Взвод, приготовиться к атаке!.. Лейтенанты Великой Отечественной. 1941-1945

Мы заняли круговую оборону и ждали приказа на дальнейшие действия. Еще неясно было, что же происходит в самой деревне. Куда ушли немецкие танки? Наши артиллеристы стреляли хоть и хорошо, но не подожгли ни одного Т-IV. Может, и подбили, но немцы не оставили в деревне ни одной своей машины. Потом мне не раз доводилось видеть, как ловко их танкисты уволакивали с поля боя подбитые танки. Наши делали то же самое. Подбитый танк можно быстро отремонтировать. Иногда он успевал повторно вступить в бой. А если его бросить, то его добивали, зажигали, и он выбывал из строя надолго, если не навсегда.

Немного погодя я пошел посмотреть, не обошли ли нас вдоль берега реки Ингулец? Оттуда противник нам мог ударить во фланг или в тыл. Тогда дело плохо. И вот когда я перебегал улицу, из окон крайних домов ударили сразу несколько автоматных очередей. Воздух вокруг меня задвигался, и я почувствовал удар в плечо. Опасности я не почувствовал. Страха тоже. Просто понял, что сплоховал. Плечо как будто обожгло. Заскочил за угол ближайшей постройки, потрогал плечо, нащупал дыры в шинели. Поднял руку, сжал пальцы в кулак. Рука слушалась, но стала словно тяжелеть. Дорогу я все же перебежал. И решил доделать дело до конца. Дворами пробрался к реке. Немцев там не было. Танковые моторы урчали где-то ниже, за деревней.

Обратно шел вдоль забора, выложенного из дикого камня. Рука начала неметь. Я пошел быстрее. Встретил командира роты. Тот спросил:

– Где взвод?

Я ответил, что взвод там, на правой стороне деревни, залег в огородах. Доложил, что производил разведку и что во время перехода через дорогу ранен. Ротный как-то недоверчиво посмотрел на меня и отпустил. Сказал, чтобы шел в санчасть.

Взвод мой уже окопался на огородах. Я позвал помкомвзвода, сержанта, сказал, что он остается за взводного.

– Что, товарищ лейтенант, задело? – спросил он, глядя на мое плечо.

– Задело. Вроде пустяк. Но надо вытащить пулю. Может, еще вернусь.

Ранение оказалось действительно пустячным: пуля вошла в лопатку, в мякоть, неглубоко, на излете. Хирург ее тут же нащупал пинцетом, подцепил и с первой же попытки вытащил. Но потом началось какое-то осложнение. Рана начала гноиться. Словом, пролежал я в госпитале две недели, и полк свой пришлось догонять. Наши вперед уже не просто продвигались, а ломились.

Комбат наш тоже только что вернулся из госпиталя. Назад, во второй батальон его не направили. Там был уже новый комбат. Ему дали приказ формировать новый батальон. Дело в том, что полк наш усиливали, вводили в штат еще один, четвертый батальон. И комбат подбирал офицеров на вакантные должности. А самая ходовая офицерская должность на передовой, которая почти всегда вакантна, должность взводного командира. Почти в каждой роте, если рота больше недели в боях, будь она хоть двухвзводной, всегда найдется вакансия для командира взвода. И вот капитан Лудильщиков предложил мне перейти в новый батальон. Назад, в роту, мне возвращаться не хотелось. Из-за постоянных стычек с ротным. Я понял, что ни до чего хорошего они не доведут. Постоянные придирки, крохоборство в пользу первого взвода. Так что я с желанием принял предложение комбата Лудильщикова.

Роты сформировали по 40 человек, некомплектные. С расчетом, что пополнение из госпиталей и маршевое будет поступать к нам, в четвертый батальон. Я был назначен на должность командира автоматного взвода одной из рот. Взводу выдали старые, хорошенько побывавшие в употреблении ППШ и такие же пулеметы Дегтярева. Зато патронов – бери, сколько сможешь унести.

Через два-три дня выступили. Перебрасывали нас к Днестру. Полк уже стоял там. Шли ночами. Впереди нас быстро продвигалась конно-механизированная группа генерала Плиева.

