Warhammer 40000: Ересь Хоруса. Омнибус. Том II
Шрифт:
В агонии Сулака обратился к единственному, что еще могло его поддержать:
— Из железа рождается сила. Из силы рождается воля. Из…
Голос его затих.
— Да, — сказал Фабий. — Силы в твоем геносемени предостаточно.
Фулгрим не спешил являться на зов, но Пертурабо этого ожидал и потому был спокоен, когда бронированные двери наконец открылись. Роботы Железного Круга активировали датчики угрозы, но отступили по сигналу хозяина, когда его брат вошел внутрь с выражением утомленного страдания на лице.
Внимание Пертурабо было сосредоточено
Два робота Круга расступились, пропуская Фулгрима, за которым последовали его капитаны, Кесорон и Вайросеан, а также хромающий лорд-коммандер, Эйдолон. За ними появились члены Трезубца — они встали на вершинах треугольника, в центре которого был сам Пертурабо. Он медленно кивнул Форриксу.
Фулгрим быстро осмотрелся, не заметил практически ничего нового со времени последнего своего визита в святилище брата и потерял всякий интерес к обстановке, которая дала бы терранским ученым пищу для ума на многие месяца. На нем была боевая броня, недавно заново покрашенная и оттого почти болезненно яркая. Золото и аметистовый фиолет казались слишком реальными, слишком резкими, как будто краску нанесли прямо на сетчатку глаза.
— Сядь, — сказал Пертурабо.
На мгновение ему показалось, что Фулгрим не подчинится: приказ был слишком властным, слишком унизительным в присутствии подчиненных. Понимая, что брат с самовлюбленной проницательностью сразу же разгадает его детскую уловку, Пертурабо все равно продолжал заниматься титаном, игнорируя Фулгрима, а когда, по его расчетам, тот уже собирался заговорить, опередил его:
— Я вызвал тебя пять часов назад.
— Знаю, — ответил Фулгрим, лаконичный и напряженный как струна. — Но я только что лишился корабля и потому был несколько занят.
— Корабля ты лишился без всякой на то необходимости.
— И поэтому ты позвал меня в свою мастерскую жестянщика? — огрызнулся Фулгрим. — Будешь отчитывать за то, что я проявил бесстрашие? Если ты позвал меня, чтобы поглумиться или напомнить, как предупреждал меня, то не трудись. Я не буду извиняться за то, что хотел больше узнать о наших врагах.
— И что же ты узнал? — Пертурабо наконец поднял голову от механизма, над которым работал. — Какие откровения добыли твои монстры в ходе этой столь дерзкой операции?
Вместо ответа Фулгрим снова осмотрел зал, словно картины, анатомические рисунки и математические доказательства внезапно показались ему достойными внимания. Его взгляд стал жестче, дойдя до рисунков позади Пертурабо, и тот понял, что брат собирается сказать, еще до того как были произнесены слова.
— Откуда у тебя эти рисунки?
— Какие?
— Вот те, ужасные. Те, на которых изображено что-то вроде…
— Примарха в разрезе? Ты знаешь, откуда они у меня.
Фулгрим кивнул, и лицо его исказилось от горькой зависти.
— Я мало что помню из времен до того, как нас разбросало по Вселенной, —
он пренебрежительно пожал плечами.— Достаточно, чтобы рассказать своему специалисту по изменению плоти.
— Фабию? — спросил Фулгрим. — Нет, я лишь дал ему разрешение экспериментировать, насколько позволят его знания.
— Правда? Ты действительно ничего ему не рассказывал?
— Может быть, указал некоторые пути, — признался Фулгрим, — но все, что он сделал, целиком его заслуга. Да, в его творениях еще есть некоторый изъян, но великое искусство всегда рождается в поте и крови.
— Это неправильно, — сказал Пертурабо.
— Неправильно? — Казалось, само это слово отвратительно Фулгриму. — Ты до сих пор не понял? Правильного и неправильного не существует. Нас определяют воля и желание, и лишь руководствуясь первым и потакая второму, мы можем достичь истинного совершенства. Пока что несовершенная наука Фабия рождает чудовищ, но в конце концов он создаст подобие бога.
— Он будет создавать только ублюдочных гибридов, нечистых полукровок, которых лучше бы придушить при рождении, — сказал Пертурабо. — Останови его, прежде чем все зайдет слишком далеко.
— Не буду, — отрезал Фулгрим.
Вздохнув, Пертурабо вернулся к заводному «Псу войны».
— Увереннее всего себя чувствуешь, когда даже не догадываешься, что неправ, — сказал он и, взяв инструменты, продолжил работать с внутренним механизмом.
— Он что, сломан? — спросил Фулгрим.
— Ведущее колесо вечного двигателя в его сердце отстает.
— Я думал, это невозможно.
— Напротив. — Пертурабо подтянул винт размером не больше, чем крупица песка. — Тысячи лет назад один гений Старой Земли сформулировал теоретические принципы, но технология того времени не позволила ему построить действующий прототип. В моей библиотеке много его дневников и тайных записей, и, опираясь на них, я смог восстановить утерянные фрагменты и создал чертеж, по которому Вулкан собрал готовую модель.
Фулгрим кивнул; ему уже стало скучно.
— Я думал, Вулкан использует свои кузницы с большей пользой, например, для производства оружия.
— Тогда ты совсем его не знаешь, — ответил Пертурабо. — Он любит кузнечное дело во всех видах — от ковки оружия до создания миниатюрных шедевров искусства.
— И даже таких, которые не работают? Тогда он не такой уж мастер, как о нем говорят.
— Нет, модель была идеальна, — сказал Пертурабо. — Но она получила повреждения при битве у Фолла. Упала с полки, и механизм разбалансировался. Если прислушаешься, то заметишь, как меняется каждый цикл его механического сердца.
Пертурабо переставил «Пса войны» на верстак перед Фулгримом.
— Меня твои игрушки не интересуют, — возразил тот.
— Слушай, — настаивал Пертурабо.
Вздохнув, Фулгрим склонился над столом и повернул голову, прислушиваясь, — и Пертурабо одним мгновенным движением схватил его за волосы. С неожиданной силой он толкнул брата лицом вниз, прямо на модель титана. Чудесный автомат рассыпался на тысячу кусочков, и голова Фулгрима с треском врезалась в шершавую поверхность верстка.
Хрустнула кость, полилась кровь; шестеренки, микроскопические пружины и рычаги разлетелись во все стороны.