Взмах чёрного крыла. Часть 1. Своевольная наложница
Шрифт:
В окно ударил порыв ветра, я вздрогнула от неожиданности, прижав руку к груди, где под туникой висел амулет. Приблизившись к окну, отодвинула занавеску, выглядывая на улицу. Город спал, свет уличных фонарей освещал совершенно пустынную дорогу и тротуар. Праздничная иллюминация украшала дома. Снег вился, гонимый порывистым ветром, на деревьях никого не было, и это меня успокоило. Мне вспомнился сон, который оказался вещим. На кладбище будет стоять обелиск с именем моего брата, будет падать снег на белые лилии, которые мама уже заказала.
Как и обещали метеорологи, шёл снег. Ледяной ветер пронизывал
Мужчина приближался, а я всё больше напрягалась, прижимаясь к маме. У меня разыгралось воображение, но вдруг я сквозь завесу снега за спиной незнакомца увидела сгущающуюся тьму. Она, словно живая, распахнула огромные крылья, а глаза незнакомца полыхнули расплавленным золотом. Неожиданное карканье раздалось над головой. Я чуть не подпрыгнула на месте, поднимая лицо. Вороны большой стаей стали приземляться на надгробья. Я встретилась с взглядом чёрных бусинок. Вороны так же окружили людей, как в моём сне. Страшное зрелище.
Стоило мне отвлечься на птиц, как я не успела заметить, куда пропал незнакомец. Он словно сквозь землю провалился. Я поискала его глазами, пока мама не окликнула меня, требуя быть внимательной и почтительно слушать пастора. Я кивнула ей, но всё же оглянулась туда, где в последний раз мне померещился мужчина, но вместо него увидела двух странных типов: буддийского монаха в оранжевом одеянии, какими их показывают по телевизору, и индейца в головном уборе из перьев. Они стояли на главной дорожке кладбища: монах – в молитвенной позе, индеец же обозревал просторы каменных надгробий с гордым видом, скрестив руки на груди.
Я моргнула, протёрла глаза. Снег мешал в деталях рассмотреть эту экзотическую парочку, которой, казалось бы, метель не была помехой, да и холод нипочём, и это при том, что они были достаточно легко одеты для декабря. Неожиданно монах открыл глаза, точно глядя на меня. Я даже опешила и смутилась. Не ожидала, что они заметят мой к ним интерес. Индеец тоже повернул голову в мою сторону, и тут же раздался крик воронья. Птицы взмыли вверх и закружили над головами, напугав людей, собравшихся проводить Мина в последний путь. Даже пастор вздрогнул, прервав свою речь на миг.
– Жуть какая, – услышала я шёпот одной из соседок. – Столько птиц развелось. Как в старом фильме ужасов, помните?
– Да, он так и назывался: «Птицы».
– Думаете?
Я перестала прислушиваться к женщинам, так как на моих глазах монах и индеец бросились за улетающей в сторону города стаей птиц и скрылись среди надгробий.
– Что
за бред? – пробормотала я, когда не увидела больше ни птиц, ни странных типов. Неужели показалось? Озираясь по сторонам, отметила, что кладбище пустое, мы единственные, у кого сегодня были похороны.– Кто-то хочет сказать прощальную речь? – спросил пастор, но все промолчали. Я не осуждала никого, так как напряжение витало в воздухе. Всем хотелось поскорее сбежать от холода в тёплые дома, поближе к камину.
– Тогда на этом закончим, – пастор захлопнул библию, подошёл к нам, произнёс несколько ободряющих слов, напомнив, чтобы в воскресенье обязательно были на службе.
Потом попрощались все остальные, у каждого нашлась пара добрых слов. Мама благодарила за поддержку. А я лишь автоматически говорила: «Спасибо, что пришли. До свидания», продолжая оглядывать кладбище. Снежная завеса скрывала очертания окружающих предметов на расстоянии десяти метров. Вереница людей в чёрных одеждах шла к выходу по главной дорожке. Я помогла маме идти, чтобы не задерживать автобус.
– Мама, а ты не знаешь, есть ли в нашем городе буддисты? – решила я уточнить у неё, может, я чего-то не знаю о своём родном городе. Возможно, что из-за бессонницы мне стало мерещиться. Появление индейца ещё как-то можно было объяснить близостью резервации. Я сама часто бывала на их ярмарках. Амулет там и приобрела, и видела не раз индейцев в национальных нарядах, а вот бритоголовых монахов ещё нет.
– Не слышала, а что? Ты же не собралась менять веру? – забеспокоилась мама, крепко хватая меня за руку.
– Да нет, просто показалось, что видела буддиста, – пришлось её успокоить.
Мама смерила меня подозрительным взглядом, затем тяжело вздохнула.
– Тина, я понимаю, что потеря брата – это тяжело, но у тебя осталась я. Живи ради меня.
Я недоумённо на неё воззрилась.
– Я не собираюсь умирать, мама. Ты чего такое говоришь?
– Мне сказали, что в твоём возрасте суицид часто распространённое явление. А брата ты любила, и мне кажется больше, чем меня.
– Мама, да что ты такое говоришь! – возмутилась я, обнимая её за плечи и проклиная свалившегося на нашу голову непонятного азиата, который явно что-то с ней сделал. Откуда иначе в её голове такие глупости? – Я люблю тебя! И, конечно же, люблю Мина, вы же моя семья!
– Вот именно семья, и не забывай этого, – проворчала в ответ она.
До самого вечера к нам шли люди. Я устала постоянно находиться на кухне: готовить чай и раскладывать печенье.
К вечеру, после ухода последнего посетителя у меня было только одно желание – поскорее лечь спать. Но надо было вымыть посуду и прибраться на кухне.
– Тина, давай закажем еду, – внезапно предложила мама.
Я оглянулась, поражаясь её спокойствию. Это было ненормально. На её глазах столько всего неординарного произошло, а она ведёт себя как ни в чём не бывало, словно ничего не помнит.
Я решила, что из дома точно ни ногой. Странные события, странные похороны, странно ведущая себя мама. Моя психика больше не выдержит, если случится ещё что-то из ряда вон выходящее.
Я заказала для нас ужин, а после наспех проглоченной пиццы сбежала в спальню, где долго рассказывала Миранде, что со мной сегодня приключилось.
– Тина, ты уверена, что с тобой всё хорошо? – неожиданно спросила у меня подруга. – Ты меня пугаешь своими рассказами.
– Да, я в порядке, – заверила я её.