Взмах крыльев

Таня, успокоенная светом, тихо хныкала, утирая слезы, потом уснула.

Бешеный не переставал стучать, и когда во мне любопытство победило страх и я вышел из комнаты, то увидел, что весь коридор был заполнен служителями, служанками и больными; стоя в отдалении от курительной плотной толпою, они жестикулировали и гудели.

Высокий и тонкий легочный больной, которого звали Эверестом Максимычем, возмущенным голосом говорил отцу:

– Это бесчеловечно! Как хотите, это бесчеловечно!.. Его отравить нужно, и больше ничего. Поставьте ему мышьяку на окошко.

Отец недоумело разводил руками и отрицательно качал головой.

Видно было, что бешеному безысходно надоело сидеть взаперти. Собрав свою огромную силу, полустянутую горячечной рубахой, ритмически и неослабно он ударялся всем телом в толстую дверь. После каждого удара он рычал глухо и злобно, отбегал к стене и снова всем телом с разгона бросался к двери.

И дверь трещала. Расшатанные петли ее визжали и хлюпали, середина ее уже коробилась и выступала в коридор, и только крепкий двойной замок еще держался.

– А-га-га-га!
– хрипло кричал бешеный. И жутко было всем от этого крика.

– А ведь он сорвет, пожалуй, двери?
– пугливо отступая к порогу своей палаты, говорил Эверест моему отцу.

– Наказание какое-то!
– махнул рукою отец.
– Дураку пришла фантазия принять бешеного, а я за него отдувайся.

– Ну, а вы все-таки как думаете, сорвет или не сорвет?
– не отставал Эверест.

– Должен же он когда-нибудь устать?
– сердито отозвался отец.

Давыд и Кузьма, ругая один другого, подперли дверь плечами, но через четверть часа они запросили смены, а бешеный был неутомим, его стуки стали еще страшнее, торжествующий хриплый крик еще зловещей.

Скоро кто-то заметил, что у него свободна правая рука, толстый холст рубахи он, должно быть, разгрыз острыми зубами, и теперь эта мускулистая, волосатая рука могуче потрясала изнутри дверь за медную скобку.

Дверь дрожала, как осока под ветром. Стало ясно всем, что сейчас он навалится на нее и сорвет с петель.

Кузьма Гнедых опрометью бросился в другие отделения за служителями; отец искал в кладовой веревок, больные захлопывали двери своих палат.

Я стоял, готовый каждый момент убежать к себе в комнаты и запереться на ключ.

И вдруг случилось нечто героическое и простое, как всякий героизм.

У нас в 8-й палате лежал худосочный семнадцатилетний парень Гаврюшка. Так как была у него болезнь почек, то звали его в отделении Гаврюшкой "с почками". Лечился он от своей болезни какими-то водами в синих сифонах.

Когда все разбежались от дверей курительной, я увидел Гаврюшку с сифоном, поспешно идущего к этим самым дверям.

Он остановился перед окошком и хладнокровно направил свежую струю воды на голую руку бешеного.

И вышло то, чего никто не ждал. Бешеный завыл, как собака, в которую попали камнем, и бросился в дальний угол. Прекратились стуки, торжествующий рев сменился жалким плачем.

Плохонький Гаврюшка победил. Что потом было - месть? ликование?
– я не могу точно сказать, но изо всех палат высыпали больные с оловянными кружками, со стаканами, с чашками воды. Все вспомнили вдруг, что бешенство водобоязнь. Всякому хотелось плеснуть водою туда, в страшное, маленькое окошко курительной комнаты. Кто-то вытащил из кладовой старый гидропульт и прилаживал к окошку его длинную кишку, а кругом все смеялись.

Побежденный бешеный жалобно кричал, как большая хищная птица, гонимая стаей ласточек.

И мне сделалось его жаль и хотелось, чтобы снова поднялся он, несокрушимый и дикий, и начал трясти двери.

К утру он умер.

Когда его выносили, в коридоре вдоль его пути выстроилось все отделение.

Длинный, высоколобый, чернобородый, он лежал на носилках, сухой и прямой, как убитый ястреб. И на него, мертвого, все кругом смотрели большими, пугливыми глазами, точно боялись, что вот он сейчас очнется и встанет.

Мне вспомнилось то, что я видел на границе между явью и сном: черное безбрежное озеро, черный воздух над ним и видимо-невидимо белых чаек.

Сверкающими, легкими крыльями они разрезали черный воздух и испуганно кричали.

Когда они пролетали мимо меня, косясь назад красными от ужаса глазами, я видел, что они боялись не черного воздуха, не черного озера, не безбрежного простора, - они боялись сильного взмаха своих собственных легких крыльев.

1904 г.

ПРИМЕЧАНИЯ

Взмах крыльев. Впервые напечатано в "Журнале для всех" № 9 за 1904 год. Вошло в первый том собрания сочинений изд. "Мысль" с датой: "Февраль 1904 г.". В собрании сочинений изд. "Художественная литература" (1955-1956 гг.) автор дал "Взмаху крыльев" подзаголовок: "Стихотворение в прозе".

H.M.Любимов