Взрыв

— Спасибо, — повторил он и протянул ей руку.

«Начинается посадка на самолет, следующий до Москвы рейсом…»

— До свиданья! Обязательно посмотрите нашу картину.

И, привстав на цыпочки, она неожиданно поцеловала его.

Посмотреть картину Лаврентьеву не довелось. Осенью он умер. Как говорили в дни его молодости, скоропостижно, от разрыва сердца. Многие считают, что смерть эта хорошая.

ОБ АВТОРЕ

Непримиримость

Имя Павла Шестакова хорошо знакомо любителям приключенческого жанра. Им написаны книги, снискавшие широкую читательскую известность и признание: «Через лабиринт», «Страх высоты», «Игра против всех», «Три дня в Дагезане», «Давняя история», «Рапорт инспектора». По его сценарию снят фильм «Страх высоты».

В произведениях П. Шестакова, как и в книгах других современных советских писателей, работающих в приключенческом жанре, отчетливо вырисовываются характерные особенности нашего детектива. Писатель стремится не просто «закручивать» сюжет, построить головоломную интригу, а, отталкиваясь от традиционных мотивов и коллизий, исследовать важные жизненные явления. Иными словами, мы явственно видим во многом плодотворные попытки тесно сблизить «правила игры» — специфические законы жанра детектива с требованиями, общими для всей литературы.

Важная особенность лучших произведений нашего детектива в том, что разгадка тайны преступления, лежащая в основе сюжета, становится лишь «знаком», «сигналом» серьезных жизненных проблем, встающих в процессе его расследования. Таким книгам свойственны аналитический ход развития сюжета, стремление многогранно выявить особенности человеческих характеров, досконально разобраться в личности преступника и его «оппонентов». Так, в частности, написаны лучшие, на мой взгляд, повести П. Шестакова «Давняя история» и «Страх высоты».

В этих произведениях четко определено направление главного удара. Объектом разоблачения выступают подлость и ложь.

Герой повестей П. Шестакова следователь Игорь Мазин произносит ключевую фразу, проливающую свет на их замысел. Он твердо убежден в том, что «зло, к несчастью, незначительным не бывает, зло всегда зло, и одно из ужасных его особенностей в том заключается, что невозможно предвидеть его последствия, как бы точно ни рассчитал». Сюжеты обеих повестей и строятся как психологическое исследование истоков, мотивов и последствий различного рода социального зла.

В «Давней истории» носителями зла выступают два молодых человека, если можно так сказать, явный и тайный преступники. Воинствующий обыватель, «кулак», «жила» Гусев из ревности убил свою жену, и спустя много лет Мазин установил обстоятельства этого убийства. В ходе следствия был обнаружен и фактический вдохновитель преступления: индивидуалист и завистник Курилов, сеющий вокруг себя ядовитые семена вражды и подозрительности.

В основе сюжета повести «Страх высоты» также лежит история «пустой души». Молодой ученый Антон Тихомиров, трагически погибший при таинственных обстоятельствах, был одержим стремлением к самоутверждению любой ценой.

Он украл открытие своего покойного учителя, блестяще защитил диссертацию, основанную на ворованных наблюдениях и выводах. Антон гибнет вследствие нелепой случайности, казалось бы, в наивысший момент своего творчества. Но случайность эта кажущаяся: в обществе, построенном на основах добра и справедливости, невозможно взойти на высоту, если к ней вел неправый путь. Отсюда и символическое название повести «Страх высоты», что властно полонит душу Тихомирова — это страх неминуемого разоблачения и возмездия.

Пафос повестей «Страх высоты» и «Давняя история» — в непримиримости к подлости, в каком бы обличье она ни выступала, в утверждении ответственности каждого за моральное здоровье общества.

Новый роман Павла Шестакова «Взрыв» на первый взгляд заметно отличается от его прежних произведений. В нем почти отсутствует тот детективный элемент, что в значительной степени определял ход развития сюжетов повестей писателя. В центре повествования оказывается профессиональная среда, весьма далекая от деятельности работников следственных органов. Но и в романе пристальное внимание привлечено к взлетам героической души и к темным бездонным глубинам морального падения.

Подвиг и предательство — эти взаимоисключающие проявления человеческого духа определяют нравственные полюса повествования, лежат в основе его композиции, где в непримиримой контрастности сталкиваются совершенно различные, противоположные человеческие типы, судьбы и характеры. В один тугой узел оказываются связанными в сюжете романа «век нынешний» и «век минувший»: наше мирное время и трудные, грозные дни всенародной борьбы с фашистскими захватчиками. Такое совмещение двух различных временных планов повествования дает возможность автору ярко показать те великие и вечные нравственные ценности нашего народа, которые накоплены им в. его героической истории, те ценности, что сегодня наследуем мы.

…В большой южнорусский город прибывает киносъемочная группа для того, чтобы снять фильм о героической деятельности местного подполья во время гитлеровской оккупации. И краевед Саша, написавший сценарий по немногим сохранившимся документам, и режиссер Сергей Константинович, и оператор Генрих, и художник Федор, и молоденькая актриса Марина знают о войне лишь по книгам да по рассказам старших, которые порой представляются молодежи красивыми легендами. «Помнят? — прерывает Марина своего случайного спутника. — А может быть, просто выдумывают? Это их молодость, романтика. Все в голове перепуталось. Мой отчим, например, с каждым годом рассказывает о войне все красивее. Какие они были храбрецы, какие замечательные друзья, какие прекрасные девушки их любили. Не война, а кино какое-то…»

В беседах и спорах о будущем фильме на первых порах чаще всего обсуждается не историческая правда, не психологическая достоверность характеров, которые предстоит воплотить на экране, а чисто профессиональные аспекты. Сергея Константиновича занимают как будто бы чисто изобразительные решения. Будущая картина видится ему «аскетичной», выразительными представляются ему черные готические надписи на фоне православного собора. И главный герой фильма — реальное историческое лицо, руководитель городского подполья чекист Андрей Шумов кажется ему «молчаливым одиноким ковбоем» — героем вестернов. «Он идет по улицам. А вокруг чума. То есть определенная атмосфера оккупации».

В то же время создатели фильма догадываются о том, что подобные бутафорско-романтические представления о грозном времени никак не соответствуют его истинному духу, тем мыслям и чувствам, которыми жили советские люди в годы борьбы с фашизмом. В споре с Генрихом, полагающим, что сила этих людей была в простоте и «незачем навязывать им наш образ мыслей», правым оказывается режиссер, который «не верит в примитивность людей, живших тридцать лет назад, и хочет показать их глубоко и цельно, показать то, что не каждый из них может описать образно и четко, но что каждый наверняка пережил и передумал в те годы, когда ценность человека проверялась не словами, а поступками».