Взрыв
Шрифт:
Балашов внимательно просмотрел все схемы и чертежи — труба нигде не была указана.
В восемь часов Балашов дал аварийные телефонограммы — вызовы всем организациям, у которых были какие-либо подземные сооружения в этом районе.
Через час в прорабке собралась целая толпа представителей. А еще через полчаса выяснилось, что труба хозяев не имеет.
Невероятно, но факт. Бесхозная труба. Труба-подкидыш. Неизвестно было, откуда она тянется, куда идет, неизвестно, зачем, и непонятно, что в ней.
Может быть, она пустая, возможно, в ней вода под напором, а может,
Балашов посоветовался с Филимоновым. Тот, как только пришел, тоже тщательно осмотрел трубу, простукал ее, прослушал.
— Труба очень старая, возможно, ей многие десятки лет, если не вся сотня. Но сохранилась она отлично, потому что из хорошего чугуна и очень толстенная. По-моему, она пустая, — сказал Филимонов, — а впрочем, черт ее знает, уж больно необычная. Все равно надо ее ломать. Никуда от этого не уйдешь. Штольню искривить нельзя, а идти дальше надо.
Балашов секунду колебался, потом махнул рукой:
— Ломать так ломать. И так целую смену потеряли. На всякий случай вызову две аварийки с насосами, мало ли что там внутри.
Принесли зубило, кувалды, стали ломать.
Труба была сделана на совесть.
Здоровенные мужики молотили по ней сплеча пятикилограммовыми кувалдами, меняясь через каждые пятнадцать минут, а труба только глухо гудела и не поддавалась.
Балашов попробовал сам. Выдержал он минут десять и отошел весь взмокший, оглушенный, с дрожащими руками.
Рабочие вошли в азарт, они били и били, сцепив зубы, шепча проклятья, будто это была не труба, а их личный враг.
Филимонов притащил десятикилограммовую кувалду и взялся за дело. Он с потягом бил в одну точку мощно и часто. Казалось, труба никогда не поддастся, и потому никто не уловил момента, когда от очередного удара вылетел огромный кусок чугуна и из рваной с острыми краями дыры хлынула тугой струей вода. У Филимонова вырвало из рук кувалду. Стоящие поблизости моментально оказались мокрыми с ног до головы.
— Всем наверх! — заорал Балашов.
Толпясь, толкаясь, люди отступили назад, побежали по узкой штольне к выходу.
А вода все хлестала, с урчаньем, со всхлипами гонясь за людьми.
Наверху мороз прихватил мокрую одежду. Брезентовые робы сразу стали жесткими, гремящими, как рыцарские доспехи. Но никто не пошел в теплую прорабку. Люди заглядывали в штольню и с тревогой глядели, как вода подымается все выше.
Включили насосы аварийных машин. Но вода прибывала быстрее, чем ее успевали откачивать. Вот она заполнила вертикальный ствол штольни, мгновение постояла в горловине, как в переполненном стакане, потом мягко поползла в стороны. Это было жутковато.
Вода вкрадчиво облизывала резиновые сапоги людей и растекалась все дальше. Насосы, захлебываясь, качали на предельной мощности, но толку от их работы не было видно.
— Черт ее подери, а вдруг она действующая? — прошептал Филимонов.
— Но как же так! Ведь были же здесь водопроводчики, сказали, нет у них такой трубы. Как же так... — Балашову стало страшно.
Если труба действующая, она затопит весь район, подвалы жилых домов, предприятия!
В действующей водопроводной
трубе напор три атмосферы. Если эту силищу не перекрыть задвижкой, она размоет штольню, и тогда долгая тяжкая работа всей бригады пойдет насмарку. Да что там штольня! Она таких бед натворит, что и представить трудно.— Надо звонить на станцию, — сказал Балашов.
Он не мог стоять спокойно, пританцовывал на месте, он должен был что-то делать, действовать, действовать!
— А что толку! Если труба у них не значится, ее и перекрыть нельзя. А выключить всю станцию — это уже ЧП на весь город, три района без воды останутся. Не-ет, подождем малость. Есть у меня одна мысль, надо проверить.
Филимонов подошел поближе к штольне.
— Ребята! Тащите-ка наш «Андижанец», надо помочь аварийщикам, — крикнул он.
Рабочие оживились. Как известно, труднее всего в таких случаях стоять ничего не делая.
Мгновенно притащили тяжеленный и мощный центробежный насос, соорудили лоток для стока воды в канализационный колодец.
Балашов воткнул в снег колышек, стал внимательно наблюдать, с какой скоростью прибывает вода.
Филимонов тоже долго глядел на колышек, потом сказал:
— Труба недействующая. Думаю, давным-давно в эту трубу загнали речку, а когда речку ту осушили, трубу забили заглушками с двух концов, да так и бросили. Она и проседала все эти годы все глубже и глубже, — видал, вокруг нее грунт какой рыхлый? Я как-то слыхал краем уха от стариков про такое. Думаю, так и есть. А впрочем, кто ее знает.
Филимонов покачал головой и отошел.
Балашов сомневался, он не очень-то поверил в гипотезу Филимонова, но его слова подсказали другую мысль.
Теперь, когда сомнений не оставалось в том, что труба недействующая, — слишком уж медленно в последние минуты прибывала вода, Балашову пришла в голову простая мысль.
Очень может быть, что когда-то в этих местах была речка, но не такая маленькая, которую можно загнать в аршинную трубу, а большая. И по дну этой речки, возможно, был проложен дюкер.
Балашов представил, как забивали в эту бывшую речку двойной ряд свай, как выкачивали между ними ведрами воду, как возились в жидкой грязи на дне речушки в домотканых портках — вколачивали в раструбы паклю, заливали свинцом, чтоб крепко было, чтоб навечно.
Это сейчас промоют водолазы гидромонитором на дне траншеи, потом мощный кран опустит туда цельно-сваренную плеть стальных труб, замоет ее водолаз своим монитором, так что и следа не останется, и готово дело.
Только на берегах знаки останутся: «Якорей не бросать».
А тогда... Тогда, наверное, это огромная была инженерная проблема — дюкер. Потому что она и сейчас немалая. А мастера, что ж, мастера, наверное, и тогда были отличные, если пролежала труба с сотню лет и осталась целехонькой. Ну так вот. А потом, очевидно, речку засыпали, осушили, а дюкер остался. Слишком, видно, хлопотно было его демонтировать.
А в остальном Филимонов, похоже, прав. Водопроводную сеть по каким-то причинам перенесли в другое место, а дюкер заглушками заткнули. Вот и осталась труба полна-полнехонька воды.