Взорвать Манхэттен

– Это ты меня такой сделал! – поощряет она.

Пришла пора отпустить какую-либо нейтральную шутку, окончательно сближающую нас.

– Лучшие годы я провел в браке, а лучшие минуты вне него, - доверяюсь я.

– А мои лучшие минуты – только с тобой! – косится она насмешливым глазом. Уже одетая, в дверях, добавляет: - С раздумьями советую не медлить.

Я глубокомысленно киваю, глядя на закрывающуюся дверь. Похоже, мне придется в очередной раз влезать в авантюру, отпахивающую мерзким душком смертоубийства. Но что делать, если к этому меня подводит сама жизнь и ее логика. Если Пратт исчезнет, Алиса, думаю, будет надежным и послушным партнером. Так мне, по крайней мере, кажется, пускай это выглядит парадоксально. Парадоксально и другое: я действительно был бы не против заполучить от нее ребенка. Почему нет? Как мать она идеальна, я знаю, сколько времени и неподдельной ласки она тратит на своего сына. Наверняка это видит и Пратт, а потому боготворит ее, старый дуралей. Ее покладистость и терпимость к его похождениям на стороне, также влияют весьма положительно на их отношения. А потому, если его тем или иным образом укокошат, едва ли Алису посчитают заинтересованной стороной. У меня в какой-то степени полицейская психология, но, будь я на месте сыщика, едва ли смог заподозрить ее в преступных намерениях.

Может, и моя женушка замышляет что-либо подобное? Кто знает… Мне очень неприятны ее симпатии к этому дебилу-охраннику, и если между ними и впрямь возникла связь, это способно черт ведает, к чему привести!

Как бы ни было омерзительно, обстоятельства их общения придется выяснить, поручив это главе службы моей безопасности Ричарду. Сегодня его стоит навестить. А заодно посмотреть, как отремонтировали помещения в особняке Совета.

Бренчит телефон. Ненавижу телефоны. Каждый звонок – это напоминание о каких-нибудь обязательствах и всяческие просьбы, которым несть числа.

Это жена. Говорит, что живот у Патрика явно разбух, и он не какает уже вторые сутки. Телефон ветеринара занят. Может, сделать ему клизму?

– Кому?! – взрываюсь я. – Ветеринару, телефону или коту?!. Без меня вы не можете решить ничего!

Жена злобно брякает трубку, и разговор прерывается.

Я постепенно остываю. Я сорвался на Барбару, хотя причина срыва, - волнение о Патрике. Не какал уже вторые сутки… Это меня всерьез начинает заботить.

Я набираю номер ветеринара и - о, чудо!
– сразу же дозваниваюсь. Торжественным тоном тот сообщает, что немедленно выезжает ко мне, вернее, к коту, и у меня маленько отлегает от сердца.

Звоню жене в предвкушении, что нарвусь на ее разобиженную отчужденность. Услышав ее голос, кратко заявляю:

– Врач выехал.

– А Патрик обделался! – со стесненным смешком заявляет она, а после хихикает совсем уже откровенно. – Как ты разорался, так и его прорвало, будто тебя услышал!

Я тоже не сдерживаю нервного смешка.

– Позвони коновалу, отмени вызов, - говорю добродушно. – Лишний счет нам ни к чему.

– У тебя это лучше выходит, - словно опомнившись, заявляет она высокомерным тоном.

Я нажимаю кнопку отбоя, но телефон вновь верещит, подпрыгивая в пальцах и пугая меня до колик.

На сей раз звонит секретарша Большого Босса. Услышав ее голос, я сразу же вспоминаю туго обтянутую юбчонкой попку, скрывающуюся в дверях приемной. Ах, если бы девчонка оказалась здесь, рядом с разобранной постелью…

Я с удивлением обнаруживаю явный прилив сил. Увы, напрасный. Для того, чтобы это создание очутилось в данном номере, потребуются известные затраты времени, эмоций и денег. Финальный процесс надо долго и нудно готовить. Хотя, если попросить Большого Босса срочно направить ее сюда, всучив ей пакет с какой-нибудь макулатурой из мусорной корзины, дельце можно провернуть в два счета. Большой Босс, конечно же, пойдет у меня на поводу, но, с другой стороны, представляю его гнусную ухмылочку и вообще разные соображения по поводу моей личности…

Жаль, что ушла Алиса… Хотя с ней бы уже вряд ли вышло что-либо толковое, а вот с секретаршей, конечно, наверняка!..

