Взятие Великошумска

– Организм у меня целый... товарищ гвардии генерал-лейтенант.

– Это главное!.. Так вот: там, метров триста отсюда, танк без водителя стоит, - Он кивнул в меркнущую глубину шоссе.
– Новичок... с открытым люком воевать хотел. Скажешь - я послал. Хозяин там тоже хороший, я его знаю Он тебя посушит, покормит... и воюй. Будет что рассказать внучатам!

– Затем он обернулся и к Дыбку, потому что обоих нужно было поддержать словом товарищеского участия.
– Дети есть?

Дочка...
– неожиданно для себя сказал Дыбок, и желанная легкость вошла ему в сердце.

– Это хорошо. Дочка, - значит мать героев. Большая?

– Восемь... товарищ гвардии генерал-лейтенант, - ответил Дыбок, покосившись на танк, таявший в сумерках.

– Большущая. Верно, и читать умеет. Станешь писать - кланяйся от меня. Все. Записать фамилии!..

Молча подошли офицеры. Помпотех стал закуривать.

– Да... могила неизвестного танкиста, - сказал он раздумчиво, для самого

себя.

– Неверно!
– немедля возразил Литовченко.
– Это у них солдат одевают в форму, чтоб были одинакие, чтоб их не жалко было. А мы... нет, мы не забывчивые, мы все помним. Жена изменит, мать в земле забудет... но у нас каждое имечко записано. Кстати, - он показал на танк, - этих не закапывать. Выйду из боя, сам буду их хоронить... в Великошумске. Таким и поставлю на высоком камне этот танк, как есть. Пусть века смотрят, кто их от кнута и рабства оборонил...
– И тут же подумал, что проездом на теплые черноморские берега всякий сможет видеть из вагона высокую, как маяк, могилу двести третьей.

"Виллисы" ушли и сразу пропали в сумерках. Пора было и Литовченке отправляться к месту новой службы. У товарищей не было даже кисетов, поменяться на прощанье: все осталось в танке. Они взялись за руки и стояли без единого слова; мужской солдатской силы не хватало им порвать это прощальное рукопожатие.

– Слушай меня, Литовченко, - глухо и не своим обычным голосом заговорил Дыбок, и сейчас не было в нем ни одного потайного уголка, куда не впустил бы товарища.
– Что бы с тобой ни случилось...
– Он помедлил, давая ему срок проникнуть в глубину клятвы.
– Что бы ни случилось с тобой, приходи мне... Отдам тебе половину всего, что у меня будет. Меня легко найти, ты обо мне не раз еще услышишь Я знаю. Приходи!

Литовченко выбрался на шоссе и, задыхаясь, бежал прочь от этого места. Еще незнакомое чувств клокотало в нем и просилось слезами наружу. Лишь когда все, танк и товарищ, затерялось в потемках, о перешел на шаг; идти в обратную сторону было бы ему гораздо легче, но Литовченко тут же решил, за истекшее время он не мог уйти далеко, тот майор с зигзагами на рукаве!.. Новые, незнакомые люди ждали его где-то совсем рядом, и паренек испытал такую же щемящую раздвоенность, как и Соболько в ночном танке, когда он принял своего башнера Осютина.

Непонятная сила повернула его лицом назад. Война тянула к себе. Горизонт оделся в грозное парадное зарево, а над ним сияла одна немерцающая точка, на которую в эту минуту глядели все - и Дыбок, и черный Собольков из открытого люка, и разорванное орудие двести третьей, и сиротка на Алтае, простая, чистая и спокойная звезда, похожая на снежинку.

Январь - июнь 1944

Примечания:

1 Великий танкист (нем.).
– Прим. авт.

2Покорно благодарю (нем.).
– Прим. авт.

ЗПРБ - передвижная ремонтная база.
– Прим сост.

4КП - командный пункт, - Прим. сост.