Взрослые люди (сборник)

Через час Кирилл, неподвижно сидевший на стуле, подал голос:

– Я пойду такси поймаю, ладно?

– Ладно, ладно, – хором сказали Даша и Слава.

Странное дело, Славе всегда казалось, что у Даши несметная куча шмоток, туфель и косметики, а вот смотри ты – один не слишком большой чемодан, и всё. Все пожитки, как говорила бабушка. Славе стало ее жалко. Он взял со стола айпад и положил в чемодан, сверху ее свитерков и брючек.

– Спасибо, не надо, – шепотом сказала она.

– Да бери, чего там… – сказал он.

Они сидели на диване перед закрытым чемоданом.

Даша взяла мобильник, набрала номер. Там был приятный женский голос:

– Аппарат абонента выключен или находится вне действия сети.

– Ладно, забыли, – сказал Слава. – Только давай договоримся, что это самый последний раз.

– Давай ты не будешь мне ставить условия, – сказала Даша. Она раскрыла чемодан, достала айпад и положила на место.

Засыпая, Слава вдруг вспомнил о своей способности предсказывать события и удивился, что в этот раз не сработало. Ни когда шел домой, ни даже когда увидел смущенного Кирилла и Дашу в халате на голое тело.

Но потом понял: а чего предсказывать, если ничего не случилось?

деньги, как и водка Идеалист

– Мне были нужны деньги, – сказал мой приятель.

– Деньги всем нужны, – ответил я.

– Да. То есть нет! Мне они были по-другому нужны. Не чтобы выжить и не на что-то срочное. Мне нужен был постоянный источник дохода.

«Я мечтал жить свободно. Не колотиться из-за копейки. У меня были кое-какие занятные идеи в области экономической теории. Я думал: было бы у меня, скажем, двести пятьдесят рэ в месяц просто так, в виде ренты какой-нибудь, – я бы засел в библиотеку и лет через пять написал бы что-то этакое…

Я был жуткий идеалист.

Дело было в восьмидесятом, как ты понял. Двести пятьдесят – это была вполне приличная зарплата. Но где взять такую ренту?

Единственный законный способ – срочный вклад в сберкассе: три процента. Значит, чтоб получать двести пятьдесят в месяц, то есть три тыщи в год, сколько надо положить на счет? Правильно, сто тысяч. А где их взять? В восьмидесятом-то году? Нигде. Как их заработать? Никак…

Потом девяностые. Я долго не мог решиться взять и уйти в бизнес. Но подумал: мне ведь нужен всего один миллион долларов. Почему? Да потому, что я его положу в тот же Сбербанк под семь процентов и буду иметь семьдесят тысяч баксов в год. Минус налог, тогда налог был не то что сейчас, – итого почти четыре тысячи долларов в месяц. Просто так, как бы с неба!

Ах да. Налоги-то и с миллиона платить надо, так что заработать надо примерно миллион четыреста. И всё. Свобода.

Хорошо. Заработал. Не спрашивай как. Но клянусь, никакого особого криминала.

Везу деньги в банк, кладу на депозит и думаю: черт, так это еще целый год ждать, когда настанет эта райская жизнь! А у меня буквально какие-то копейки остались.

Ладно, хорошо. Еще годик потрудимся.

Год прошел.

Вот оно, счастье! В смысле хрен тебе.

Во-первых, нужна квартира нормальная. Что за достоевщина, жить в панельной “двушке” и получать четыре штуки? На что тратить? На книги? У меня даже приличного кабинета не было, куда хороший книжный шкаф поставить. Четыре штуки – это, конечно, мило, но квартиру не купишь.

Во-вторых, мальчики-аналитики получают по шесть-восемь штук. Даже обидно.

Про машину, одежду и любимую девушку я уже и не говорю.

В общем, вышло, что мне позарез нужен второй миллион. И третий тоже.

А сегодня мне кажется, что я умру или сойду с ума, если у меня не будет миллиарда.

И добро бы я занимался чем-то, что меня заводит! Как некоторые – самолетами, сталью или пивом. Счастливые люди. А я просто спекулянт-универсал. Купил подешевле, перепродал подороже. Скучно, глупо и опасно. Но никуда не денешься. Сначала человек делает деньги, потом деньги делают человека, а в конце концов деньги делают деньги, а я так, пристегнут к процессу».

– Не вешай носа! – сказал я. – Наживешь миллиард – остановись. И вернись к своим занятным идеям в области экономической теории…

– Нехорошо дразниться, – сказал он.

сон на 1 сентября 2012 года Наименьшее зло

Мне часто снятся книги. Вот опять приснился роман.

Толстая книга в светло-сером картонном переплете с матерчатым корешком, как издавали в пятидесятые – шестидесятые годы. Автора не помню, название тоже.

Но сам роман довольно интересный.

Про то, как скромный человек мирной профессии – вроде экономист-плановик, а может, зав. библиотекой, негодный по здоровью к военной службе, – вдруг оказался «под немцами». Поскольку жил на западной границе, в маленьком городе, который оставила Красная армия буквально в первые дни войны, а еще через неделю фронт откатился километров на полтораста к востоку.

У него жена и сын-школьник.

Он не еврей, не коммунист.

Однако жить-то надо. Кормить семью.

Он и живет. Устраивается, смешно сказать, директором театра. В театре ставят классику. Чехов, Островский, Шекспир. Сказки Гофмана – для детей.

Он никого не убивает, не доносит на нелояльных сослуживцев, но и не пытается связаться с подпольем, не прячет тех, кому грозит смерть. Впрочем, никто не обращается к нему за помощью. Он вообще сомневается, что антифашистское подполье на самом деле существует: так, во всяком случае, он отвечает сыну. И говорит, что нормальный человек должен жить нормально. Не лезть на рожон из принципа, но избегать прямых и явных подлостей.

Жена вообще не задает ему вопросов.

В сорок четвертом они всей семьей бегут в Германию вместе с отступающими немцами. Там, изрядно помыкавшись, они находят пристанище в маленьком городке на границе с Францией; живут тусклой жизнью трудящихся бюргеров.

Всё.

Итак, мне приснилось, что я сижу в большой светлой комнате. Круглый стол, и за ним человек десять. Это литературные критики, кажется. Идет обсуждение вот этого романа.

Дело происходит в начале шестидесятых, но я уже взрослый. Не такой старый, как сейчас, но и не двенадцатилетний мальчишка. Мне лет тридцать или сорок. Во всяком случае, в разговоре я участвую на равных.

Все кричат: «Публикация этого романа – ошибка!», «Кто редактор, как могли допустить?», «Это очень вредная книга!», «Это апология предательства!»

– Почему апология? – говорю я. – Автор его не оправдывает.

– Он ему сочувствует! – слышу в ответ. – Кстати, зачем он пишет от первого лица? От лица этого негодяя? Автор сам в глубине души предатель!

– Что вы! – говорю я. – Это книга о том, что нельзя выбирать «наименьшее зло».

– А раз так, почему автор оставил героя жить? Даже подарил ему домик на берегу реки? Вот если бы в эшелон попала бомба, или его бы пристрелил пьяный эсэсовец! Тогда другое дело.