Наш батальон получил номер, теперь он числился в полку первым. Командовал им, как я уже сказал, капитан Лудильщиков.

Левый берег Днестра был уже очищен от противника. К нему мы подошли ранним утром. На правом слышались разрывы мин и снарядов – там шел бой. Наши на том берегу захватили небольшой плацдарм и пытались его расширить, укрепиться на выгодных позициях, чтобы потом воспользоваться ими для развития дальнейшего наступления уже силами всего полка или, может даже, дивизии. Вот для чего, в сущности, и захватывались плацдармы. Каждый полк стремился захватить такой плацдарм. Особенно если рядом имелась переправа или ее можно было быстро навести. Но не все плацдармы удерживались. Не все и годились для переправы крупных сил. Но драка везде шла упорная. Мы стремились всеми силами захватить, расширить и удержать. Немцы стремились всеми силами сбить нас в реку. Так было на Днепре, куда я не попал. Так было на Днестре и на всех крупных реках, где немцы успевали закрепиться.

Подошли и остановились на отдых. Было уже за полдень, когда первая стрелковая рота на надувных лодках и пароме переправилась через Днестр. Наша рота была малочисленной, вместе с офицерами всего 45 человек – два взвода. Фактически – один усиленный взвод.

Пойма в устьях реки Турунчук, в том месте, где она впадает в Днестр, еще не затоплена паводком. Там, в междуречье, стояли наши артиллерийские батареи. Оттуда, с закрытых позиций, они вели огонь, поддерживали пехоту на плацдарме. Орудия были хорошо замаскированы, так что немецкая разведка так и не смогла определить, откуда ведется огонь.

Переправились спокойно, без стрельбы. Правый берег Днестра не крутой, пологий, покрытый лесом. Миновали лес, вышли на опушку. Дальше перед нами открывалось чистое поле. Немного правее виднелась деревня. Судя по карте – Чобручи. Две ветряные мельницы стояли среди разбросанных по взгоркам домов. Деревня большая. Там – немцы.

Наши пехотинцы захватили плацдарм и пытались его расширить. Пока мы шли сюда, видели следы упорных боев. Поняли, что расширять плацдарм пришлось немалыми усилиями. Везде – срубленные снарядами деревья, сгоревшая техника, брошенная амуниция, искореженное оружие, кровавые бинты. Наши дошли до этого рубежа. Здесь, перед Чобручами, их остановили. Окопы тянулись вдоль опушки леса. Изредка оттуда постреливали в сторону Чобручей то пулеметы. То даст очередь-другую пулемет, то слышались отдельные винтовочные выстрелы.

Их-то мы и должны были сменить. Но они этого еще не знали.

Нас вел к передовой офицер-проводник. Он вывел нас и на позиции. Из лесу – по отводному ходу сообщения.

Командир взвода, которого я сменял, рассказал мне, что и как, показал опасные места, которые требовали особого внимания.

Мой автоматный взвод – 20 человек. Два отделения. Два ручных пулемета Дегтярева и 18 автоматов. В вещмешках патроны, гранаты. Гранаты несли еще и в ящиках.

Двоих автоматчиков сразу назначил связными для связи с командиром роты старшим лейтенантом Макаровым. Отправил их туда, на ротный НП. Одного, третьего, оставил при себе. Занял с ним окоп на стыке отделений, в центре. Между моим первым и вторым стрелковым взводом образовался разрыв в 40–50 метров. Как раз фронт для еще одного отделения. Но где его взять? Договорились со вторым взводом прикрывать эту брешь пулеметным огнем. Сместили расчеты ручных пулеметов на оголенные фланги.

После всего этого осмотрел свой фронт: мы занимали примерно 120–130 метров траншеи. Расстояние между ячейками не больше 15 метров. Пулеметный окоп находился рядом с моим, по левую руку.

Как только заняли окопы, я приказал почистить и привести в порядок оружие. После марша оружие всегда надо проверять. Сам занялся своим трофеем – офицерским парабеллумом. В батальоне о нем уже слух разошелся. Нашлось много охотников выменять его у меня на что-нибудь. Но мне с ним расставаться не хотелось.