XX век. Исповеди
Шрифт:
– Но вам помогали?
– Конечно! Очень много институтов Академии наук с нами работали… Мы были своеобразным мостом между фундаментальной наукой и заводами, куда передавали чертежи. К сожалению, эта система сейчас расстроилась, и сегодня Академия наук не может ничего внедрить. Чертежей в ней не умеют делать, да и ученые не знают правил, по которым работают заводы. Там не модели нужны, а чертежи и технологии… Мы и занимали промежуточное положение: высокую науку переводили на инженерный язык. Правда, мы делали это весьма оригинально, то есть на высоком техническом уровне. И в стране с нами могли работать только три завода. У нас была сильно развита автоматизация проектирования, подчас обходились файлами в вычислительных системах… Здесь, в Свердловске, мы разрабатывали печатную плату, передавали файл на наш завод, который находился в десяти километрах,
– Это и позволяло вам идти впереди?
– Да, мы вынуждены были в два-два с половиной раза делать свои системы меньше, чем у "сухопутчиков". Даже мы не столько заботились о весе, сколько об объеме - нас всегда лимитировал размер ракеты.
– Когда вы соглашались уехать из Москвы на Урал, чтобы заниматься "морской" тематикой, вы представляли те трудности, с которыми придется столкнуться?
– Они появлялись каждый день… И находились подчас весьма необычные решения. Я уже говорил, что попадать надо точно в цель, а место старта определить точно невозможно. Значит, надо уже в полете уточнять траекторию движения ракеты. Как это сделать? Думали, думали, а потом и придумали! Решили взгромоздить на голову ракеты оптико-механическую систему, которая завизировала бы какой-то звездный образ, потом система управления "обсчитывает" этот образ - это непросто, потому что звезд много и можно захватить не ту, которую надо, и затем уточнить траекторию…
– И какая звезда пользовалась наибольшей популярностью? Сириус?
– Нет, система была рассчитана на звезды третьей величины… Для межконтинентальных ракет можно "опереться" на одну яркую звезду и от нее уже "танцевать", но у нас надо было обеспечить постоянную боевую готовность - морская межконтинентальная ракета должна быть готова к бою в любую минуту!
– поэтому мы не могли ориентироваться на одну звезду. Представляете, а если ее в этом месте океана нет! Что тогда делать? Мы брали более мелкие звезды, которые есть на всем небосводе…
– Вы консультировались у астрономов?
– Были специальные люди, которые этим занимались… В некоторых закрытых институтах были астрономические отделы, которые и занимались такими расчетами.
– Значит, звезды прокладывают путь нашим ракетам?
– Оказалось, что таким способом мы смогли "выбрать" не все ошибки - к сожалению, расстояние до звезды нам неизвестно, и следовательно, в стрельбе может быть недолет или перелет. Моряки поставили перед нами задачу: попадать в цель нужно точнее… Думали, думали и придумали: нужны спутники. Была сделана специальная спутниковая система, которая помогала морским ракетам летать точнее… Поначалу нас критиковали, мол, придумали всякую ерунду, а эта система уже добрых четверть века стоит на вооружении и прекрасно действует. И сейчас никто не сомневается в ее необходимости.
– Спутники заменили звезды?
– Да, но в отличие от звезды расстояние до спутника известно, а значит, и мы получили все необходимые данные для корректировки полета ракеты. Мы смогли скомпенсировать оставшиеся ошибки на активном участке, ну а дальше летит "голова", и ее ошибки уже от Бога. Но потом появилась необходимость избавиться и от ошибок "головок", и у нас появились первые, у которых они были минимальными… Тут "сухопутчики" сообразили, что и им подобное надо делать. Так что очень многое мы
делали впервые и, честно признаюсь, гордимся этим!– Почему-то вы говорите в прошлом времени…
– Нас так учили: надо сделать! И мы думали о том, что нужно для того, чтобы выполнить задание… А сейчас все отвечают: нам это неинтересно, да и денег мало… На том разговор обычно и кончается…
– Хотя идет конверсия?
