Взрыв всегда возможен

– Да, ты прав, - пробормотал Харпер.
– И он следит за нами тоже. О дьявольщина, почему, когда я вижу кого-нибудь из них, у меня прямо мороз по коже?!

Вопрос был чисто риторический, и Эриксон на него не ответил.

– Пойдем отсюда, - предложил он.
– Закусим где-нибудь в другом месте.

– Пойдем.

У выхода их перехватил сам де Лансей.

– Вы уходите так рано, джентльмены?
– спросил он, и по его голосу можно было догадаться, что после их ухода ему останется только закрыть бар.
– Сегодня у нас превосходные омары. Если они вам не понравятся, можете за них не платить.
– Он широко улыбнулся.

– Нет, Лансей, сегодня никаких даров моря!
– объяснил ему Харпер.
– Скажите мне лучше другое: какого черта вы здесь околачиваетесь, зная, что реактор в любую минуту может отправить вас к праотцам? Неужели вы не боитесь?

Хозяин бара удивленно вскинул брови:

– Бояться реактора? Да ведь это же мой лучший друг!

– Делает вам деньги, не так ли?

– О, об этом я даже не думаю.
– Де Лансей доверительно наклонился к ним.
– Пять лет назад я приехал сюда, чтобы быстро подработать для моей семьи, пока меня не изгрыз рак желудка. Но в клинике новые изотопы, которые вы, джентльмены, создаете в своей Большой Бомбе, излечили меня, и я вновь живу. Нет, я не боюсь реактора, мы с ним хорошие друзья.

– А что, если он взорвется?

– Господь Бог призовет меня, когда я ему понадоблюсь, ответил он и быстро перекрестился.

Когда они уже уходили, Эриксон тихо сказал Харперу:

– Ты слышал? Вот тебе ответ. Если бы все инженеры могли так же верить, наша работа была бы куда легче.

Но Харпер не был в этом убежден.

– Не думаю, - проворчал он.
– Не думаю, чтобы это была вера. Просто недостаток воображения. И знаний.

Ленц не оправдал самоуверенности Кинга и прибыл только на следующий день. Его внешность невольно поразила генерал-директора: он представлял себе выдающегося психолога эдаким длинноволосым старцем в рединготе и с черными пронизывающими глазами. Но перед ним предстал крепко сколоченный, почти толстый мужчина хорошего роста, который с тем же успехом мог бы сойти за мясника. Маленькие, поросячьи глазки блекло-голубого цвета добродушно посматривали из-под кустистых белесых бровей. Больше на его огромной голове не было ни волоска, даже круглый, как яблоко, - подбородок был гладким и розовым. И одет он был в мятый костюм из небеленого полотна. Длинный мундштук постоянно торчал из угла его широкого рта, казавшегося еще шире от неизменной улыбки, выражавшей бесхитростное удивление перед всем злом, которое творят люди. В Ленце определенно был свой смак.

Оказалось, что договориться с ним не составляет труда. По просьбе Ленца Кинг начал с истории вопроса.

Был только один способ экономически выгодного производства плутония - с помощью высокого напряжения в реакторе с неустойчивой реакцией природного, слегка обогащенного урана. Под воздействием тока в миллион с лишним электронвольт уран- 238 начинал расщепляться. При незначительном уменьшении напряжения он превращался в плутоний. Такой реактор сам поддерживал в себе "огонь" и вырабатывал больше "топлива", чем сжигал. Он мог поставлять "топливо" для множества обычных энергетических реакторов с устойчивой реакцией.

Но реактор с неустойчивой реакцией представлял собой, по сути дела, атомную бомбу. Что может произойти в таком реакторе - этого не знал никто. Он будет вырабатывать большое количество плутония, ну а если он взорвется?

Инженерам-атомникам пришлось пережить мучительный период неуверенности. Может, быть, неуправляемая реакция все-таки управляема? Или в крайнем случае при взрыве будет уничтожен только сам реактор и этим все кончится? Может быть, он даже взорвется, как несколько атомных бомб, но не причинит особого ущерба? Но могло быть - и эта возможность оставалась, - что вся многотонная масса урана взорвется одновременно.