– …Роланд Эверхарт, - доносится до меня.

Кто? А, племянник, доходит не без труда. То бишь, не племянник, а… кто он мне? Условный родственник. Вот же еще напасть…

– Он в Вашингтоне, - докладывает между тем вожделенная секретарша, не зная, что в сей момент я мысленно укладываю ее на смятые, пахнущие телом Алисы простыни.

– Устройте его в отель, - буркаю я. – Возвращусь через день, два, пусть пока отдыхает.

– Хорошо, сэр… Хотя нет, подождите…

Секретарша выслушивает какие-то указания, а затем сообщает:

– У него некоторые проблемы с документами, лучше, если он побудет у вас в доме.

Этого мне не хватало! Я наливаюсь раздражением, но, вспоминая обещание, данное Большому Боссу, беру себя в руки.

– Ладно, везите его, куда хотите…

Приходится звонить жене, дабы предупредить ее о незваном госте. Трубку снимает дочь. Это даже лучше, поскольку реакция жены непредсказуема. Она может обрадоваться внезапно обретенному племяннику, - именно так его надо представить!
– а может и вспылить: визиты без приглашения ей были всегда не по нраву. А тут не только зову в дом кого попало, но еще и обустраиваю на ночлег.

Дочь Нина, как и ожидалось, воспринимает мое сообщение с совершенным равнодушием. Это ее не касается, что самое для нее главное. Некоторая досада в ее тоне все же присутствует: ведь ей надо встать, оторваться от компьютера, подойти к маме и изложить все, изложенное мной. Работа, как же!

Я вновь смотрю на постель, оскверненную смертным грехом, и начинаю одеваться.

Следующая моя цель – сенатор Мартин Брайс. На сей раз это встреча сугубо деловая. Хотя наше праздное рандеву с Алисой, как оказалось, несло в себе значительный практический элемент. Имею в виду разговор о Пратте, подразумевающий злодеяние, передел собственности и бизнеса.

У сенатора свой офис в Нью-Йорке. В трех блоках от моего отеля.

Когда я вхожу в его кабинет, он в одиночестве сидит за столом, встречая меня улыбкой. Затем порывисто поднимается и, протягивая мне руку, неторопливо идет навстречу. Он всегда встречает меня и всех очень радушно, постоянно крайне приветлив и внимателен. Что селит во мне сомнения. Я опасаюсь таких людей. Нельзя привечать всех столь искренне. Это удел людей насквозь лживых, либо патологически трусливых. Ни тем, ни другим довериться нельзя.

Впрочем, я не собираюсь доверяться елейному коррупционеру. Отношения с ним предельно просты. Он знает о возможностях Совета, способного, случись что, стереть его в пыль; он мечтает когда-нибудь войти в него, и чутко реагирует на все мои просьбы, подкрепляемые весомыми подачками. Иной раз, и это стоит ему, чувствуется, немалого усилия, он отказывается от вознаграждения, намекая, однако, что пора бы ввести его в круг избранных. Я туманно обещаю. Зная, что там ему не бывать. В нем нет законченности и силы. Он суетлив и аморфен. Он – не нашей породы. И, попади в круг, долго там не продержится. Даже Билл Гейтс со всеми его миллиардами не может войти к нам, в синклит устоявшейся аристократии. А этот дурашка и не ведает, в какую стаю стремится. Кусок говядины волкам не партнер.

Люди подобного сорта вызывают во мне ироническое недоумение. Они полагают, что усажены в чиновные кресла благодаря своей исключительности, а не расчету со стороны; они верят в свою значимость и самостоятельность; они упиваются возможностями что-либо решать и приближенностью к высшей власти, объективно рассматривающей их, как полезных насекомых. Это относится не только к нашим сенаторам и прочим функционерам, но и к лидерам разного типа стран. Хотя, с другой стороны, порою марионетки обретают инициативу и восстают против кукловодов. Мы выпестовали сотни мусульманских экстремистов, дабы опереться на них в дальнейшем, и к чему это привело? К тому, что оружие обратилось против своего создателя. Оказывая нам услуги, они тренировались, отрабатывая приемы будущей войны с нами. Другое дело, что устремления противника порой можно обратить против него. События одиннадцатого сентября – яркий тому пример.