XX век. Исповеди
Шрифт:
Брюс (Канада) - 7 энергоблоков - 6372 МВт,
Запорожская АЭС (Украина) - 6 энергоблоков - 6000 МВт,
Гравелин (Франция) - 6 энергоблоков - 5706 МВт,
Палюэль (Франция) - 4 энергоблока - 5528 МВт…
Среди атомных станций России самые крупные АЭС - Балаковская и Курская, мощность каждой из них по 4000 МВт".
Сейчас на 9 атомных станциях России эксплуатируется 29 энергоблоков установленной мощностью 21242 МВт, в том числе 13 энергоблоков с реакторами типа ВВЭР, 15 энергоблоков с уран-графитовыми канальными реакторами и один энергоблок с реактором на быстрых нейтронах (БН-600).
Мне
А наш разговор с Коломцевым продолжается. Я спрашиваю его:
– Топливо дорогое?
– Очень! Одна загрузка стоит сегодня 70 миллиардов… Мы должны выработать девять миллиардов киловатт-часов электроэнергии, топливная программа под нее - 200 миллиардов рублей. Казалось бы, всего десять процентов - немного, но дело в том. что мы их"живыми деньгами" не получаем, а потому рассчитаться за топливо и не можем. А далее уже "срабатывает" порочная цепочка неплатежей.
– А в чем ее особенность, по-вашему?
– Это конфликт между собственниками и государством. Мы производим энергию, а продают ее частники - получить от них деньги, как известно, можно только силой.
– Но мы говорим о "цивилизованном рынке" ?
– По-моему, это такая же утопическая мечта, как и "общество справедливости".
– Оставим эту тему — она только портит настроение… Вернемся к технологии. Мне кажется, очень важно услышать от вас, как именно работает атомная станция, причем эффективно…Итак, топливо постепенно выгорает, его "производительность" падает - на каком этапе вы понимаете, что его нужно выгружать и заменять новым?
– Это физика и физики. Их у нас много, и по-прежнему они остаются у нас главными специалистами, хотя подчас и распространяется мнение, что физикам теперь нечего делать на АЭС, мол, все там известно…Это ошибочное представление, и каждый день работы станции доказывает это. К примеру, то же топливо. Мы перезагружаем обычно треть активной зоны. Выработанное топливо отправляется в бассейн выдержки - он находится рядом с реактором. Три года топливо держим под водой в этой специальной емкости. За это время остаточное энерговыделение падает, и мы отправляем топливо на "Маяк". Опасна ли такая операция? В принципе, безусловно - ведь используются подъемные краны, разные механизмы и машины, а следовательно, в любой момент они могут выйти из строя. Да, мы применяем резервирование, используем новую технику - к примеру, новые краны уже с двойными приводами - и так далее, но, тем не менее, требуется аккуратность и надежность работы людей. Это и есть "культура безопасности".
– А все-таки сбои были?
– Случалось… Роняли не контейнеры, не сборки, но сходы кассет с инструментом случались, падали и кассеты…
– Это авария?
– Да, но не ядерная, так как в той же воде все происходило, а там они безопасные…
– Что же тогда самое опасное на атомной станции? "Зеленые" считают, что как раз топливо– поэтому они протестуют, когда от вас спецпоезда идут на "Маяк", но вы считаете, что опасность в другом, не так ли?
– Разгон реактора. Как это было в Чернобыле…Это на канальных реакторах.
Неуправляемый процесс там приводит к катастрофе.– Но у вас другие реакторы…
– У нас, наверное, то же самое. Однако наш реактор "разогнать" очень сложно, так как у нас "внутренняя безопасность" реактора намного выше - чем больше мощность, тем он быстрее "глохнет". Но, тем не менее, "доводить" реактор до того момента, когда сработают предохранительные клапаны и системы защиты, не следует - это опасно! Опасна также потеря плотности первого контура…
– Что вы имеете в виду?
– Разрыв трубопровода. И тут самое ответственное - металл! Обязательно следует знать, в каком он состоянии - нужна гарантия, что нет ни трещин, ни разрывов… Нужна четкая работа системы безопасности первого контура…
– Но ведь именно у вас были обнаружены трещины в нем? Как это произошло?
– Во время планового осмотра оператор Виктор Новоселов увидел "туман", который образовался вокруг микроскопической трещины…Вот что значит "человеческий фактор" - именно внимательность и дотошность одного человека смогли предотвратить большие неприятности…
– Так серьезно?
– Конечно. Сразу же началась большая "эпопея" - досконально были исследованы все стыки и трубопроводы… Дело в том, "просвечивали" стыки в то время, когда ставили задвижки, а это было в 71-м и 72-м годах. Но тогда техника была иная, а теперь средства контроля стали более мощными - появились новые источники, более чувствительная пленка. И мы начали все обследовать заново, и естественно, начали выявляться дефекты, которые раньше мы просто не могли обнаруживать… Так началась "эпопея задвижек" - они были обследованы на всех станциях.
– Это делается в обязательном порядке?
– Конечно. И теперь не только в России или на Украине, но и во всем мире. Если на какой-то станции обнаруживается дефект, то об этом становится известно на всех атомных станциях планеты. По любому инциденту информация распространяется в обязательном порядке. Потом идут аналитические записки, пояснения. Это делается для того, чтобы директор любой АЭС мог принять необходимые меры безопасности.
– Это характерно только для мировой атомной энергетики?
– В таком объеме - да. Однако теперь и в авиации, и в других областях, где риск велик, обмен информацией налаживается… Но у нас такой порядок действует после Чернобыля неукоснительно.
– Вы обнаружили дефект - "шнуры" в металле, который и порождал микротрещины, как вы действуете? Что происходит на станции, в атомной энергетике в целом?
– Реакторы немедленно останавливаются…
– Неужели все?
– Такого типа - да. И в Воронеже, и в Козлодуе, и в Финляндии… И везде начали искать подобные дефекты.
– Нашли?
– Нет. "Шнуры" были только у нас.
– Кто-то допустил ошибку?
– Да, это был вполне конкретный человек. Чтобы быстрее заполнить ванночку, он туда клал кусок металла - жгут. Обнаружить сразу ничего нельзя было, нарушение технологии выявлялось гораздо позже, уже во время эксплуатации - монолитного металла не получалось, и на границе со жгутом и возникали трещины…
– Виновник был найден быстро?