– Выход из тупика подсказала дестреевская механика бесконечно малых величин, - продолжал Кинг.
– Его уравнения доказывали, что если бы такой атомный взрыв произошел, он начал бы разрушать окружающую массу молекул с такой скоростью, что утечка нейтронов из частиц тотчас замедлила бы цепную реакцию и взрыва всей массы все равно бы не произошло. Такие вещи действительно случаются даже в атомных бомбах. Для нашего реактора уравнение предсказывает силу возможного взрыва, равную одной седьмой процента взрыва всей массы урана. Одного этого, разумеется, больше чем достаточно - такой взрыв опустошит половину штата. Но я лично никогда не был уверен, что дело ограничится только этим.

– Наверное, потому вы и согласились здесь работать? спросил Ленц.

Прежде чем ответить, Кинг долго возился с бумагами на столе.

– Да, - сказал он наконец.
– Я не мог от этого отказаться, доктор, понимаете - не мог! Если бы я отказался, они бы нашли кого-нибудь другого, а такая возможность выпадает физику один раз в жизни.

Ленц кивнул:

– И к тому же они могли найти кого-нибудь менее компетентного. Понимаю. У вас, доктор Кинг, типичный комплекс "поиска истины", свойственный ученым. Вы должны находиться там, где эту истину можно найти, даже если она вас убьет. А что касается этого Дестрея, то мне его выкладки никогда не нравились: он слишком много предполагает.

– В том-то и беда!
– согласился Кинг.
– Его работа блистательна, но я не уверен, стоят ли все его предсказания хотя бы бумаги, на которой они написаны. И мои инженеры, видимо, думают так же, - признался он с горечью.

Кинг рассказал Ленцу о трудностях работы и о, том, как самые проверенные люди в конце концов не выдерживают постоянного напряжения.

– Вначале я думал, что на них угнетающе влияет какая-нибудь нейтронная радиация, проникающая сквозь все щиты. Мы установили дополнительную экранировку, ввели индивидуальные защитные панцири, но это не помогло. Один юноша, который пришел к нам уже после установки экранов, однажды вечером за обедом вдруг сошел с ума: он кричал, что свиной окорок сейчас взорвется. Я боюсь даже думать, что было бы, если бы он взбесился во время дежурства!

Система постоянного психиатрического контроля намного снизила опасность внезапных помешательств у дежурных инженеров, но Кинг вынужден был признать, что эта система была неудачна: количество неврозов даже увеличилось.

– Вот так обстоят дела, доктор Ленц, - закончил он.
– И с каждым днем они идут хуже. Вы можете нам помочь?

Но Ленц не имел готовых рецептов.

– Не так быстро?
– предупредил он.
– Вы нарисовали мне общую картину, но у меня пока нет точных данных, нет фактов. Мне надо осмотреться, самому разобраться в ситуации, поговорить с вашими инженерами, может быть, даже выпить с ними, чтобы познакомиться. Надеюсь, это возможно? Тогда через несколько дней мы, может быть, сообразим, что делать.

Кингу оставалось только согласиться.

– И очень хорошо, что ваши инженеры не знают, кто я такой. Предположим, для них я ваш старый друг, такой же физик, который приехал вас навестить, - вы не возражаете?

– Конечно, почему бы и нет! Я сам им так скажу.

– Так мы ничего не добьемся, Густав!

Харпер отложил логарифмическую линейку и нахмурился.

– Похоже на то, - мрачно согласился Эриксон - Но, черт возьми, должен же быть какой-то путь к решению этой проблемы! Что нам нужно? Концентрированная и управляемая энергия ракетного горючего. Что мы имеем? Энергию атомного распада. Должен отыскаться и способ, как удержать эту энергию и использовать по мере надобности. И ответ надо искать где-то в одной из серий радиоактивных изотопов. Я в этом уверен!

Он сердито оглядел лабораторию, словно надеялся увидеть ответ на одной из обшитых свинцовыми листами стен.

– Только не вешай носа!
– сказал Харпер.
– Ты убедил меня, что ответ должен быть. Давай подумаем, как его найти. Прежде всего - три серии естественных изотопов уже проверены, так?

– Так. Во всяком случае, мы исходили из того, что в этом направлении все уже проверено-перепроверено.

– Прекрасно. Остается предположить, что другие исследователи испробовали все, что зафиксировано в их записях, - иначе ни во что нельзя верить и надо все проверять самим, начиная с Архимеда и до наших дней. Может быть, так оно и следовало бы сделать, но с такой задачей не справился бы даже Мафусаил. Значит, что нам остается?