла в Праге, и тот подтвердил все сказанное народным комиссаром по иностранным делам. В Чехословакии с сожалением констатировали, что Россия сможет прийти на помощь только в том случае, если так же поступит и Франция. А Франция их предала {26 апреля 1938 года Председатель Президиума Верховного Совета СССР, изложив формулировку договора, определяющую условия, при которых СССР и Чехословакия были обязаны оказывать помощь друг другу, сделал следующее важное заявление:
"Разумеется, пакт не запрещает каждой из сторон прийти на помощь, не дожидаясь Франции" (Калинин М. О международном положении. М., 1938, с. 14). В сложившейся конкретной ситуации требовалось официальное обращение правительства Чехословакии к правительству СССР с просьбой об оказании такой помощи. Однако правительство Бенеша предпочло капитулировать.
– Прим. тит. ред.}.
Поздно вечером 21 сентября правительство Чехословакии капитулировало и приняло англо-французские условия. "У нас не было иного выхода, так как мы остались одни", - с горечью отмечалось в правительственном коммюнике по этому поводу. Бенеш в частном порядке объяснял это проще: "Нас подло предали". На следующий день кабинет подал в отставку. Генерал Ян Сыровы, генеральный инспектор армии, стал главой нового "правительства национального единства".
Чемберлен в Годесберге: 22-23 сентября
Хотя Чемберлен и предоставил Гитлеру все, о чем тот просил во время встречи в Берхтесгадене, тем не менее во время встречи, состоявшейся 22 сентября в небольшом рейнском городке Годесберг, оба чувствовали себя неловко. Германский поверенный в делах, проводив Чемберлена в лондонском аэропорту, направил в Берлин срочную телеграмму: "Чемберлен и сопровождающие его лица вылетели в Берлин с чувством глубокого беспокойства. Несомненно, оппозиция политике Чемберлена в стране нарастает".
Гитлер заметно нервничал. Утром 22-го я завтракал на террасе гостиницы "Дризен", где должна была состояться встреча. Гитлер прошел мимо. Он направлялся на берег, чтобы взглянуть на свою яхту. Мне показалось, что у него тик. Через каждые несколько шагов у него странно подергивалось правое плечо и одновременно дергалась левая нога. Под глазами залегли неестественные синие круги. Похоже (об этом записано в моем дневнике), он находился на грани нервного срыва. "Teppichfresser", - пробормотал мой сосед-немец, редактор одной из газет, человек, втайне ненавидевший нацизм. Он объяснил, что события, разворачивающиеся вокруг Чехословакии, довели Гитлера до маниакального состояния, что за предшествующие несколько дней он не единожды терял контроль над собой, падал на пол и грыз угол ковра, отсюда и прозвище - Ковроед. Накануне вечером я беседовал в "Дризене" с некоторыми партийными функционерами и слышал, как фюрера называли этим прозвищем шепотом, конечно.
Несмотря на опасение по поводу оппозиции проводимой им политике у себя на родине, в Годесберге Чемберлен пребывал в прекрасном настроении. Он проследовал по улицам, украшенным не только свастиками, но и британскими флагами, в свою резиденцию - гостиницу "Петерсхоф", расположенную на вершине горы Петерсберг на правом берегу Рейна и похожую на замок. Он приехал, чтобы удовлетворить все просьбы Гитлера, высказанные в Берхтесгадене, и даже больше. Оставалось договориться только о деталях. Для этой цели Чемберлен привез с собой сэра Горация Вильсона, Уильяма Стрэнга, эксперта министерства иностранных дел по Восточной Европе, сэра Уильяма Малкина, главу юридической службы министерства иностранных дел.