Wolfhill
Шрифт:
Но в плотно закрытой от внешнего холода комнате кроме неё самой не было ни души. Лишь на подлокотнике кресла сиротливо висела толстовка Чонина, даря надежду, что парень всё же её навещал.
Хан, говоря честно, не сразу сообразила, что находится не в своей комнате. Пока её тело и разум боролись-свыкались с меткой, образ Чонина, иллюзорное чувство его запаха, присутствия и его обеспокоенный голос – были единственным её ориентиром. Поэтому ничего удивительного в том, что она чувствовала себя прекрасно,находясь на его территории, - не было.
Она грезила им, была благодарна,
…стоит, словно он провинился в чём-то, будто просит прощения и хочет сбежать.
– Я рад, что ты в порядке, - Ким говорит, глядя перед собой, оставляя девушку созерцать лишь его профиль, – Правда рад.
– Очень надеюсь.
Чонин слышит раздражение в её голосе и оборачивается.
– Почему ты так себя ведёшь, Чонин? Что-то не так?
И парень почему-то начинает злиться. Смотрит в доверчивые глаза напротив и злится.
– Что-то не так? – шипит, – Ты ведь не серьёзно? Я поставил тебе чёртову Метку.
Раныль будто удивляется, хлопает ресницами и комично округляет рот. А потом догадывается и улыбается.
– Так ты из-за неё этот спектакль устроил?
– Ты не понимаешь, что это значит, - Чонин качает головой и пытается отстраниться.
– Не понимаю, - соглашается Раныль, – Но мне и не надо понимать. Она на меня не действует, - и прикусывает губу в попытке удержать улыбку.
Чонин каменеет.
– Что ты имеешь ввиду?
– Я говорю, что ваша хвалёная Метка не действует. Она не заставляет меня в тебя влюбиться – вот, что я говорю.
Чонин выдыхает и всё ещё смотрит недоверчиво. Он никогда не видел Меченого человека и не имеет понятия, как с ними обращаться. Ещё более непонятней, откуда она это знает?
И, словно прочитав его мысли, она объясняет:
– Твоя мама много говорила со мной, пытаясь пробудить, пока ухаживала за мной.
И пожимает плечами.
– Ничто, в принципе, не может заставить меня в тебя влюбиться насильно, Чонин. Уже не может, - качает она головой. А потом делает то, чего Чонин боялся хотел больше всего.
Подсаживается ближе.
Кладёт свою совсем-совсем холодную ладонь поверх его, в противовес, горячей, что простыне под ней в пору бы загореться.
А потом смотрит так призывно-отчаянно, что Чонин понимает дальше всё сам.
Он бережно, словно она может сломаться из-за любого нелепого движения, кладёт её руки себе на плечи, притягивает к себе за талию, так чтобы она удобно умостилась у него на коленях и зарывается носом ей в шею. На инстинктивном уровне безошибочно находит поставленную собой метку и прижимается к ней горящими губами. Раныль тяжело выдыхает и крепче хватается за его плечи.
– Прости меня.
– Тш-ш-ш. Ты не сделал ничего плохого. Ты спас меня. Нас всех.
Чонин издает нервный смешок, ни разу с ней не соглашаясь.
– Хватит себя винить. Имей ввиду, мы теперь связаны намного крепче, чем ты думаешь. Всё, что чувствуешь ты, передаётся и мне. И прямо сейчас мне больно.
Она сжимает своими ладошками его лицо и ловит надломленный взгляд карих глаз. Чонин слушает её слова,
пытается их принять и старается думать меньше, на самом деле. Поворачивает голову вправо и целует её ладонь.– Хорошо.
А потом притягивает к себе и целует. У Раныль разом отнимается воздух из груди, взрывается целая вселенная внутри и это неконтролируемое желание целовать Чонина вечность…
У неё холодные ладони, но горячие губы и тёплый язык. Чонин сжимает девушку в руках сильнее, чем следовало бы, и он потом обязательно попросит у неё прощения за эту грубость, но сейчас он просто не в состоянии выпустить девичье тело из кольца своих рук, отпустить её губы. Но Раныль, его девочка, льнёт ближе, просит больше, и сил терпеть, если честно, больше нет.
Чонин ждал слишком долго. Раныль, кажется, ждала не меньше.
– Каким надо быть придурком, чтобы лишать себя этого так долго, - хрипит Чонин между поцелуями, а Раныль улыбается бесконечно счастливо и лишь пожимает плечами.
Действительно, каким же?
========== XV ==========
***Раныль чувствует себя хорошо. Для человека, который много ни мало пережил почти смерть, она чувствует себя прекрасно.
Внизу бабушка готовит завтрак и делает всё в тишине. Девушка лежит на своей кровати и улыбается сквозь слёзы, представляя, как та старается издавать как можно меньше шума, чтобы дать внучке поспать дольше. Раныль пытается улыбнуться своим мыслям, хотя больше всего ей хочется сейчас броситься к ней и обнять.
***На следующее утро после её пробуждения в доме Чонина бабушка увезла её домой, но не проронила с тех пор ни слова. Она была как обычно заботлива – приносила еду в кровать, взбивала подушку – но не разговаривает с Раныль все три дня.
Хан прекрасно понимала, что бабушка винит себя в приключившемся с ней, презирала Метку и, кажется, теперь и себя. Девушка слышала редкие всхлипы по ту стену комнаты, бабушкины тихие шаги, пролёгшие синяки под её глазами и ей самой становилось плохо каждый раз.
Почему все вокруг винят себя, когда ничьей вины нет и не было?!
– Бабушка, поговори со мной.
Госпожа Хан вздрагивает от хриплого голоса внучки и оборачивается. Раныль определённо стало лучше, она, как и всегда, одета в свою привычную домашнюю одежду и стоит на пороге кухни. Будто ничего и не было.
Лишь пятно на её плече заставляет возвратиться в реальность.
– Ты ещё слаба, возвращайся в постель, - вздыхает госпожа Хан.
– Бабушка, я хочу, чтобы ты прекратила винить себя и поговорила со мной. Пожалуйста, - Раныль делает шаг вперёд, не осмеливаясь на второй.
– Ты чуть было не умерла, - говорит бабушка, – Я ведь так просила тебя слушаться меня. И ты чуть не умерла, - у неё ломается голос и она оседает на близстоящий стул.
– Но со мной ведь всё в порядке сейчас, бабушка, взгляни на меня. Я жива и всё со мной хорошо.
Родственница впивается во внучку уставшим взглядом.
– Она всё время твердила то же самое, - и улыбается грустно.
– Кто? – не понимает девушка.
– Ханыль, - вздыхает бабушка, – Твоя тётя. Моя дочь.
– Но… при чём тут она?