Warhammer 40000: Ересь Хоруса. Омнибус. Том I

Проход между пассажирским отсеком и помещениями команды был пуст. Все, кто переживал за здоровье Воителя, улетели на Давин или собирались в более просторных помещениях корабля. В атмосфере «Духа мщения» появились признаки запущенности, словно даже сервиторы, отвечавшие за чистоту корабля, приостановили свою работу в ожидании разрешения кризиса.

Каркази шел в свою каюту и повсюду на переборках и дверях замечал выцарапанные знаки Божественного Откровения. У него сложилось твердое убеждение, что, следуя этим указателям, можно прийти к месту тайного собрания верующих.

Верующие. Как странно звучит это слово в эпоху просвещения. Каркази вспомнил свое посещение храма на Шестьдесят Три Девятнадцать. Тогда он задумался, а не является ли потребность верить во что-то божественное неотъемлемой чертой человеческого характера? Может быть, людям необходимо во что-то верить, чтобы заполнить пустоту в своей душе?

Один из мудрецов древней Земли утверждал, что наука уничтожит человечество, но не посредством оружия массового уничтожения, а доказательством отсутствия богов. Это знание ожесточит людей, а от сознания, что человечество осталось один на один с равнодушной Вселенной, они могут впасть в безумие.

Каркази усмехнулся. Что бы сказал этот древний мудрец, если бы мог увидеть, как Империум несет вечный свет знаний в самые дальние уголки Галактики? С другой стороны, этот культ Божественного Откровения может считаться подтверждением его слов, доказательством того, что перед угрозой пустоты люди ищут себе новых богов, чтобы заменить стершихся из их памяти.

Каркази сомневался в божественной природе Императора, но литература Божественного Откровения, появлявшаяся с той же регулярностью, что и его листовки, наводила на мысль, что Император уже поднялся над миром смертных.

Поэт тряхнул головой, посмеиваясь над собственной глупостью, и стал прикидывать, как можно описать это искусственное обожествление в новых поэмах. Перед ним уже была дверь его комнаты, и, едва притронувшись к утопленной в панель ручке, он почуял неладное. Дверь была слегка приоткрыта, и пары аммиака просочились в коридор, но даже сквозь него пробивался знакомый Каркази всепроникающий запах, который мог означать только одно. В памяти всплыли оскорбительные стишки, прочитанные им Эуфратии Киилер насчет запаха от воинов Астартес. Еще не открыв дверь, Игнаций знал, кто встретит его в комнате.

В голове мелькнула идея пройти мимо, но Каркази сразу понял, что этот поступок окажется бессмысленным.

Он сделал глубокий вдох и распахнул дверь.

Внутри царил сущий кавардак, но этим комната была обязана своему хозяину, а не постороннему вторжению. Посреди помещения, спиной к двери, как и ожидал Каркази, стоял капитан Локен, превращая своей массивной фигурой комнату в крохотную каморку.

— Привет, Игнаций, — произнес Гарвель и бросил на стол один из блокнотов «Бондсман № 7».

Каркази заполнил уже два таких блокнота отрывочными мыслями и наблюдениями и точно знал, что капитану не могло понравиться то, что он прочитал. Для того чтобы понять их нелестный смысл, не надо быть знатоком литературы.

— Капитан Локен, — отозвался Каркази. — Мне стоило бы спросить, чему я обязан удовольствием видеть вас здесь, но мы оба знаем, почему вы пришли, не так ли?

Локен кивнул, и Каркази, слушая гулкие удары сердца в своей груди, понял, что Астартес сдерживается с большим трудом. Состояние Локена нельзя было сравнить с бушующим гневом Абаддона, но в нем ощущалась холодная стальная ярость, способная уничтожить Игнация без промедления и сожаления. Внезапно поэт понял, сколь грозную опасность навлекла на него вновь обретенная муза и как глупо было надеяться, что его деятельность долго будет оставаться незамеченной. Как ни странно, но теперь, когда все открылось, он осознал, что готов подавить страх и отстаивать свою правоту.

— Почему? — прошипел Локен. — Я же поручился за тебя, летописец. Я рискнул ради тебя своим добрым именем, и вот как ты мне отплатил?

— Да, капитан, — ответил Каркази. — Вы поручились за меня. И вы взяли с меня обещание говорить правду. Я так и сделал.

— Правду?! — взревел Локен, и Каркази мгновенно вспомнил, с какой легкостью кулаки капитана сокрушали человеческие черепа. — Это не правда, а клеветнический вздор! Твои выдумки читает уже весь флот! Игнаций, я должен бы убить тебя за это.

— Убить меня? Так же, как вы убивали невинных людей на стартовой палубе? — запальчиво воскликнул Каркази. — Таково теперь правосудие Астартес? Вы убиваете всех, кто оказался на пути или сказал нечто, с чем вы не согласны? Если Империум докатился до такого, я не хочу иметь с ним ничего общего.

Он увидел, как мгновенно испарился гнев капитана, и на какое-то мгновение даже почувствовал к нему жалость, но тотчас прогнал ее, вспомнив кровь и стоны умирающих. Он взял со стола листовку и протянул ее Локену.

— Так или иначе, вот то, чего вы добивались.

— Ты думаешь, я этого хотел? — спросил Локен, бросая листок на пол и нависая над Игнацием. — Ты с ума сошел?

— Ничуть, мой капитан, — с напускным спокойствием ответил Каркази. — И за это я должен благодарить вас.

— Меня? Что ты несешь? — удивленно спросил Локен.

В его ярости Каркази заметил проблеск сомнения. Он предложил Локену вина, но гигант только покачал головой.

— Вы велели мне продолжать писать правду, какой бы неприятной она ни была, — заговорил Каркази, наливая себе вина в помятую и грязную оловянную кружку. — «Правда — это все, что у нас есть», помните?

— Помню, — со вздохом признал Локен и сел на скрипнувшую под его весом кровать Каркази.

Каркази, понимая, что непосредственная угроза миновала, позволил себе облегченно вздохнуть и сделать изрядный глоток вина. Напиток нельзя было назвать отличным, и бутылка давно стояла открытой, но вино успокаивало его расшатанные нервы. Затем он выдвинул из-за стола кресло с высокой спинкой и уселся рядом с Локеном. Неожиданно капитан протянул руку за бутылкой.

— Ты прав, Игнаций, я действительно сказал именно так, но никогда не подозревал, куда это нас приведет, — произнес он и отхлебнул прямо из горлышка.

— Я тоже, но так получилось, — ответил Каркази. — Теперь осталось решить, как нам поступить дальше.

— Я и сам еще не знаю, — признался Локен. — Я думаю, ты незаслуженно оскорбил морнивальцев. Учитывая обстоятельства, в которых мы тогда оказались…

— Нет, — прервал его Каркази. — Вы, Астартес, во всех отношениях стоите выше нас, смертных, и требуете к себе уважения. Но уважение надо заслужить. Ваша нравственность должна быть безупречной. Вы должны быть не только выше границы между добром и злом, но и не опускаться до серых областей неопределенности.