– Многое из военных разработок оказалось пригодным для гражданских целей. Но что-то и не нужным оказалось. К примеру, нет необходимости в аэродинамиках, баллистиках. Люди оказались не у дел. Но есть другая работа, однако люди туда не идут, не хотят переучиваться. Конечно, менять профиль своей работы и отходить от накатанного пути сложно, но выхода-то нет… Это довольно сильно потрепало наш институт, и сегодня он живет исключительно плохо.
– Мы об этом обязательно поговорим, но я хочу вернуться в прошлое. Когда вы впервые попали на морские испытания?
– Это было где-то в 55-м или 56-м году, точно не помню. Королев сказал, что будет делать "морскую" ракету. Он связался с руководством Флота, а те спросили: "Сергей Павлович, а ты знаешь, что такое океан? Нет? Мы тебе покажем тогда…" И Королев собрал человек тридцать - были все Главные конструктора систем, ведущие специалисты. Пилюгин взял меня. Я был тогда ведущим научным сотрудником и фактически руководил лабораторией. Я делал приборы для систем управления, которые "отвечали" за стабилизацию ракеты в полете… Итак, собралась группа конструкторов, и мы отправились в Североморск. Там нас посадили на эсминец, командующий сказал, что с нами сделают "коробочку"…
– Что это?
– У них есть такой термин - ход по "квадрату". В общем наш поход был рассчитан на сутки… Море было неспокойное, четыре балла было наверняка… Часов пять я выдержал, а потом лежал в кубрике и уже не поднимался… Меня сильно укачивает, я даже самолетом летать не могу… Эсминец болтало очень сильно… Так я познакомился с морем…
– Такое ощущение, что вы его терпеть не можете!
– Так уж устроен вестибулярный аппарат, это от Бога, и изменить его нельзя… Кстати, я неудобный человек не только для моря, но для московского начальства. Я их приучил, что еду поездом, а потому такие распоряжения как "Завтра быть!", со мной не проходили… Сначала начальство кривилось, но потом привыкло…
– Итак, поездка на Север стала для вас определяющей?
– У Королева "морской тематикой" начал заниматься Макеев… Это был прекрасный человек, очень интересный. Он часто удивлял меня…
– Чем, к примеру?
– Он мог найти общий язык с любыми собеседниками. Это могли быть торговки или ученые, сельские жители или строители - через три минуты у него с ними был контакт, полное взаимопонимание. Его принимало любое сообщество людей… Да и у себя в КБ он вел себя весьма своеобразно. Собирал людей у себя, всех внимательно выслушивал, а в процессе их выступлений подталкивал к тем решениям, которые считал необходимыми. Ну а в заключении всегда говорил: "Вы ведь сами это предложили, значит будем действовать!" К сожалению, большинство руководителей поступают иначе: они сами решают, а потом об этом оповещают всех остальных… И у них нет контакта с коллективом.
– Макееву удалось создать на Урале "дракона о трех головах" , так по-моему, говорят?
– Имеется в виду союз КБ Макеева, нас и "хозяйство Забабахина", то есть Челябинск-70. Кстати, этот ядерный центр всегда шел впереди, так как здесь работали молодые и энергичные люди. Их заряд всегда был легче, чем из Арзамаса-16, и, на мой взгляд, они работали интересней… Наша кооперация трех центров позволяла выигрывать соревнование с другими…
– Но ведь говорят, что конкуренции не было!
– Это не так. Как Главный конструктор я старался узнать, что делается у других, потому что о своих делах я всегда успею узнать. .. Я не делал так, как другие - я хорошо знал об их недостатках и понимал, где и как их можно преодолевать. Конструктор прежде всего должен искать "слабинки", а уж потом говорить о достоинствах. Наверное, такой подход и позволял нам работать лучше, чем конкуренты… Да, наши системы сложнее, но стреляем-то мы точнее, чем "сухопутчики"! А ведь это главное.